Выстрелы с той стороны - Александр Ян

Габриэлян выбросил замученный апельсин в корзину для бумаг и, остановив выжималку, налил себе сока. Коллеги смотрели на портативное орудие давления косо, но свежий сок скрывал вкус биостимулятора много лучше, чем кофе или даже чай, а взгляды можно было пережить.

Вопрос: может ли служба безопасности взять пострадавшую под охрану на время установления меры легальности инициации? Конечно. Устроить ей очную ставку с инициатором? Конечно. Две таких ставки за тридцать два часа будут уже некоторым перебором, даже если как следует мотивировать их следственными материалами — в которых тоже, впрочем, обнаружилось достаточное количество щелей. А вот стимуляция нейронов высокочастотным излучением — это уже не перебор и не служебное нарушение, это уже преступление.

А теперь вопрос главный, Азизова Майя Львовна: что же нам с вами делать? В принципе, чтобы утопить следователя Дмитрия Грушко, вы нам не нужны, этот топор роскошно утонет и сам, на одной служебной документации. И чтобы утопить Старкова, вы тоже не нужны — ибо в интересах державы нужно Старкова не под суд подводить, а повернуть все так, чтобы его свои же заели за несообразное поведение. Тогда никто не будет в обиде на центральный аппарат. А клановым показания свидетеля ни к чему. Им самого факта вполне достаточно.

И дело даже не в том, что Старков вместо какого-нибудь перспективного чиновника или ученого певичку пригласил, да еще и не удержал и тем своего патрона Коваленко оконфузил. А в том, что властный ресурс, который мог быть клану очень полезен — связи в СБ стоят дорого, а по-настоящему коррумпированный следователь, которого есть, на чем прижать, так и просто на вес серебра — и вот этот ресурс он в частном деле задействовал, засветил и погубил, приказав дожать эту самую певичку в нарушение закона об инициации…

Но ведь Старков далеко не дурак. Совершил страшную глупость, но до нее ни в чем подобном замечен не был и продвигался уверенно: получить квоту на инициацию в двадцать пять лет от причастия — не шутка. Значит, в вас, Майя Львовна, есть что-то еще, кроме бешеной харизмы, на которую реагируют даже соковыжималки. И это «что-то еще» не хотелось бы растратить из-за ерундового дела.

«Будет нашею страна — молвит Шан Ван Вогт», — пропела планшетка.

Вот это вряд ли. Вялотекущий конфликт с Ирландией идет уже три поколения — и может идти еще тридцать три, если кому-то не придет в голову изменить правила игры. В прошлый раз на это ушло лет восемьсот. Это даже не КПД шадуфа, это КПД той птички, которая стачивает алмазную гору клювом. Только вы, Майя Львовна, к этому не имеете никакого отношения. То, что у вас были готовы эти переводы, кое-что говорит о мере вашей лояльности, но вот соотносись вы с любым подпольем хоть краем, вы ни за что, даже в бреду и безумии, не стали бы выбирать для прощального фейерверка именно этот репертуар. Потому что понимали бы, что по всем вашим связям пройдутся с максимальным разрешением, чтобы выяснить, кто и почему пытался обвалить Лири ее программу. Просеют все, и даже до школьных любовей доберутся.

И теперь (Габриэлян проглотил зевок и запил остатками сока) ваша судьба зависит от того, хотите ли вы по-прежнему жить или все же умереть. Потому что единственным хоть сколько-нибудь надежным пунктом в вашем деле являются ваши же показания. Которые вы можете взять назад как данные под физическим и психологическим давлением, в состоянии эндокринного дисбаланса. А можете и не взять, если твердо намерены закончить карьеру гейши в двадцать три года.

«Что для всех для нас одна — молвит Шан Ван Вогт», — планшетка донесла последний жалобный дребезг неверной рукой взятого аккорда, и два звука падения: глухой — человека и звонкий — гитары.

М-да. Вот тут кто-то вызвал «скорую». Но ребята из управления успели раньше. Потому что миз Марта-Эрика Лири, кстати, никаким образом не О'Лири, О'Лири был ее дедушка, хотя и сама Марта в молодости увлекалась, скажем так, делами исторической родины, имя все-таки обязывает… так вот, миз Лири оказалась человеком наблюдательным и воротник-стоечку, зеленый шарф и тип косметики в единое целое связала. А поскольку увлекалась, то и тексты, даже в вольном переводе, опознала сразу, много раньше аудитории. И решила, что это провокация и что ее хотят скомпрометировать. Мол, открещивалась, открещивалась, а на празднике у нее только что «Éirinn go Brách»[27] не кричали. Вы ведь об этом не подумали, не так ли, Майя Львовна? И вообще, это в некотором роде комплимент нашим службам — то, что вы были твердо уверены, что ваш демарш не повредит посторонним. Правильно были уверены, конечно.

Планшетка поехала крутить запись сначала, с «Эй, Падди, слышал новость, от которой дрожь в ногах…» — Габриэлян ткнул пальцем в «стоп» и, включив соковыжималку, замучил последний апельсин. Со вздохом забросил в емкость капсулу, встряхнул соковыжималку — shaken, not stirred — и перелил жидкость в чистый стакан. Потом подошел к кушетке и снял со спящей свой пиджак.

— Майя Львовна, проснитесь, пожалуйста.

Да, пребывание здесь на нее определенно подействовало. Проснулась рывком. В глазах — никакой мути. С другой стороны, гейш, вероятно, учат и этому.

— Сколько времени…?

А вот язык слегка заплетается — во рту сухо. Десять часов назад Габриэлян не мог ей ничего предложить, кроме воды, а несколько глотков, которые она сделала прежде, чем упала спать, от уже наметившегося обезвоживания не спасали. Габриэлян протянул ей сок и посмотрел на часы.

— Сейчас шесть тридцать утра — следовательно, проспали вы где-то десять часов. Извините, Майя Львовна, я вам больше времени дать не могу, самому позарез нужно отдохнуть, так что давайте я вас быстренько отправлю домой, и сам поеду.

— До… домой?

— Вас в камеру возвращать нельзя. Я тут еще не все зачистил, и вам, к сожалению, могут устроить несчастный случай или самоубийство. — Да, понял он, глядя в изумленные глаза сиды из холма, линия взята верно: не давать ей выбора, подносить освобождение как почти свершившийся факт. — Когда вас привели, я понял, что толкового разговора не получится, и дал вам поспать. Я бы больше дал, но мои временные ресурсы уже исчерпаны. Так что давайте я сейчас быстро запишу ваши показания, и вы пойдете домой, досыпать.

— Но я уже…

— Осторожнее, попадет не в то горло. Эти глупости я читал. Совершенно безграмотная работа. Там даже структура предложений не ваша. А я хочу услышать, как это было на самом деле.

Майя Львовна выдохнула и покачала головой. Она не верила ему. Она никому не верила.

— Я не хотела становиться варком. И, в общем-то, жить уже не хочу. Вот вам и вся правда. Самоубийство, сердечный приступ, категория — какая разница. Мне все надоело.