«Мир приключений» 1975 (№22) - Кир Булычев

Ему мешал аппарат. Он откинул его подальше, и аппарат скрылся в ворохе листьев. Аппарат мог пригодиться, чтобы найти дорогу назад, но об этом старик не думал, потому что важнее было, чтобы девочка была живой, ведь все равно возвращаться к людям, делать такое невероятное усилие, можно было бы лишь, если она жива. А так и не нужно было возвращаться к людям.

Старик держал Светлану, обеими непослушными руками, прижимая к груди, и ему показалось, что ее сердце бьется. Он не мог быть в этом уверен, но надежда на то, что девочка жива, придала ему сил, о существовании которых старик и не подозревал. Он, сидя, смог положить девочку себе на колени, стащить с себя пальто и свитер сына. Он закутал девочку в свитер, потом в пальто. Он даже растер ей пальцы, совсем холодные, ледяные пальцы, и девочка всхлипнула, как во сне.

Теперь самое главное было встать на ноги и поднять девочку. Старик увидел, что совсем низко протянулся толстый сук. Он обхватил сверток с девочкой правой рукой, а левой вцепился, не чувствуя пальцев, в сук и постарался подтянуться.

Ему не удалось этого сделать. Пришлось отпустить сук, встать на колени, обхватить Светлану и медленно выводить ногу вперед, поднимая колено, потом стоять с минуту на одном колене, пытаясь унять сердце, и после нескольких неудачных попыток все-таки встать на ноги и сделать первый шаг.

Он шел, почти не видя дороги впереди, оборачиваясь спиной, если приходилось пробираться сквозь заросли, и защищая Светлану телом. Он шел вперед и не боялся, что может заблудиться, потому что в этом была бы такая несправедливость, на какую не может решиться даже судьба.

Он шел вниз, туда, где вдоль реки тянется проселочная дорога, потому что знал, что скоро упадет и не сможет нести девочку. Хоть руки и онемели, их все время тянуло вниз, и они могли в любую минуту просто упасть, и тогда уже их ничем не заставишь поднять девочку снова.

Но руки еще некоторое время служили ему. До самой дороги. Он все-таки вышел на дорогу, не увидев ее, а угадав, что стоит на ней, и пошел по дороге. Ему казалось, что он идет быстро и ровно, и он даже отсчитывал шаги, только все время сбивался, потому что не мог вспомнить некоторых цифр. На самом деле он продвигался редкими, неверными шагами, порой топтался на месте, со стороны могло бы показаться, что он смертельно пьян.

Светлана вдруг сказала что-то неразборчиво, и старик ей ответил, успокаивая. Вместо слов у него получилось мычание, хотя старик думал, что говорит убедительно и мягко.

Потом он уже ничего не думал и не считал шагов, а боролся с видениями, которые уговаривали его остановиться и лечь, видел разных людей — и сына, и покойную жену, и Ольгу Герасимовну, но их увещеваниям не верил.

Он упал у самого края леса и инстинктивно лег так, чтобы обнять Светлану, подтянул колени и спрятал ее от ветра в кольце рук. А ему казалось, что он идет.

Так их и нашли. Минут через десять после того, как старик упал. Их нашли люди, которые возвращались из леса по той же дороге, потому что многие уже замерзли, и торопились домой, чтобы немного отогреться, передохнуть и с рассветом снова идти в лес.

А когда потом Светлану спрашивали, как и где нашел ее старик, она не могла вспомнить.

Виктор Болдырев

·

Дар Анюя

РЫЖИЙ ЧУКЧА (Отрывок)

“Дар Анюя” — отрывки из повести “Геутваль” В.Болдырева. Первый отрывок — “В тисках” — печатался в предыдущем сборнике “Мир приключений”. Действие всей повести происходит на Чукотке в 40-е годы. Обстановка в этом отдаленном районе нашей страны сложилась сложная и своеобразная. Дело в том, что коллективизация на Чукотке происходила намного позже, чем в остальных районах Советского Союза. При ликвидации кулачества приходилось принимать самые разнообразные меры: дипломатию, разъяснительную работу, — крайние меры применялись только к тем, кто выступал против Советской власти с оружием в руках. Молодые специалисты, выполняя ответственное поручение Дальнего строительства, проникают в Центральную Чукотку, где остались последние крупные кулаки и шаманы. Преодолевая их интриги, а также стихийные бедствия, Вадик и Костя скупают для совхозов многочисленные табуны оленей и выводят их на Анадырское плоскогорье на летние пастбища. Им помогает Геутваль — пастушка “короля” Анадырских гор Тальвавтына.

В публикуемых отрывках рассказывается о последних днях “острова прошлого” на Чукотке и о необычайной судьбе героев повести.

Июнь — чудесная пора в горах Чукотки. Снега стаяли, греет проснувшееся солнце, комаров еще нет, тундра, освободившись от снега, расцветает. Люди и олени блаженствуют после долгой зимней стужи.

Все наши злоключения остались позади. Мы обрели мир, покой и тишину. Нежимся на пушистом ковре ягельников, на террасе, высоко приподнятой над долиной. Голову слегка кружит терпкий запах цветущего багульника. Повсюду зеленеют побеги горной осоки с пушистыми серыми головками.

Вокруг, куда ни глянь, синеют сопки — островерхими голубыми валами. Целая страна Синегория! Море света заливает долину дивной красоты, простершуюся у наших ног. На альпийских высотах все источает свет: небо, горы, озера, ослепительно белеющая наледь на дне долины.

Голубоватый ледяной ее щит, покрывая галечное русло во всю ширь долины, теснит горную речку, и она ветвится под щитом. Сквозь лед это, конечно, не видно, но вековое потепление климата, сократив некогда величественную наледь, освободило побелевшее ложе, израненное ручьями.

На зеленом склоне сопки, ниже террасы, где мы расположились, мирно пасутся тысячи важенок с пушистыми оленятами, похожими на Бемби. Склон так густо усыпан оленями, что издали кажется живым — шевелится. Отел прошел благополучно, и мы удвоили свой громадный табун…

— Как хороша наша страна весной… — задумчиво говорит Геутваль.

Девушка устроилась на пестрой кочке, обняв колени руками. У ее ног дымит костер, и греются на угольях походные кружки с крепким чаем. Костя, раскинув могучие ручищи, лежит на спине, разглядывая эмалевую синь неба. Рядом покоятся глянцевитый пастушеский посох и маленький винчестер Геутваль.

Набираю, не вставая, полную пригоршню сморщенной прошлогодней шикши, протягиваю девушке. Она машинально берет по одной ягодке. Губы наши черны от водянистого сока. Смуглое обветренное личико Геутваль затуманено грустью.

“Милая девочка… Что смущает ее? Вспоминает ли недавние дни холода и всевозможных лишений? Или жаль прощаться с Пустолежащей землей, оставшейся за близким перевалом?”