Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих

повел его через рощу на простор прерии. Харка слышал вокруг множество шагов. Казалось, все обитатели вигвамов решили стать свидетелями первого выстрела, который должен был сделать из Священного Железа один из Сыновей Большой Медведицы. И этим счастливчиком был он, Харка!

Все вокруг были охвачены тревогой. Собаки шныряли по стойбищу и испуганно выли, лошади беспокоились, мужчины и юноши перешептывались на ходу. Изредка раздавались отдельные возгласы.

Харка поискал глазами отца. Тот шел рядом, справа от него. Слева шагал высокий белый человек с рыжеватыми волосами. Харке показалось, будто он чувствует затылком чей-то взгляд. Оглянувшись, он встретился глазами с Хавандшитой и Татанкой-Йотанкой. Они тоже присоединились к процессии. Вот какой властью над людьми обладал белый человек с мацавакенами!

Сыновья Большой Медведицы и их гости миновали рощу и вышли в прерию. Небо окрасилось в зловещий багровый цвет. Скалистые горы казались черной обгоревшей стеной, за которой полыхал небесный пожар. Огненный шар заходящего солнца медленно скатывался с одного облака на другое, то исчезая, то вновь вспыхивая.

В резкой смене погоды в прерии не было ничего необычного. Но люди, захваченные происходящим и не замечавшие ни туч, ни ветра, были удивлены тем, что яркий солнечный день вдруг перешел в мрачные предгрозовые сумерки.

— Стойте! — крикнул Рыжеволосый, остановившись и подняв вверх свой собственный мацавакен в знак того, что он хочет говорить. — Стойте, Сыновья Большой Медведицы! Сейчас вы увидите первый выстрел — лучший во всей прерии от Канады до Мексики! Внимание! Расступитесь!

Широкими шагами он протопал в своих высоких сапогах сквозь толпу, образовав коридор, и отмерил две дистанции на одной линии — двести и пятьдесят метров. Затем вернулся на прежнее место.

— Эй, парень! — крикнул он Шонке. — Установи мишени. Первой повесь меховую куртку, второй — бизонью шкуру. Да поживей, пока солнце не скрылось!

Шонка побежал в стойбище. «Странно… — подумал Харка. — Я буду стрелять, а Шонка прислуживает мне, устанавливает для меня мишень, потому что так велел белый человек. Видно, этот бледнолицый — великий вождь».

Шонка вскоре вернулся и, вбив в землю палку на расстоянии пятидесяти метров от Рыжеволосого, повесил на нее детскую меховую куртку. На расстоянии двухсот метров он водрузил на вбитую воинами палку раскрашенный щит из нескольких наклеенных друг на друга бизоньих шкур.

— Дакота! — крикнул Рыжеволосый. — Я стреляю первым. Я попаду в то место на куртке, где должно быть сердце, а щит продырявлю посредине. Я все сказал. Хау!

Он опустился на левое колено и, опершись локтем на правое бедро, прицелился. Прогремел выстрел. Куртка едва заметно качнулась. Рыжеволосый встал. Воины бросились к мишени.

— Попал! Попал! — закричали они, пораженные тем, что бледнолицый смог поразить цель, стреляя в такой необычной позе.

На губах стрелка играла улыбка высокомерия, очень похожая на насмешку. Он опять поднял винтовку, прижался щекой к прикладу и выстрелил. Воины опять бросились к мишени — толстому щиту из бизоньих шкур. Пуля пробила его точно посередине.

Раздалось несколько громких возгласов, многие стали перешептываться:

— Вакан! Вакан! Тайна!

Рыжеволосый повернулся к Харке:

— Ты тоже так научишься стрелять, мой мальчик! У тебя есть способности. Давай заряжай! Так, а теперь — целься!

Харка с готовностью выполнял его указания, но был очень взволнован, а для меткого выстрела необходимо спокойствие. Он с трудом унял волнение. Винтовка была тяжеловата для него, и он боялся осрамиться.

Грянул выстрел. Харка, знавший об отдаче, крепко держал винтовку в руках.

Шонка — да, не кто иной, как Шонка! — побежал к меховой куртке, по которой стрелял Харка. Цель была поражена. Пуля угодила не в самое «сердце», но рядом с ним.

— Недурно! — сказал Рыжеволосый. — Я дам тебе много патронов, юный медвежатник, чтобы ты завтра же начал учиться стрелять!

Щеки Харки пылали. Он медленно приходил в себя от возбуждения, задыхаясь от горделивого сознания, что теперь он, Харка, предводитель Молодых Собак, будет пользоваться еще бóльшим, особым уважением и почетом среди своих краснокожих братьев. Эта мысль грела ему душу, как утреннее солнце. Заметив, что собаки, непривычные к выстрелам, поджав хвосты, бросились врассыпную, а лошади испуганно храпели, он рассмеялся.

Рыжеволосый обратился к Маттотаупе:

— Что может быть лучше для вождя, чем иметь такого сына? Я сегодня же подробно объясню тебе, как обращаться с этим оружием, и ты уже завтра тоже сможешь начать упражняться в стрельбе. Я все сказал. Хау.

Он отступил на шаг и поклонился Хавандшите и Татанке-Йотанке. И никто не мог понять, что означал этот поклон — почтение или насмешку.

— Простите, великие шаманы, что мои подарки достались простому вождю и его двенадцатилетнему сыну, — сказал он. — Но я, обычный воин, недостоин делать подношения вам. Если я могу быть вам чем-нибудь полезен, я к вашим услугам!

Татанка-Йотанка никак не выразил своего отношения к Рыжеволосому и его странному поведению. В глазах Хавандшиты мелькнуло удивление.

— Посмотрим, — коротко, но без неприязни ответил он.

Сумерки сгустились до темноты, казавшейся еще более мрачной из-за того, что небо было затянуто тучами, скрывшими свет звезд. Все поспешили назад к вигвамам. Осторожно вернулись в стойбище и