Княжич. Соправитель. Великий князь Московский - Валерий Язвицкий

– Сымать – не сымать осаду, – усмехаясь в бороду, поправил дьяка Никита Константинович, – а польза от того нам превеликая. Воев набирать сможем в тишине и покое, ратну силу копить. Вторую ведь седьмицу Васильево войско под Угличем-то. Воеводы наши бают: за такой срок, ежели бы не Углич, то Василий-то уж к Галичу подходил бы.

Шемяка весело засмеялся и, обратясь к Дубенскому, сказал:

– Иди-кось, Федор Лександрыч, с княгиней моей Софьей Димитриевной, как яз приказывал, а к ужину возвращайся. Сей же часец мы с Никитой Костянтинычем о некоих делах подумаем.

Только что встала ото сна Софья Витовтовна. Час с лишним почивала она после обеда и о снах непонятных думала, что виделись ей во множестве.

– Ух, Ульянушка, – говорила она, позевывая и крестясь, – и сны у меня худые: все драки да бои разные и меж людей, и меж зверей, и страхи, и чудища всякие.

– Что наяву, государыня, деется, то и во сне грезится, – отвечала мамка, оправляя пристенную лавку, где опочивала старая княгиня. – Не тужи токмо, свет-государыня. Бают: «Мана манит, да Бог хранит». Знашь, еще бают: «Грозен сон, да милостив Бог». Не кручинься.

– Так-то оно так, – молвила задумчиво Софья Витовтовна, – да не всяку кручину заспать можно. Токмо беспечальному сон сладок.

Застучал кто-то кольцом и щеколдой в дверях резного крылечка.

– Подь-ка, Ульянушка, – молвила княгиня, поспешно пряча под волосник пряди выбившихся волос. – Подь-ка да глянь, кто там.

Ульянушка выскочила в сенцы и, отодвинув засов, увидела княгиню Софью Димитриевну и дьяка с ней. Метнулась назад как ошпаренная и торопливо доложила на ухо своей госпоже:

– Княгиня Шемякина с дьяком…

Софья Витовтовна подняла удивленно брови, но тотчас же встала, сказав громко:

– Проси!

Сама же пошла к дверям, гостье навстречу, стараясь угадать, зачем это Шемяка жену свою к ней подослал, ибо знала, что Софья Димитриевна без воли мужа шагу шагнуть не смеет.

Распахнулась дверь, отворенная Ульянушкой, и Софья Димитриевна вразвалку вошла, улыбаясь и склоняя небольшую головку на длинной шее. Дубенский вбок взглянул на нее и вспомнил, как Шемяка сегодня утром гусыней назвал ее. «Истинно, гусыня! – подумал он с усмешкой. – Ишь, князь-то единым словом, как печатью, бабу припечатал».

– Челом бью, государыня Софья Витовтовна, – кланяясь, почтительно произнесла жена Шемяки. – Будь здрава на многие годы.

– И ты будь здрава, Софья Димитровна, – ответила сухо старая княгиня. – Прошу к столу откушать того, что Бог послал мне, полонянке князя Димитрия Юрьича. А кто еще с тобой, как принимать мне его?

– Дьяк со мной, Федор Лександрыч, – ответила княгиня Софья, садясь за стол.

Софья Витовтовна острым, но неподвижным взглядом на несколько мгновений впилась в лицо Дубенского, и тот смущенно опустил глаза, низко поклонившись и пробормотав:

– Будь здрава, государыня Софья Витовтовна.

Старуха не ответила, а, молча указав на скамью на другом конце стола, добавила:

– Садись, гостем будешь. Слыхала яз о тобе, Федор Лександрыч. Садись. Ты же, Ульянушка, сластей нам подай, какие есть.

Наступило молчание. Старуха переводила свои острые насмешливые глаза с княгини на дьяка. Княгиня краснела пятнами, а дьяк ерзал на месте, будто сидеть ему было неудобно.

– Когда яз еще в девках была, – молвила наконец старая княгиня, – слыхала у нас в Литве сказку. Пришли к козе гости – овечка, а за ней ползком в серой шубе еще кто-то.

– Не баран ли там твой? – коза спрашивает.

– Баран, тетушка, баран…

– А пошто у барана твоего пасть-то волчья? – говорит коза. – Пошто…

Старая княгиня взглянула на дьяка, вдруг громко рассмеялась и, махнув рукой, сказала:

– Забыла дальше-то. Памяти на старости у меня уж не стало. Да и сказку сию во сне вспомнила. Опочивала вот после обеда.

Старуха продолжала добродушно смеяться. Дубенский же совсем смутился, поняв, что разгадала Софья Витовтовна, зачем он пришел. Опять молчание настало: в это время Ульянушка поставила на стол сухое варенье из малины да из черной смородины и оладьи холодные с медом.

– Кушайте, – приглашала гостей Софья Витовтовна, – чем хата богата, тем и рада.

Когда гости, всё еще смущенные и растерянные, начали есть, старая княгиня спросила с ласковой усмешкой:

– Что ж, княгинюшка, не на богомолье ли вы едете всем семейством в Кирилло-Белозерский монастырь? Бают, и князь можайский с вами? Святое деете, святое, дай вам Бог…

– Истинно так, государыня, – оживившись, ответил дьяк, смакуя варенье, – истинно!

– Дай-то Бог, – молвила Софья Витовтовна. – Может, образумит Господь племянника-то моего, а твоего мужа, Софьюшка. Пусть помолится. Зря идут у нас усобицы и кровь сирот льется. Миру надобно быть меж князьями. Вот и покойный князь Юрий Димитрич тоже против сына моего мыслил, из Москвы в Коломну заточил, а Москва-то вся и перейди в Коломну… Ну, да что о том баить. Все грешны мы, а яз хочу токмо мира для всех. Хочу, дабы сии качели диаволовы прекратить. Подумай и ты, дьяче, пошто же князи, яко малые дети, на доске качаются: то один вверх, а другой вниз, потом другой вверх, а первой-то вниз летит…

Старуха задумалась, прикрыв лицо рукой, а сама сквозь пальцы за княгиней и дьяком следит. Видит, глупа княгиня-то, ничего собрать в уме не может, а дьяк понял, что его умыслы все раскрыты, но что ему делать – не сообразит.

Встала вдруг Софья Витовтовна во весь рост, могучая, грозная старуха. Встали и гости.

– Ты, Софьюшка, не гневись на меня, – начала властно старая княгиня. – Ништо не разумеешь ты в государствовании. Ты же, Федор Лександрыч, брось прятки да жмурки, не по зубам ни тобе, ни князю Димитрию укусить меня. Так и повестуй ему слово мое. Буду, когда понадобится, заступницей ему для-ради мира с сыном моим. Токмо мир-то тогда станет, – строго добавила она, – когда князь Димитрий отступит от великого княженья, а сам пойдет в вотчину в свою, в Галич. Вот ему слово мое. А вы будьте здравы…

Софья Витовтовна, слегка кивнув, отпустила смущенных и оробевших гостей.

Уж затемно пришел Дубенский к Димитрию Юрьевичу, когда тот и трапезу вечернюю кончил за столом у княгини в покоях. Уйдя от жены, сидел он один и медленно пил крепкий мед.

– Ну что вызнал? – встретил он дьяка вопросом. – Враз сказывай, Федор Лександрыч.

– За мир старая княгиня, – ответил, усмехаясь, Дубенский. – Токмо Москву за Васильем хочет, а тобе Галич жалует…

Шемяка вскочил с места и крикнул:

– Ишь, старая ведьма! Яз в дугу ее согну.

– Не согнешь ее, государь, – тихо возразил дьяк, – из крепкого дуба старуха. Страшно с ей спорить…

Федор Александрович живо и ярко рассказал все, как было, что говорила Софья Витовтовна, и намек ее на Коломну, и то, что сразу она единым взглядом своим все поняла и разгадала.

– Скрыть ништо нельзя от нее, – закончил дьяк. – Брось, говорит, жмурки и прятки…

– Сатана, а не баба! – крикнул Шемяка. – Сквозь землю видит, проклятая! Помню ее еще на свадьбе Василья! Страшная баба. Княжич Иван, бают, в нее пошел…

Димитрий Юрьевич задумался, отошел от гнева и успокоился.

– Думали мы тут с Никитой Костянтинычем, – начал он тихо, – и радости мало с ним надумали. Углич-то, мыслю, токмо отсрочка. Есть вести, что князь Борис обручил дочь с Иваном. Не оставит, значит, Василья без своей помочи. Из слов же твоих разумею, что тетка моя мира хочет и надеянье мне дает на Галич. Ежели она правду баила, то Василей-то из ее воли не выйдет, как она положит, так и будет…

– Истинно, – согласился дьяк, – такая государыня никаких препон не потерпит.

– Ну будя, – перебил его Шемяка, – будя о кознях сих. Утро вечера мудреней. Скажи, где и как Акулинушку ты приютил?

– Али забыл, государь, – повеселел и оживился Дубенский, – моя-то Грушенька – чухломская. Матерь ее здесь просвирней была, а ныне моим иждивением избу собе, как хоромы, построила. У просвирни той Акулинушка с Грушенькой. Дни и ночи ждет тамо твоя лебедушка князя своего.

Засмеялся князь Димитрий, будто моложе стал, нацедил по большой стопе водки себе и дьяку. Выпили разом и охмелели. Забыл все Димитрий Юрьевич, кроме Акулинушки, и чудится нежный голос ее, что звенит, грустит и смеется, и душу и сердце в полон берет.

– Федор Лександрыч, – говорит он тихо и нежно, будто малый ребенок ласковый, – вези меня к Акулинушке… Восемь ден не видал ее!..

Глава 9

Огненная стрельба

В ту пору как Василий Васильевич с воеводами тверскими начал град Углич окружать, силой своей совместно с подсобными полками князя Бориса Александровича, пригнали сюда нежданно-негаданно из далекой Литвы братья князья Ряполовские да брат родной государыни, князь Василий Ярославич Боровский. С ним же из Литвы прибежали и воеводы государевы: князь Семен Оболенский, Федор Басёнок, князь Иван Стрига, Иван Ощера с братом Бобром, Юшка Драница, Русалка, Руно, и многие другие из бояр и боярских детей были тут с полками из московских людей.