Сияющее Эльдорадо - Элизабет Хаксли

Хотя Австралийский континент имеет густую сеть авиалиний и охвачен национальной системой радиовещания, его Запад остается до какой-то степени островом внутри страны, и в области искусства эти островитяне начинают создавать собственную школу. Близость пустыни, преобладание сельского населения, аборигены, жара и сухость — вот, что формирует культуру Западной Австралии.

Влияние культуры аборигенов видно здесь повсюду — это и примитивные рисунки на скатертях, и бумеранги, создаваемые на потребу туристов. Может статься, что именно художники Западной Австралии внесут в национальную культуру континента элементы искусства коренного населения страны.

Все сказанное распространяется и на литературу. В романах Рандольфа Стоу, молодого западного австралийца, образы аборигенов исключительно человечны. Это не символы, не комические или злодейские персонажи, и в то же время они окутаны своеобразной тайной.

Как в живописи, так и в литературе это влияние представляется мне в высшей степени романтичным, и образ неумолимой природы, проходящий красной нитью по всем произведениям местного искусства, только усиливает это впечатление.

В прошлом столетии один из авторов писал, что в характере австралийцев есть какой-то «налет жестокости». Эта жестокость рождена скалами, песком и солнцем.

Без сомнения, когда узнаешь о наследстве, полученном Австралией, то кровь стынет в жилах. По своей наивности я считала капитана Филиппа и его ссыльных первыми поселенцами континента. Но Западная Австралия имеет более древнюю историю контактов с Европой и значительно более жестоких предвестников христианской цивилизации. Еще одна писательница из Перта Генриэтта Дрейк-Брокмен [80] в книге «На пути к несчастью» рассказала историю, чтение которой и сейчас вызывает ужас.

В двухстах пятидесяти милях к северу от Перта у побережья Хералдтона лежат острова Алброльюс. Около них затоплены остатки голландских судов, которые в XVII в. потерпели здесь крушение, потеряв ориентировку где-то между Мысом Доброй Надежды и Явой. Погибло шесть судов. Останки четырех были установлены, включая «Батавию», которая пропала в 1629 г. Старшим офицером на ее борту, представителем Восточно-Индийской компании, был Франческо Пелсарт. Вместе со своим штурманом он спасся на маленькой лодке, достиг Явы и вернулся на яхте «Сардам», чтобы выручить остальных членов экипажа, выброшенных на два небольших каменистых острова группы Алброльюс.

Пока Пелсарт плыл на острова, власть там захватил некий маньяк по имени Иеронимус Корнелиц. Он назначил «совеу» из головорезов и приступил к физическому уничтожению остатков команды. Его целью стал захват судна, которое должно было прийти на помощь потерпевшим. После чего Корнелиц предполагал перерезать команду и начать жизнь пиратов. На островках господствовал террор. По ночам хватали и топили мужчин, душили детей, в то время как их родителей приглашали на ужин к Корнелицу. Его бандиты перерезали горло всем заболевшим. В одну из ночей были истреблены восемнадцать мужчин и мальчиков, в течение другой — пятнадцать женщин и мальчиков. Детей травили, мужчин, пытавшихся спастись бегством, ловили и обезглавливали. В день кораблекрушения на борту «Батавии» было двести шестьдесят восемь человек, но только семьдесят четыре из них вернулись на Яву на «Сардаме». Бунтовщики убили сто двадцать пять человек; от сорока до пятидесяти утонули при попытке бежать с острова.

В конце концов Иеронимус Корнелиц был схвачен и передан Пелсарту, который после допроса и пыток повесил его и шесть других главарей.

Очевидно, у Пелсарта был мягкий характер, хотя происшедшее страшно потрясло его. Он не решался определить судьбу остальных участников бунта. Пелсарт не мог понять, почему эти люди, понимая, что власть захвачена душевнобольным человеком, принимали участие в его преступлениях, хотя и под угрозой. Как можно было определить вину Яна из Беммеля, стюарда, которому исполнилось всего восемнадцать лет? Корнелиц сказал ему:

— Вот моя сабля, иди и убей Корнелиуса Андерсена, отсеки ему голову, чтобы посмотреть, насколько остра сабля.

Приняв во внимание молодость Яна, Пелсарт помиловал юношу, тем более что его никак нельзя было сравнить с Уотером Лис из Маастрехта, солдатом двадцати четырех лет, который в соответствии со свойственной его характеру низостью по своей воле пошел в сообщники к «безбожнику и негодяю Иеронимусу Корнелицу и вместе с ним убивал людей».

Пелсарт проявил милосердие, но в то же время он был и деловым человеком. Двое молодых преступников, заслуживших смерть, были помилованы и оставлены на острове, чтобы заручиться дружбой местных жителей и вообще разведать обстановку. Они смогли бы оказать помощь Компании, если голландские корабли решат вернуться в этот район. С этой целью молодых людей снабдили ножами, бисером, колокольчиками и маленькими зеркалами для раздачи аборигенам. Им велели установить дружеские отношения с вождями. Пелсарт надеялся, что тогда их отведут в деревни, где ссыльные смогут «разведать, не находят ли в тех местах золото, или серебро, или еще какие-либо камни, считающиеся у туземцев дорогими». Если случится голландским судам зайти в эти места, то местных жителей можно будет «снабдить изделиями из железа или меди, образцы которых будут оставлены у ссыльных».

Итак, первые белые христиане попали в Австралию: двое убийц, признавшихся в своих преступлениях. «Более всего помните о Всевышнем, — поучал их Пелсарт, — никогда не забывайте о Нем, и Он всегда поможет вам».

Каков был конец этой истории, плохой или хороший? Приняли ли Уотера Лиса из Маастрехта, «капитана команды убийц», и Яна Релгром из Беммеля, который сидел на ногах женщины, удушенной ее собственными волосами, аборигены или нет или, что более вероятно, они погибли на этой, по словам Пелсарта, «сухой, проклятой земле» Южной Австралии? Мы этого никогда не узнаем. Но возможность выжить им, первым белым австралийцам, поставившим на карту свою жизнь, была предоставлена.

В то время как Пелсарт занимался поисками сокровищ для Компании на разбитых судах, он заметил присутствие «множества кошек удивительной формы, таких же больших, как кролики. Они брали пищу передними лапами, как обезьяны или белки, и производили потомство удивительным, достойным описания способом: под брюхом самки имеют сумку, в которой можно поместить человеческую руку, а в сумке имеются соски. Там были обнаружены детеныши, державшие сосок во рту, размером не больше фасоли, но конечности их были развиты пропорционально…» Это первое, ставшее известным описание валлаби.