Мой знакомый призрак - Майк Кэрри

Услышал я ее раньше, чем увидел: неловкое цок-цок-цок высоких неустойчивых каблуков. Благодаря обильному, неумело наложенному макияжу, карие глаза делали ее похожей на панду. На смертельно напуганную панду. Это Роза! Сейчас, увидев вблизи, я отбросил последние сомнения.

– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – поинтересовался я.

Трудно сказать, чего именно я ожидал, но явно не этого. Из кармана жакета Роза достала острый кухонный нож, в такой ситуации выглядевший нелепо и угрожающе.

Через секунду стало и того хуже: размахнувшись, она попыталась вонзить его мне в сердце. Я отскочил назад, и лезвие вспороло пустой воздух. Роза чуть не потеряла равновесие, но, устояв на ногах, с силой ударила снова.

– Это сделал ты! – кричала она с сильным русским или, возможно, чешским акцентом. – Снова! Ты снова с ней это сделал! Он сказал, что виноват ты!

С третьей попытки мне удалось поймать ее за запястье, но девчонка вырвалась и чуть не задела неожиданным ударом, справа. Господи, какая худенькая! Пальцы чуть не сомкнулись, когда я на секунду схватил ее за предплечье. Однако ненависть, которую она, судя по всему, ко мне испытывала, придавала воистину дьявольскую силу: с гневным криком Роза снова бросилась в атаку.

На этот раз я не стал ее удерживать, а резким вертикальным ударом выбил нож. Роза, сдавленно всхлипнув, схватилась за запястье. Пнув нож в противоположный конец туннеля, я широко раскинул руки, показывая: драться не буду.

– Я ничего никому не сделал, – заявил я, – но хотел бы узнать, что такого, по-твоему, совершил и кто тебе об этом сказал. Может, хоть после твоих объяснений я пойму, в чем дело…

По-прежнему сжимая запястье, Роза пронзила меня ненавидящим взглядом, затем с тоской посмотрела на нож и со всех ног рванула к лестнице. Я поймал ее на второй же ступеньке и, обвив руками талию, прижал к себе. Пришлось наклониться в сторону, потому что строптивая девица вырывалась, а я побаивался ее жутких каблуков.

– Пожалуйста, Роза, объясни, почему ты злишься? В чем пеня обвиняешь?

Р-раз – худенькое тельце напряглось, а потом неожиданно обмякло. Повернувшись вполоборота, Роза прижала голову к моему плечу, и из груди вырвался полустон-полувздох. Затем она снова будто обессилела, и я прижал ее к себе.

Сбитый с толку, я ослабил бдительность; девица же, выбрав оптимальный момент, резко согнулась и, выпрямляясь, сильно ударила меня затылком по переносице. Я повалился назад, к стенке туннеля, а Роза сбежала. Когда мои глаза перестали слезиться, она уже скрылась.

Затылок болел, уязвленная гордость – еще сильнее, и я, поднявшись на Юстон-роуд, огляделся по сторонам. Никого. Даже на пятнадцатисантиметровых каблуках девчонка двигалась с поразительной скоростью.

Головная боль превратилась в мигрень, от которой началась тошнота. В попытке успокоиться и прийти в себя, я опустился на высокий поребрик, что тянулся вдоль дороги. Похоже, женское насилие – характерная и очень опасная особенность этого заказа. Одна Шерил была со мной мила.

Неожиданная идея всплыла на поверхность пульсирующей боли; всплыла и закачалась поплавком: бодро, как может лишь абстрактная мысль посреди бурного моря мигрени. «Она все повторяла „розы“, „розы“, – сказала Фархат, когда я спросил про призрачную женщину. И Шерил во время первого разговора говорила практически о том же. Но они обе ошиблись: я почти не сомневался, что незваная гостья архива имела в виду девушку Розу.

Так, что у меня по плану? Во-первых, хотелось устранить кое-какие неясности в Боннингтоне – неясности, связанные с пластиковыми пакетами на крыше пристроя. Во-вторых, последние события склоняли, к необходимости побеседовать с Розой в следующий раз, когда поймаю ее без колюще-режущего предмета в руках. Однако важнее всего в тот момент казались листочки Никки: если вернуться сними в Боннингтон, велик шанс попасть под горячую руку Элис, а там и до рукопашной недалеко.

Поэтому вместо архива я спустился с драгоценными записями в метро. Конечно, до Банхилл-филдс подземке далеко, но она куда лучше улицы и в принципе оказывает действие аналогичное кладбищу. Быстро движущийся поезд что глушитель, или демпфер для моей внутренней антенны. Поэтому, несмотря на шум, тряску, отсутствие вентиляции, запах разлагающейся еды и близость потных подмышек, метро, словно крылья ангела, окутывает меня дымкой покоя. А где покой, там и мысли совсем другие… В общем, когда нужно не спеша и как следует подумать, я частенько катаюсь по Кольцевой. Неудобно устроившись на сиденье (один из пластиковых поручней вырвали с мясом, потому приходилось нарушать Личное пространство дородного парня в футболке «Сизор систерс», от которого нещадно разило ацетоном), я вытащил из кармана листочки и стал изучать. Информации куда больше, чем мне сначала показалось: около десяти обманчиво тонких, как калька, листов, полных плотного отформатированного текста, испещренного значками процентов: мол, все написанное относительно. Одному Богу известно, где Никки все это нарыл!

Итак, передо мной заметки о сомнительных смертях, но в слегка запутанном виде из-за того, что слова шли единым массивом без знаков препинания, заголовков и пробелов, Вот, например, первая:

МЭРИПОЛИНАГЛИСОН28ИССИНЯЧЕРНЫЕ54ТУПОЙИНТСРУМЕНТВКЛИНЕННЫЙПЕРЕЛОМ12НЕУСТАНОВЛЕННЫЙ7ЧЕРЕПК-ЛЮЧИЦАЛЕВАЯПЛЕЧЕВАЯКОСТЬУЛИЦАТРОТУАРСТАРАЯБОЧ-КАПУБЛИЧНЫЙДОМПОКАЗАНИЯСВИДЕТЕЛЕЙ2253ДА12МИНУТМНОГОКРАТНЫЙПРИЛАГАЕТСЯ1Й2ЙЗЙ4Й5Й6Й7ЙВПРИЛА-ГАЕТСЯ8Й9Й10ЙПРИЛАГАЕТСЯ11ЙСОДРАННЫЙЧИСТЫЙСОД-РАННЫЙ

И так далее в той же мрачной бесстрастной манере, затем второе имя – КЭТРИН ЛАЙЛ, и следующий массив слов и цифр. Просматривая их, я твердо решил никогда не прикасаться к оригиналам полицейских отчетов: волна отрицательных эмоций накроет меня с головой и утопит.

Местами распечатка была совершенно нечитаемой, местами – рассказывала до боли знакомую историю в различных угнетающих вариантах. Особо не надеясь на мои скромные способности, на последних страницах Никки приложил материал иного рода: подборку с различных новостных сайтов, где факты излагались в менее сжатом виде. С помощью этих подсказок я и сквозь полицейский отчет продрался куда быстрее.

Сначала я отсеивал явные несоответствия, а потом соответствия, не вписывающиеся в мою схему. Несчастные случаи с множеством свидетелей, домашнее насилие, жертвы которого жили в районе Юстона: воскреснув, они, скорее, вернулись бы домой, а не в архив, этот полный заплесневелой бумаги холодильник; инфаркты, инсульты и другие банальные трагедии человеческого существования: они обычно позволяют проскользнуть в загробную жизнь без особого шума и затруднений.