Проклятие чёрного единорога - Евгения Преображенская

class="p1">Летодор не ожидал увидеть нечто особенное, скорее это была дань знакомству. Ему уже доводилось наблюдать танец Орфы под аккомпанемент и песни Джиа. И в тот момент гораздо большее впечатление произвел на него насыщенный, словно магический, голос наемницы. Орфа же просто хорошо владела своим телом и не более того.

Однако то, что ведьмак увидел сегодня, заставило его сердце замереть от восторга. На сцену вышла отнюдь не та бродячая танцовщица Орфа, но некая дивной красоты и прелести женщина – гордая и блистательная царица. И во славу этой красоты зал наполнял сладкий аромат роз, которые держали в руках пришедшие на ее выступление зрители.

Летодор вдруг пожалел о том, что сам он так и не позаботился о цветах. Такая женщина, как Орфа, заслуживала самых лучших цветов и украшений. Мужчине захотелось преподнести ей все богатства мира, совершать подвиги во славу и превозносить ее дивный образ.

Эта страстная красота и сила ее танца очаровывали. Окутанное белоснежной пеной платья, ее стройное тело манило прикоснуться к себе, нежные руки завлекали в объятия, длинные черные кудри сияли колдовской силой. У мужчины перехватило дыхание.

Но вот музыка стала затихать, и движения Орфы сделались медленными. Она подняла голову, всматриваясь в зал, и встретилась взглядом с Летодором. Ее темные глаза на миг вспыхнули и погасли, а на губах мелькнула тень улыбки. Она глубоко вздохнула и низко поклонилась зрителям.

Зал взорвался аплодисментами. Люди вставали с кресел, хлопали, бросали на сцену цветы, призывая свою царицу танцевать снова и снова.

Мелодия жалобно застонала, дрогнула и затихла. Один из старцев выпустил из объятий одурманенную девицу, которую он все это время использовал для забавы, отложив ее, словно старую и надоевшую куклу. Его глаза с жадностью устремились на изогнувшуюся к нему навстречу танцовщицу.

Донас’ен одарил жрецов сладострастной улыбкой и обернулся к подруге, жестом предлагая той отложить ее музыкальный инструмент и присоединиться к танцу. Леи послушно встала и приблизилась к эльфу. А Донас’ен обхватил ее руки своими и требовательно опустил их на широкий пояс, скрывавший его мужские бедра. Девушка распустила шнуровку, и нарядная деталь одежды соскользнуть на пол.

Покоряясь ритму, заданному Донас’еном, Леи принялась ласкать его тело. Она неспешно водила кончиками пальцев по груди, животу и ниже. Несмотря на всю его женственность, природа не обделила эльфа и мужскими достоинствами. Тонкая ткань платья, казалось, готова была треснуть по швам. Их публика довольно охнула, раздались аплодисменты и подбадривающие комментарии.

Некоторое время наемники танцевали, аккуратно прикасаясь друг к другу. Но наконец Леи мягко оттолкнула от себя Донас’ена, бросив того в объятия одного из самых сильных жрецов – хозяина башни, а сама последовала к двум другим…

Орфа кружилась в вихре белоснежного шелка. Черные кудри хлестали ее по лицу и плечам, но она не замечала этого. Она не видела сцены и зрителей. Она уже не слышала скрипок и флейт.

Девушка внимала иной музыке. Ее стройные ноги ступали меж звенящих во мраке струн. Струны эти сияли подобно хрусталю и сплетались друг с другом в сложном рисунке.

Девушка танцевала, словно высекала звуки из невидимого инструмента – взмахом рук, поворотом головы. Могучее течение мелодии подхватило Орфу, наполняя девушку силой, помогая той удержаться, не сбиться со сложного ритма и не упасть в изнеможении.

Танцовщица кружилась, словно во сне.

Одного за другим их окутала волна наслаждения, но только лишь для того, чтобы затем утянуть в сладкую пучину сновидений. Один за другим все пятеро жрецов, пресытившиеся и одурманенные яствами, вином и наркотическим дымом, удовлетворенные лишь сладострастным зрелищем да скупой прелюдией, откинулись на мягкие перины и провалились в сон.

Донас’ен небрежно убрал со своего бедра жреческую длань и уже хотел было подняться на ноги, но внезапно седобородый старец, что был хозяином башни, очнулся. Неожиданно ловко он схватил Донас’ена за волосы и, подмяв его под себя, с недюжинной силой придавил к полу.

– Эльфья сучка, – прошипел он, одной рукой держа наемника за горло, а второй быстро накинув на себя защитную ауру. Донас’ен захрипел и обмяк: враждебная магия душила его сильнее, чем толстые пальцы их гостеприимного хозяина. – За идиота меня держите… – Жрец обернулся к Леи и вскинул руку, рисуя в воздухе смертоносные пассы.

Но, вместо того чтобы, испугавшись, броситься бежать, наемница не двинулась с места. Она извлекла из волос шпильку – слишком длинную и широкую для обыкновенной шпильки, какими пользовались самторийские дамы, – и отмахнулась ею, словно кинжалом. Еще в Черном лесу Леи поняла, что для отражения магической атаки вовсе не нужен магический меч…

Не успели ее волосы, высвобожденные из прически, рассыпаться по плечам, как атакующая аура жреца истаяла, так и не достигнув цели.

– Не приближайся, – выдохнул старец, не сводя глаз с девушки. – Раздавлю… – Он схватил эльфа за горло обеими руками.

Одним прыжком Леи оказалась подле жреца. Затем уверенным движением вогнала шпильку-кинжал в скругленную поясницу священнослужителя. Тот даже не успел обернуться. Наемница нашла в сплетенных им нитях самый слабый узел и перерубила его по ходу удара.

Жрец замер, прерывисто сипя. Он не мог шелохнуться. Почти заботливо Леи помогла ему прилечь обратно на подушки, одновременно высвобождая напарника.

– Lumbalis – четвертый и пятый позвонки – испытывают наибольшую нагрузку, – ответила она на молчаливый вопрос, застывший в его расширенных глазах. – Но при этом менее всего защищены. Как видно, не только на физическом уровне. – Она улыбнулась. – Приятного тебе паралича…

Леи склонилась над Донас’еном, вслушиваясь в его дыхание.

– Моя волшебница, – слабо прошептал мужчина, не открывая глаз. – Какое славное представление ты устроила…

– Ты как? – спросила девушка.

– Жить буду. – Глубоко вдохнув, мужчина открыл глаза и, привстав на локтях, неожиданно поцеловал Леи в висок. – Спасибо тебе…

Девушка вздрогнула и нахмурилась. А эльф покрутил шеей и поднялся на ноги как ни в чем не бывало. Словно только что его не душили, а разминали. Он оправил платье и, слегка пошатываясь, приблизился к одной из портьер, закрывавших атласные стены. Легким движением руки Донас’ен откинул ткань в сторону, и Леи охнула.

Стена сверху донизу была увешана картинками, изображающими внутреннее строение людей и животных, и разнообразными медицинскими инструментами. Чего только тут не было: зажимы, расширители, стеклянные и металлические трубки, молоточки, ножницы и лезвия необычных форм.

Леи стало дурно. Как наяву, в ее памяти всплыл образ клиники-интерната, где прошла часть ее детства: медицинские справочники и энциклопедии, которые она так любила читать, кабинеты с оборудованием, куда запрещалось входить, отделение интенсивной терапии. Наемница тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Это все