Дело о пеликанах - Джон Гришем

- С Гарсиа кончено, - сказала Дарби, когда они выехали на Триста девяносто пятую и направились в сторону города.

- Еще нет. Завтра сделаем еще одну последнюю попытку, и, может быть, она заговорит.

- Если она что-нибудь знает, ее отец тоже знает. А если он знает, почему не захотел помочь? Грей, здесь ничего нет.

Это было вполне логично. Несколько минут они ехали в полной тишине. Начинала сказываться усталость.

- Через пятнадцать минут мы можем быть в аэропорту, - сказал он. - Я оставляю тебя там, и через полчаса тебя уже здесь не будет. Садись на любой самолет, просто исчезни.

- Уеду завтра. Мне надо немного отдохнуть, и я хочу подумать, куда ехать. Спасибо тебе.

- Ты чувствуешь себя в безопасности? В данный момент - да. Но это такое дело, что все может измениться за считанные секунды.

- Я бы очень хотел спать у тебя в комнате сегодня ночью. Как в Нью-Йорке.

- В Нью-Йорке ты не спал у меня в комнате. Ты спал на диване в прихожей. Она улыбалась, и это был добрый знак.

Он тоже улыбался:

- Хорошо! Буду спать в прихожей.

- У меня нет прихожей.

- Так, так. А где же мне спать?

Она вдруг перестала улыбаться. Она закусила губу, и в ее глазах появились слезы. Он хватил слишком далеко. Это опять Каллахан.

- Просто я не готова.

- А когда ты будешь готова?

- Грей, пожалуйста, не надо об этом.

Она молча смотрела на идущие впереди машины.

- Прости, - сказал он.

Она медленно сползла на сиденье и положила голову ему на колени. Он нежно потрепал ее по плечу, а она взяла и крепко сжала его руку.

- Я смертельно боюсь, - тихо сказала она.

Глава 39

Он вышел из ее номера около десяти часов, после того, как выпил бутылку вина и съел яичный рулет. Он звонил Мэйсону Пэйпуру, репортеру из "Пост", пишущему о криминальных происшествиях, и попросил уточнить по его источникам детали уличного убийства Моргана. Это случилось в даунтауне, в районе, где редко случаются убийства; всего несколько хулиганских нападений и избиений.

Он был изможден, и ему ничего не хотелось делать. К тому же ему было грустно оттого, что завтра он уезжает. Ему давно причиталось шесть недель отпуска в "Пост", и у него возникло искушение уехать вместе с ней. Пусть Маттис подавится своей нефтью! Но он боялся, что не вернется, хотя для него это не будет концом света, если не считать одного неприятного обстоятельства: у нее есть деньги, а у него - нет. Около двух месяцев они могли бы бродить по пляжам и греться на солнце на его деньги, ну а потом все бы зависело от нее. Но самое важное - она не приглашала его с собой в свое бегство. Она страдала. Он чувствовал, как ей тяжело каждый раз, когда она упоминала Томаса Каллахана.

Сейчас он был в "Джефферсон-отеле" на Шестой авеню, разумеется; следуя ее инструкциям. Он позвонил домой Кливу.

- Ты где? - раздраженно спросил Клив.

- В отеле. Это длинная история. Что у тебя?

- Они отправили Саджа в отпуск по состоянию здоровья на девяносто дней.

- А что с ним?

- Ничего. Он говорит, они хотят, чтобы он на какое-то время уехал. Там как в бункере. Всем сказали заткнуться и ни с кем не разговаривать. Они напуганы до смерти. Заставили Саджа уехать сегодня в полдень. Он считает, что тебе может грозить серьезная опасность. За последнюю неделю он тысячу раз слышал твое имя. Они просто помешались на тебе и на том, как много ты знаешь.

- Кто это они?

- Коул, естественно, и его подручный Бирчфилд. Они превратили Западное крыло в настоящее гестапо. Иногда "они" - означает этого, как его, ну этого маленького суслика в бабочке? Ну, по внутренним делам?

- Эммит Вэйкросс.

- Да, он. Угрозами и выработкой стратегии занимаются, в основном, Коул и Бирчфилд.

- Какого типа угрозами?

- Никто в Белом доме, кроме Президента, не может говорить с прессой, официально или неофициально, без согласия Коула. Это относится и к пресс-секретарю. Коул все подвергает цензуре.

- Ничего себе!

- Они в ужасе. Садж думает, они опасны.

- Хорошо, я буду прятаться.

- Я был у тебя на квартире прошлой ночью. Когда будешь исчезать, скажи мне.

- Дам знать завтра вечером.

- Какая у тебя машина?

- Взял напрокат "понтиак" с четырьмя дверями. Очень спортивный.

- Сегодня после обеда проверил "вольво". Все хорошо.

- Спасибо, Клив.

- Ты как, в порядке?

- Похоже. Скажи Саджу, у меня все хорошо.

- Позвони мне завтра. Я все же волнуюсь.

Он спал уже четыре часа, когда его разбудил телефонный звонок. На улице было темно и будет еще темно, по меньшей мере, два часа. Он посмотрел на телефон и после пятого звонка снял трубку.

- Алло? - спросил он недоверчиво.

- Это Грей Грентэм? - послышался робкий женский голос.

- Да. Кто это?

- Беверли Морган. Вы заходили вчера вечером. Грей стоял на ногах, напряженно вслушиваясь, сон мгновенно слетел с него.

- Да. Простите, если мы вас расстроили.

- Нет. Отец очень меня защищает. И сердится. После того, как убили Куртиса, от репортеров не было спасения. Они звонили отовсюду. Им нужны были его старые фотографии и последние фотографии мои и ребенка. Звонили в любое время дня и ночи. Это было ужасно, и отец очень устал от этого. Двоих он спустил с крыльца.

- Кажется, нам еще повезло.

- Надеюсь, он вас не обидел. - Голос был тусклый и беспристрастный, хотя и чувствовалось, что она хотела казаться решительной.

- Нисколько.

- Сейчас он спит, там, внизу на диване, так что мы можем поговорить.

- А почему вы не спите? - спросил он.

- Я приняла несколько таблеток, чтобы уснуть, но выбилась из режима. Могу спать днем и бродить ночью. - Было очевидно, что она бодра и хочет говорить.

Грей сел на кровать и попытался успокоиться.

- Я не могу представить большего удара, чем этот.

- Прошло несколько дней, прежде чем мы начали осознавать реальность случившегося. Вначале боль была ужасной. Просто ужасной. Я не могла пошевелиться, чтобы не ощутить боль во всем теле. Не могла думать из-за шока и невозможности поверить в случившееся. Я прошла через похороны в состоянии какого-то транса, теперь все это кажется дурным сном. Я вам не надоела?

- Ничуть.

- Я не хочу больше принимать таблетки. Из-за них я так много сплю, что разучилась говорить со взрослыми людьми. Да еще мой отец имеет привычку выставлять людей за дверь. Вы это записываете на пленку?

- Нет. Я просто слушаю.

- Его убили неделю назад, ночью. Я думала, что он допоздна заработался, что частенько с ним бывало. Они выстрелили в него и забрали его бумажник, чтобы полиция не могла узнать, кто он. Я узнала из последних новостей, что в даунтауне убит молодой юрист, и поняла, что это Куртис. Только не спрашивайте, как они узнали, что он юрист, не зная его имени. Все эти неясности, всегда сопровождающие убийство, - все это очень странно.

- Почему он задерживался на работе?

- Он работал по восемьдесят часов в неделю, а иногда и больше. В "Уайт и Блазевич" потогонная система. Они стараются убить своих сотрудников за семь лет, а если это им не удается, они делают их пайщиками. Куртис ненавидел свою фирму. Он устал быть юристом.

- Сколько он там проработал?

- Пять лет. Он зарабатывал девяносто тысяч в год, так что он примирился.

- Вам известно, что он звонил мне?

- Нет. Отец говорил, что вы это сказали, и я всю ночь думала об этом. Что он сказал вам?

- Он так и не назвал себя. Он взял себе кодовую кличку "Гарсиа". Не спрашивайте, каким образом я узнал его настоящее имя, - это займет слишком много времени. Он сказал, что, возможно, знает кое-что об убийстве судей Розенберга и Дженсена, и хотел рассказать мне то, что знал.

- Рэнди Гарсиа был его лучшим другом в начальной школе.

- У меня было впечатление, что он что-то увидел в офисе, и, вероятно, кто-то в офисе знал, что он видел. Он очень нервничал и звонил всегда с разных телефонов. Он считал, что за ним следят. Мы договорились встретиться рано утром в субботу, но в то утро он позвонил и отменил встречу. Он был чем-то напуган и сказал, что обязан поберечь свою семью. Вы что-нибудь знаете об этом?

- Нет. Я знала, что он находится в постоянном напряжении, но он был таким все эти пять лет. Он не таскал домой служебные дрязги. Он поистине ненавидел свою работу.

- Почему?

- Он работал на банду головорезов, банду разбойников, которые за доллар с удовольствием пустят вам кровь. Они тратили тонны денег на этот мнимый фасад респектабельности, но на самом деле это подонки. Куртис был прекрасным студентом и мог выбирать работу.

Это были такие милые люди, когда вербовали его, а потом оказались настоящими монстрами. И об этике здесь говорить не приходится.

- Тогда почему он остался в фирме?

- Заработки все время росли. Год назад он уже почти ушел, но с новым местом работы что-то сорвалось. Он чувствовал себя очень несчастным, но старался держать это в себе. Я думаю, он чувствовал себя виноватым, сделав такую большую ошибку. У нас был небольшой ритуал. Когда он приходил домой, я спрашивала, как прошел день. Иногда это было в десять вечера, и тогда я знала, что был тяжелый день. Но он всегда говорил, что день прошел прибыльно. Именно это слово - прибыльно. Затем он спрашивал о ребенке. Он не хотел говорить про офис, а я не хотела об этом слышать.