Дар - Алексей Фурман

А пока… Что ж, иногда обстоятельства значат гораздо больше, чем самое горячее желание и все усердие, на которое только способен человек.

Ведун хлопнул ладонями по коленям, встал, и тут его окликнули:

– Эй, погоди-ка!

Из непроницаемо-черной тени выступила на лунный свет странная фигурка, похожая на гигантский оживший гриб.

– Здравствуй, дедушка, – вежливо поздоровался ведун.

– И тебе того же, – отозвался лесовичок. Он помялся, преступая с ноги на ногу, нерешительно покряхтел.

Это было подозрительно. Ведуна все сильнее одолевали недобрые предчувствия. Где-то в лесу за спиной лесовичка нетерпеливо ухнул филин.

– Ты вот что, ведун, – решился наконец лесной дедушка. – Ты бы поспешал. Люди в лесу…

– Какие люди? Где? – быстро спросил ведун.

Не успел он договорить, как над лесом пролетел протяжный вой. Беспомощный и злобный одновременно.

Ведун замер. Оборотень выл где-то в стороне деревни. Не в самой деревне, нет, но где-то совсем рядом.

– Солдаты княжеские, – скороговоркой выпалил лесовичок. – В деревню они направлялись, да так уж вышло, что и оборотень в тех же местах рыщет. Одним словом, идут они прямиком к нему в лапы. Если поспешишь…

– Спасибо, дедушка!.. – донеслось из зарослей.

Глядя на качающиеся кусты, лесовичок сокрушенно покачал своей грибовидной шляпой.

– Ох, не кончится все это добром…

Воевода вел своих людей к деревне коротким путем. Вряд ли Кондрат с дружками двинулись в обход – не подходящая была ночка для долгих прогулок. Значит, оставалась надежда, что они догонят самовольщиков прежде, чем их настигнет кто-нибудь другой…

Воевода шел впереди, крепко сжимая в руке рукоять меча. За его спиной слышалось неровное дыхание ратников. Все они были испытанными в боях бойцами, почти все прошли суровую школу пограничных с Уздольем застав и не понаслышке знали, что такое смерть в кровавой сече. Всем им довелось повидать многое и до сего дня им казалось, что уже ничто на свете не сможет их испугать. Во всяком случае, не до дрожи в поджилках! Но сейчас все они боялись, причем боялись именно до дрожи.

Что ни говори, а храбриться друг перед дружкой, да грозить оборонтю, сидя в надежной башне – это одно, а вот бродить по темному лесу, где этот самый оборотень рыщет – совсем другое! Никому из ратников не приходилось сходиться в схватке с оборотнем, но наслышаны о его силе и злобности они были немало. Да и то сказать: простому ли человеку тягаться с богомерзким порождением колдовских сил?! И не так пугала ратников смерть, как угроза обречь свои души на вечные скитания между Мирами. Однако о том, чтобы отсидеться в эту ночь в замке, после того, как воевода позвал их в лес, никто из ратников даже и не помыслил – душу труса, предавшего товарищей и родных, все равно никогда не примут в Вышний Мир!

Ратники старались не показывать своего страха, но получалось это у них плоховато. И когда через силу, будто в кошмарном сне переставлявший ставшие словно бы чужими ноги воевода заставлял себя думать об этом, ему самому становилось немного легче. Чужой страх странным образом прибавлял ему храбрости.

Если бы воевода был сейчас один, или если бы его воины были спокойны и сохраняли хладнокровие, Ильнару было бы намного хуже. Уж во всяком случае, дрожь в руках он точно не смог бы тогда сдержать. В такие минуты воевода ненавидел себя лютой ненавистью. И эта ненависть тоже помогала ему обуздать свой страх. Раз за разом пересиливая себя, Ильнар выучился действовать вопреки этому страху, но привыкнуть к нему так и не сумел.

Самое смешное, какая-то часть его разума понимала, что боится он сейчас не столько оборотня, сколько самого своего страха перед ним. Боится того, что этот страх помешает ему в нужный момент действовать так, как должно. Положение было странным, но легче от этого Ильнару не становилось.

Воевода и его люди шли быстро и нагнали беглецов не далее чем в трехстах саженях от ворот замка. Точнее говоря, нагнали бы, если бы вышли со двора чуть раньше. А так…

Впереди громко хрустнула ветка, и напряженные до предела нервы Ильнара не выдержали: рука, державшая меч, предательски дрогнула. Запредельным усилием воли воевода взял себя в руки и, стиснув зубы, едва не застонал с досады. Начинается…

Хорошо хоть в темноте вряд ли кто из ратников заметил его секундную слабость!

Воевода сделал глубокий вздох и заставил себя шагнуть вперед. Идущая в гору тропинка огибала торчащую посреди леса небольшую скалу. Сразу за ней деревья расступались от тропы в стороны, открывая лунному свету прямой путь к поверхности земли.

Зрелище, открывшееся воеводе в этом мертвенном свете, заставило его кровь заледенеть в жилах. То, что осталось от его ратников, было разбросано на тропе и вокруг нее так, что на первый взгляд с трудом верилось, что это останки всего лишь трех человек. В данном случае выражение «разорвал на тысячу кусочков» можно было смело употреблять в самом буквальном смысле. В ноздри бил резкий запах свежей крови и чего-то еще… чего-то тухлого, кислого, холодного…

Воевода повидал в своей жизни немало смертей и страшных ран, но такого ему видеть еще не приходилось. Ильнар замер как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища. К горлу все усиливающимися волнами подкатывала тошнота, в голове билась одна мысль: «Опоздали…».

– Мать честная… – хриплым шепотом выдохнул кто-то из подошедших ратников. – Да как же это?..

– Назад, – Ильнар не смог сдержать дрожи в голосе. Только сейчас он заметил впереди, всего в каких-то двадцати шагах от себя, прямо над тропой, два зловещих желтых огонька. Как только воевода остановил на них свой взгляд, огоньки мигнули и разгорелись ярче, налившись запредельной леденящей злобой.

Ильнар почувствовал, как холодеют руки и слабеют колени. Такой ужас, какой охватил его сейчас, воевода испытывал до этого лишь раз в жизни. И снова, как и тогда, в первый раз, он вдруг остро ощутил себя маленьким беспомощным мальчишкой, жалкой игрушкой, которую жестокая судьба подбросила всесильному безжалостному чудовищу…

В тот раз ему неслыханно повезло – в преддверии близкого рассвета чудовище не сочло его достойной добычей. Два раза такое везенье повториться не могло. Не в силах оторвать глаз от разгорающихся все ярче желтых огоньков, Ильнар отчетливо понял, что смотрит в глаза своей смерти. Все уже было решено, и сопротивление не имело никакого смысла. Самым лучшим выходом было сдаться, и тогда, может статься, удалось бы умереть быстро и без мучений. Почти… И даже то, что его опоганенный нежитью дух вряд ли смог бы когда-нибудь найти дорогу в Вышний Мир, не казалось сейчас воеводе таким уж большим несчастьем.