Если судьба выбирает нас… - Михаил Валерин

— Всенепременно!

— Итак. Все началось с того, что двое молодых ученых-физиков открыли новый эффект, который теоретически позволял визуализировать прошедшие события. То есть открытие позволяло графически спроецировать на электронно-лучевую трубку положение частиц в любой предыдущий момент времени. Это все равно что посмотреть видеозапись какого-то события. Идею развили, дополнили и творчески переработали, да так, что в итоге получилась установка, дающая возможность видеть прошлое, как будто смотришь кинохронику. Меня, в то время еще подполковника, назначили куратором проекта. Первый удачный запуск произошел в апреле тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, однако при этом обнаружился главный недостаток установки — она показывала только те события, которые происходили в месте ее физической фокусировки. Вооружившись результатами испытаний, ученые засели за теорию и в конце концов додумались, как это ограничение обойти. Нужна была точка отсчета — некий центр координат, который позволял бы фокусировать установку в произвольном месте в пределах магнитного поля Земли. Вот только энергия, проходящая через эту точку, должна быть порядка одного гигаватта.

— Ого!

— Вот именно что «ого»! Тем не менее таковые мощности имелись, а в качестве излучателя нулевой точки решено было использовать антенное поле в подмосковном поселке Радиоконтроль.[169]

— Так это же…

— Именно то самое место, где вы попали в аварию. Но об этом чуть позже! С вашего позволения, я продолжу. На доработку установки и подготовку к новым экспериментам ушло три года, и следующий запуск был осуществлен в июне восемьдесят шестого года. В целом же установку запускали еще несколько раз, выбирая различные временные и территориальные параметры. А дальше все произошло в полном соответствии со следствиями из закона Мэрфи: «Все не так легко, как кажется», «До поры до времени» и «Изо всех возможных неприятностей произойдет именно та, ущерб от которой больше». Во время определения верхнего предела возможного периода прямого наблюдения на максимально возможную глубину, то есть, по сути, «наработки на отказ», случилась авария. Из-за внезапного неконтролируемого волнообразного нарастания нагрузки произошел взрыв и последующий пожар. Установка полностью вышла из строя, дежурный наблюдатель впал в кому. Последней полученной информацией была запись наблюдения покоев императрицы Марии Федоровны от тринадцатого апреля одна тысяча восемьсот семидесятого года. Запись обрывалась в момент, когда второй сын четы Романовых — Александр — мирно почивал в люльке, оставленный без присмотра.

— Александр Александрович Романов? Александр Четвертый?

— Он самый! Дальше было просто: после «разбора полетов» дорогостоящий проект закрыли, аварию списали на ошибку в теоретических построениях. Меня перевели на другую работу, а когда в девяносто первом власть переменилась — выперли на пенсию за «нелояльность».

Промочив горло минералкой, Белоусов продолжил:

— Вышеизложенное — это все преамбула. Теперь собственно фабула: по прошествии восемнадцати лет, в две тысячи четвертом году, новое руководство Российской Федерации решило возобновить проект. Подредактировали теорию, восстановили и модернизировали установку в соответствии с веяниями нового времени — и начали баловаться. В конце две тысячи седьмого года повторили «местный» эффект визуализации прошлого, а потом замахнулись на повторение главного эксперимента. Меня достали из-за шкафа, отряхнули от пыли, обласкали и назначили консультантом. Понадобился, значит…

— Прошу прощения, а что вы подразумеваете под «повторением главного эксперимента»? Наработку на отказ?

— Хороший вопрос! Нет, под «главным» я подразумеваю визуализацию прошлого без ограничения радиуса действия установки. Итак, шестнадцатого февраля две тысячи восьмого в шестнадцать ноль-ноль произошел пробный запуск. — Заметив, как я вскинулся при упоминании даты, граф остановил меня жестом: — Не надо так волноваться! Сейчас я все разъясню и поясню.

— Я весь внимание!

— С самого начала предполагалось, что объектом наблюдения станет убийство императора Александра Второго на набережной Екатерининского канала первого марта одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года. Настроили установку, запустили запись и стали наблюдать исторические события вживую. Тут и настал тот самый час «Че», когда наступил полный «пэ», и некоторые оказались глубоко в «жэ». Началась та же самая ерунда, что и в прошлый раз, — неконтролируемое волнообразное нарастание нагрузки. Последнее, что помню, — огненный шар, окруженный голубоватым свечением… Очнулся уже здесь, в теле коллежского секретаря Департамента общих дел Министерства внутренних дел Российской империи Василия Белоусова. Двадцать второго октября одна тысяча восемьсот девяностого года.

9

В дверь постучали, и в кабинет бесшумно просочился адъютант:

— Ваше высокопревосходительство, к вам генерал-майор Зубатов с экстренным докладом!

— Зовите через пять минут!

— Слушаюсь!

— Мне жаль, что нашу беседу прерывают, но дела государственной важности не терпят отлагательств! — Белоусов мгновенно преобразился. Ироничную расслабленность сменила суровая сосредоточенность.

— Я понимаю…

— Тогда будьте так любезны обождать у меня в гостиной! После продолжим! Павел Николаевич, проводите господина подпоручика.

Гостиной оказалась небольшая по сравнению с кабинетом комната по соседству. Жестом указав на пухлый кожаный диван, штаб-ротмистр сухо сообщил:

— Поскольку разговор у его высокопревосходительства предполагается долгим, располагайтесь поудобнее. Я распоряжусь насчет чая с вареньем!

— Благодарю!

Когда адъютант графа удалился, я погрузился в размышления, переваривая полученную информацию.

Как говорил Штирлиц, запоминается всегда последняя фраза. Поэтому я мысленно прошелся по личности шефа Государственной тайной полиции Сергея Васильевича Зубатова — он и в нашем мире был заметной фигурой в политическом сыске и талантливым администратором. Здесь же он возглавлял самый одиозный из департаментов МГБ. Судя по всему, «дела государственной важности» слишком серьезны, если он явился к шефу «экстренно».

Ладно! Подожду, подумаю, чаю попью… С вареньем!

Пока что из нашего с Белоусовым общения я почерпнул три ключевых даты, которые следовало бы проанализировать.

Первая дата — это перенос 16 февраля 2008 года. Судя по всему, кроме меня и графа, в этой реальности есть и другие попаданцы. Даты нашего проявления в новых ипостасях не совпадают абсолютно — май 1917-го и октябрь 1890-го. Можно предположить, что и другие «товарищи по несчастью» могли провалиться в разные времена.

Вторая дата — март 1870 года. И младенец Александр, который должен был через две недели умереть от менингита. Тут вмешательство явное, но пока непонятное. Надо будет порасспрашивать Василия Илларионовича, если сам не расскажет.

Третья дата — март 1881 года. Несостоявшееся убийство императора Александра II и состоявшееся — его внука Николая. Тоже явное вмешательство, с далеко идущими последствиями. Да еще такое заковыристое — целая интрига с подменой жертвы. Жутко любопытно: как они это провернули?

Погрузившись в раздумья, я благополучно забыл про чай и пришел в себя, когда меня пригласили обратно в кабинет графа.

— Итак, на чем я остановился?

— На вашем переносе в тысяча восемьсот девяностый год.

— Тогда продолжу. Как я вживался и легализовывался в новой ипостаси — это разговор особый. Мне очень помог мой предыдущий опыт.

— В каком смысле?

— До того как меня перевели в Управление «В2», я долгое время работал в первом Главном Управлении КГБ. Управление «К» — контрразведка.

— Понятно…

— В ходе адаптации я обнаружил, что это не наше прошлое, а прошлое иного мира. Прошлое, отличное от нашего сразу по нескольким ключевым эпизодам. Не обязательно быть историком-профессионалом, чтобы заметить расхождения, которые бросаются в глаза. Начав расследование, я через некоторое время обнаружил, что отличия происходят из-за вмешательства в исторические события или даже в исторический процесс. Это могло означать только одно — я не единственный, кто перенесся в прошлое.

— Я уже догадался. Пока вы встречались с Зубатовым, размышлял на эту тему.

— Вот и отлично! Тогда опустим подробности моих поисков и перейдем собственно к личностям. В момент проведения повторного эксперимента, непосредственно в аппаратной, нас было четверо: я, дежурный оператор, куратор из ФСБ и специалист по компьютерам.

— Системный администратор?

— Да, именно! Я никогда не различал специфических тонкостей, да и уже забывать начал. Значит, мы четверо и составили первую четверку переселенцев…