Петербург в 1903-1910 годах - Сергей Минцлов

15 февраля. Видел Н. Д. Носкова и Е. И. Игнатьева.

Последний в большом фаворе у Карышева, часто заходит к нему и рассказал великую новость: Тотомианц ушел из «Образования»[250].

Чудо настолько большое, что решил побывать у Карышева.

Встретил он меня чуть не с объятиями, — знак плохой. Оказалось, что за время моего непосещения редакции накопилось множество событий и все до некоторой степени были предсказаны ему мною и Носковым.

Еще на самом первом редакционном собрании я поднял вопрос — на каком основании, без ведома всех членов редакции, в список сотрудников попало несколько новых лиц. Пригласил их, как выяснилось, Тотомианц; Карышев извинился и сказал, что спешный выпуск первой книжки не позволил им посоветоваться с нами и что впредь этого не будет.

По выходе второй книжки, список сотрудников опять увеличился; на ее обложке очутились уже совсем нежелательные имена. Опять это оказалось делом рук Тотомианца и попустительством Карышева. Общих собраний у нас более не было, одиночные мои протесты ни к чему не вели, а Тотомианц все нагонял и нагонял в журнал своих людей.

— Смотрите! — предупреждал я Карышева, — вас заполонят эсдеки и скоро вы очутитесь в плену у них. Тотомианц их застрельщик и ведет свою линию неуклонно!

Одновременно с этим Тотомианц начал поход и против всех нас, не принадлежавших к его партии, членов редакции.

Носков не выдержал этой марки и ушел, я тоже совершенно отстранился от журнала. Тотомианц мог бы торжествовать.

И вдруг к Карышеву является литературный «некто в сером» — Бонч-Бруевич и заявляет ему, что он не может работать в «Образовании», т. к. в списке сотрудников его значится Изгоев[251].

Затем приходят Финн-Енотаевский, тот же Бонч, Клейнборт[252] и еще кто-то из столь же знаменитых особ и заявляют, что они явились с «требованием в качестве уполномоченных от партии эс-деков об удалении из состава редакции… — Тотомианца, как изменника партии, и всех остальных не эс-деков».

Карышев обещал им устроить собрание шестнадцатого и вот на это-то собрание я и получил приглашение. В «изменники» Тотомианц попал потому, что должен был сделать «Образование» чисто эс-декским журналом, но до сих пор не выполнил этого.

Не лишена интереса и отдельная сценка с Финном. Е. Тотомианц, познакомив с сим мужем Карышева, выпросил тут же аванс для него в 50 р. Финн принес ему потом какую-то статью.

Когда явившаяся депутация в ответ на свое требование услыхала отказ, то заявила, что в таком случае все эс-деки уйдут из журнала и что этот уход будет крахом для него, т. к. их огромное число. Финн потребовал обратно свою рукопись.

— Деньги на стол! — ответил ему Карышев. — Верните аванс — получите рукопись.

Финн настаивал на немедленном получении ее; Карышев твердил свое. Тогда Финн замолчал и через несколько минут сказал: «да, вы правы, конечно. Но, надеюсь, вы мне не откажете дать рукопись на несколько минут для исправления конца?»

— На несколько минут?

— Да.

— Пожалуйста!

Карышев вынул рукопись и подал ее Финну. Тот согнул ее пополам и прехладнокровно засунул в боковой карман.

— Больше вы ее от меня не получите! — сказал он — она будет у вас только тогда, когда уйдут все нежелательные для нас лица!

В результате Карышев пришел к следующему решению. 16-го он «примет» эс-деков и будет говорить с ними единолично, пообещает им исполнить постепенно их требование, чтобы избегнуть скандала, вредного для журнала, и затем… «выпрет» их самих.

— Зачем же нам приходить — спрашиваю: — если собрания не будет? В качестве чего же мы будем сидеть тогда у вас за ширмой?

— В качестве моих гостей. После подобного объяснения мне необходимо побывать среди таких людей, как вы… Понимаете меня?

В конце концов я согласился придти к нему в качестве гостя и вот теперь сижу дома, пишу эти строки и недоволен собою: не нужно было давать этого глупого обещания. В качестве чего мы будем сидеть у него в столовой? В качестве засады дворников для выручки «хозяина», если его бить начнут?

17 февраля. Эс-деки провалились с треском.

Пошел вчера без четверти семь часов вечера в «Образование» и почти у подъезда встретился с шедшим туда же Кирьяковым[253].

В редакции был уже Тумим и еще кое-кто. Тумим не был в редакции с неделю и не знал совершенно ничего; я посвятил его во все тайны.

— Знаете что? — ответил он, глядя на меня круглыми глазами: — у меня совершенно не укладывается в мозгу то, что вы рассказали!

Я засмеялся. Народа все прибывало. Наконец, между черными пиджаками в сюртуками замелькало розовое лицо Ниночки, дочки хозяина, приглашавшей нас в столовую. Я отправился туда с Тумимом. Там уже сидели Н. Русанов (Кудрин)[254], старик Вух, Е. Игнатьев и Кирьяков.

Принялись за чаепитие и конфекты.

Звонки между тем раздавались за звонками; взрывы нашего смеха, несомненно, доносились в редакционную залу, где уже начались речи г.г. экспроприаторов. Голоса там все повышались.

Вдруг вбегает Ниночка и взволнованно заявляет, что «там на папу кричат!». Эмилия Константиновна побледнела. Я поднялся с места и, сделав вид, что поплевал в кулаки, произнес: — «Ну, ребята, вали; хозяина бьют!» Мне ответили дружным смехом.

Через некоторое время к нам явился В. Поссе[255].

— Черт знает что! Я никогда не слыхал и не видал ничего подобного — была его первая фраза при входе. — Это же хулиганы какие-то!

Поссе — не член редакции и приехал исключительно затем, чтобы быть свидетелем того, что произойдет.

Оказалось, что их требование «собрания» было в несколько иной форме, чем мне передал Карышев. Они заявили, что, если К. не желает устроить собрание, то они вломятся силой и оно все-таки будет. Они распределили уже между собой даже отделы и роли в журнале.

Поссе заявил, что Карышев ведет себя не так, как надо, идет на уступки и сказал, что он согласен «выкинуть» несколько неугодных им фамилий из списка, но не все…

— Если будет вычеркнута хоть одна фамилия — мы должны уйти решительно все. Это пощечина для всех нас, — заявил я. — Здесь не гимназисты и «исключать» кого-либо не имеют права. Прежде всего, у нас конституция и Дм. Ал. ничего не может решать самолично: он должен выслушать эту братию и сказать, что «хорошо-с, я передам все это комитету и там увидим, что решит он».

Все, особенно Тумим и Русанов, встали за меня. Вызвали Карышева и когда он прибежал, сказали ему, как он должен держаться с господами, забравшимися к нему в дом.