Мегаморф, или Возвращение Реликта - Василий Головачев

– Клёпаный бабай! – замерла Истома. – Здесь кто-то есть!

– Не здесь, – тихо возразил он. – Это тартарианин… блэкбран. И его поводыри – Кроули, старший и младший.

– Далеко?

– Километров восемьсот отсюда.

– Орки их задери! Можем спокойно отдохнуть.

– С ними ещё кто-то…

– Ты о чём?

– К ним присоединился… нет, наоборот. – Ясену стало жарко.

– Говори конкретнее, – рассердилась Истома.

– Такое впечатление, что тартарианин разделился… или выпустил мелкого зверя. Он бежит к нам, причём очень быстро, и пахнет от него…

– Пивом, – подсказала проехавшая мимо Делия.

Ясен качнул головой, не реагируя на шутку.

– Не пивом… он очень агрессивен.

– Тьфу-тьфу! – суеверно сплюнул Димитр, отмахнувшись указательным пальцем за ухом.

– Ты его и вправду чуешь?

Ясен кивнул.

– Когда его ждать?

– Не знаю, часа через четыре, если он будет бежать с той же скоростью.

– Всё равно успеем отдохнуть. А там посмотрим, что это за зверь.

Они споро поставили палатки, развели костёр из стеблей сухой узловатой травы, которой здесь было предостаточно.

Поужинали.

Пилип взялся за свою свирель.

– Спели бы, – поддела дебрян Истома, с удобством устраиваясь на подстилке. – Ты утверждал, что вы поёте по вечерам.

– Поём.

– А сам умеешь?

Ясен переглянулся с разведчиком, поднёсшим к губам простенькую деревянную трубочку с дырочками. Захотелось отказаться, так как в тоне речи геянки сквозила издёвка. Оживились и её подруги, не особенно пряча усмешки.

– А чего ж не спеть? – поднял брови разведчик. – Давай нашу?

– Давай, – кивнул Ясен и мягко начал:

Выйду ночью в поле с конём…Выйду ночью в поле с конём.Ночкой тёмной тихо пойдём.Мы пойдём с конём по полю вдвоём,Мы пойдём с конём по полю вдвоём.

Ночью в поле звёзд благодать…В поле никого не видать.Только мы с конём по полю бредём,Только мы с конём по полю бредём…

Геянки перестали хихикать.

Глаза Истомы стали круглыми.

Сяду я верхом на коня,Ты неси по полю меня.По бескрайнему полю моему,По бескрайнему полю моему…

Закружилась голова, пахнуло свежим ветром, в небе загорелись звёзды – на краткий миг, доступный воображению.

Три мужских голоса – подпели Димитр и малоразговорчивый Иваник – слились в один, вернулись эхом:

Дай-ка я разок посмотрю —Где рождает поле зарю.Ай, брусничный цвет, алый да рассвет,Али есть то место али его нет…

Слеза навернулась на глаза. Природное, старое, русское, сакральное – где ты?

Будет добрым год-хлебород,Было всяко, всяко пройдёт.Пой, златая рожь, пой, кудрявый лён,Пой о том, как я в Россию влюблён!..Пой, златая рожь, пой, кудрявый лён…Мы идём с конём по полю вдвоём.[9]

Песня закончилась, угас хрустальный родничок свирели, стало совсем тихо.

– Великая Гея! – прошептала потрясённая Истома. – Я никогда не думала, что так можно петь!

Пилип подмигнул Ясену. Тот слабо улыбнулся в ответ, ощущая внутреннюю гармонию. Он был счастлив.

– Спойте ещё, – попросила Делия; она теперь всегда садилась ближе к Пилипу, разведчик ей явно нравился.

Ясен заколебался, но мысль, что перебор не нужен, решила ситуацию.

– В следующий раз. У нас и так мало времени на отдых.

Истома поняла его переживания, прищурилась, готовая поддразнить или настоять на своём. Ясен послал ей мысленный букет белых цветов, и она, раскрыв глаза, забыла о своём желании.

– Всем спать!

Геянки одна за другой скрылись в своих палатках. Истома кинула на Ясена задумчивый взгляд, задержала полог.

– Можем дежурить по очереди.

– Не надо, – отказался он.

Дебряне остались одни у догорающего костра.

– Хорошо спели, – шепнул Пилип. – Делия даже прослезилась.

– Хорошо играл, – ответил Ясен, не менее задумчивый, чем Истома. – Ложитесь, я подежурю.

– Лучше я, командир, – предложил Димитр.

– Всем спать!

Дружинники полезли в палатку; в отличие от геянок у них была одна на четверых.

Ясен пошевелил остатки травы, подождал, пока погаснет последняя искра, встал и бесшумно прошёлся вокруг лагеря.

Расий скрылся за Пределами Равнины окончательно. Стемнело и похолодало. По небу разбежались световые вуали, которые, как теперь знал Ясен, представляли собой вторичные электрические разряды, сотрясающие границы атмосферы на высотах от двухсот до пятисот километров.

Он пристально вгляделся в небо и даже испугался, когда перед ним вдруг открылась потрясающая глубина, напоминающая жемчужные россыпи на дне моря. Видение длилось несколько мгновений, зачаровав его до полного растворения в красоте. Поэтому он не почувствовал движения сзади, лишь потом сообразил, что происходит.

Как и в доме Миличей, к его спине прижалась горячее тело Истомы, руки девушки обхватили грудь, а когда он заторможенно повернул голову – губы обжёг горячий поцелуй…

И всё кончилось!

Истома разомкнула объятия, невидимой тенью скользнула в палатку. Слуха коснулись нежные замирающие слова:

– До чего же ты робок…

Кровь бросилась в лицо.

Ясен встряхнул головой, очнулся, проводил взглядом ещё одну фигуру: Пилип исчез в палатке Делии. На губах всё ещё горел поцелуй Истомы. Ясен дотронулся пальцем до губ, сдержал разогнавшееся сердце. Очень хотелось последовать примеру разведчика, и сердце звало в неизведанные приключения, и девушка ждала в палатке, затаив дыхание… и что-то сдерживало его, как напоминание о долге, хотя о долге он сейчас думал меньше всего.

Через час Ясена сменил Димитр.

Ещё через три часа отряд сел на мотоциклы и после символического завтрака: галеты плюс чай, – направил колёса машин к цели, до которой по расчётам Истомы было не больше двух дней пути.

Девушка вышла из палатки последней, на Ясена даже не взглянула, не сказала «доброе утро», и он пережил неуютное чувство раскаяния, хотя виноватым себя не считал.

– Блэкбран далеко? – спросила геянка, по-прежнему не глядя на него.

– Примерно в четырехстах сорока километрах, – ответил он сдержанно.

– Поехали.

Из-под заднего колеса мотоцикла Истомы ударила струя песка, и она унеслась в утренний туманчик. Геянки последовали за начальницей, не глянув на мужчин.