Мой ласковый и нежный мент - Валентина Мельникова

– Давайте не спеша прогуляемся. – Он искоса посмотрел на Людмилу. – Но, если хотите, я могу вызвать машину.

– Не надо, – едва слышно прошептала она и тут же почувствовала, что Барсуков уже более основательно взял ее под руку, отчего она еще плотнее прижалась к нему. Так они и пошли по улице, прильнув друг к другу, впервые никого не стесняясь, и в первую очередь самих себя.

Кружившая возле ног поземка притихла так же внезапно, как и началась. Медленно они миновали центральную, более-менее сносно освещенную улицу, но уже на соседней их окутала кромешная тьма, которую изредка пробивали желтоватые пятна света из окон, за которыми вовсю шло новогоднее веселье.

Низкие темные тучи сыпанули снежком, из-за забора гавкнула собака, лениво, больше для порядка, ее поддержала другая, но тут же смолкла.

По-прежнему молча они продолжали идти вдоль улицы. Людмиле казалось, что мужские пальцы, горячие и жесткие, прожигают ее насквозь. Минуя один темный переулок за другим, она с отчаянием думала, что они прошли уже добрую половину пути и обменялись лишь десятком слов, но до сих пор Барсуков не предпринял ни единой попытки показать ей свое особое расположение. И раньше бывало, что ее провожали до дому, и раньше кавалеры пытались выбирать более темные закоулки или более длинный путь до калитки, но провожания так на том и заканчивались, до объятий и, тем паче, поцелуев дело никогда не доходило. И не потому, что она не вызывала у провожающих определенных чувств или желаний, скорее наоборот, но держала себя слишком холодно и равнодушно, разбивая в пух и прах сокровенные мечты даже самых пылких кавалеров.

Дорога пошла под уклон. Барсуков опередил Людмилу на шаг. Продолжая придерживать ее за локоть, он принялся медленно спускаться вниз. Занятая мыслью о том, как бы не поскользнуться и не сбить с ног своего провожатого, Людмила совсем забыла о коварной ловушке, слегка присыпанной недавно выпавшим снегом. В дневное время она обходила этот переулок стороной: того гляди собьет с ног ребятня, летящая с ледяной, хорошо раскатанной горки на санках и кусках фанеры. Вспомнив про опасность, она судорожно схватила Барсукова за рукав, потянула в сторону, но подполковник уже ступил на катушку, нелепо взмахнул руками и, охнув от неожиданности, покатился вниз, увлекая за собой Людмилу.

– Осторожнее! – только и успела она крикнуть и уже в следующее мгновение приземлилась рядом.

Больно ушибла локоть и зашипела от боли.

– Что с вами? – Барсуков первым поднялся на ноги и подал ей руку.

– Шапка. – Она потрогала рукой голову. – Шапку потеряла…

– Да вот же она! – улыбнулся Денис. – Под вашей... э-э-э… – Он замялся, подыскивая слово, и, найдя наконец, обрадовался:

– Вы на ней сидите!

Людмила в сердцах резко выдернула из-под себя шапку, нахлобучила се на голову. Барсуков присел рядом на корточки и принялся заботливо отряхивать снег с ее шубы.

– Не надо! – прошептала Людмила и взяла его за руку. – Помогите мне подняться.

Барсуков подхватил ее под локоть, она закусила губу: руку зашибла основательно, но на ноги поднялась достаточно ловко и, что ей больно, видом своим не показала.

– Подождите, – внезапно попросил Барсуков и приблизился к ней вплотную. – Кажется, у вас сережка расстегнулась. Того гляди потеряется.

Людмила испуганно поднесла руку к уху: сережки были последним подарком отца, надевала она их только по особым случаям. Дотронувшись пальцами до замочка, она с недоумением посмотрела на Барсукова:

– Застегнуто!

– Не эта… Другая…

Его лицо приблизилось почти вплотную, и Людмила заметила, как сузились вдруг его глаза, встретившись с ее взглядом. Мужские пальцы осторожно коснулись мочки ее уха, слегка потянули за нее, поколдовали над ней какое-то мгновение, но боли не причинили. Но она не успела удивиться неожиданной ловкости милиционера, потому что ощутила на своей щеке слегка затрудненное дыхание, словно ее попутчик только что вбежал на весьма крутую гору.

– Готово! – выдохнул Денис едва слышно, и тут же горячие губы нашли ее рот, язык настойчиво раздвинул зубы, и она, задохнувшись от непривычной, подступившей к самому горлу нежности к этому большому и сильному человеку, обхватила его голову руками и почувствовала, как земля уходит из-под ног от непередаваемого вкуса долгожданного поцелуя.

Но, похоже, земля действительно ушла у них из-. под ног, потому что уже в следующую секунду, не разжимая объятий, они опять кубарем покатились вниз. Сверху сначала оказалась она, потом Барсуков исхитрился и на последнем, самом крутом участке косогора встал на колени, обхватил Людмилу за талию и вновь попытался подняться. Но детвора знала свое дело и раскатала горку как следует: Барсуков опять не удержал равновесия и упал на бок, самым неловким образом подмяв Людмилу под себя.

Правая рука у нее оказалась под спиной, левой она попыталась оттолкнуться от утрамбованного множеством детских ног снега. Но мужская ладонь проникла ей под шубу, легла на грудь, и Людмила лишь глубоко вздохнула, вмиг позабыв и про неловко подвернутую руку, и про то, что лежит навзничь чуть ли не посреди улицы под мужчиной и почему-то нисколечко не боится, что кто-то из односельчан обнаружит их в этой не слишком целомудренной позе.

…Никогда еще не целовали ее так неистово и самозабвенно. И никогда она так сильно не боялась, что эти слегка сумасшедшие, торопливые поцелуи вдруг прекратятся и губы, прикосновения которых мучили ее во сне и были так нежны наяву, вдруг оторвутся от ее исстрадавшегося от долгого ожидания рта и едва слышно прошепчут:

– Прости, я не хотел тебя обидеть…

Но именно это они и прошептали. Людмила с досадой освободилась из рук Барсукова, села и обнаружила, что шапка опять отлетела в сторону и ей нужно встать на ноги или хотя бы на колени, чтобы дотянуться до нее.

– Ты обиделась? – уже более настойчиво повторил Денис и неловко улыбнулся. – Прости, все так неожиданно получилось.

– Послушайте, подполковник… – Людмила все-таки умудрилась подняться на ноги без его помощи и добралась до шапки. Отряхнула ее от снега, надела на голову и лишь после этого, напитав до предела слова ядом, спросила; – Вы, случайно, не в институте благородных девиц воспитывались? То и дело в реверансах приседаете, извиняетесь, сожалеете о содеянном.

А я вот в Смольных не училась, кружевных юбок отродясь не носила, поэтому совершенно ни о чем не жалею. Что случилось, то случилось! – Она перевела дыхание, застегнула шубу и произнесла с подчеркнутым вызовом:

– Не бойтесь, за подобные штучки к суду не привлекают и в ЗАГС за уши не волокут. Оставайтесь, пока! – Она помахала Барсукову рукой и быстрым шагом направилась к дому, до которого оставалось не более сотни метров. В обычном состоянии она преодолевала их за минуту, не больше.