Повседневная жизнь российских железных дорог - Алексей Вульфов

А сколько людей в России, вовсе не работающих на транспорте — студентов, командировочных, солдат, рабочих, — всегда столовалось в железнодорожных столовых! Дешево и сердито!

Сейчас буфетами на станциях в основном владеют всякие ЧП, а в советские времена железнодорожные пункты общественного питания относились к ОРСам (отделам рабочего снабжения). В 1920-х годах многие станционные буфеты и рестораны были сданы кооператорам и нэпманам — и, надо сказать, разнообразие и качество питания в них не слишком отличались от царских времен. Бархатное пиво, раки, расстегаи, семга, балык, икра красная и черная, колбасы пяти и более сортов, окорока и ветчины, водка тогдашняя — мягкая, чистейшая, огурчики прыгучие, грибочки соленые, пироги печеные и жареные с начинками, ну и непременно самовар, в любое время суток парящий и урчащий, отдельные заварочные чайники, сахар со щипчиками, баранки, конфеты в коробках для барышень — «Жорж Борман» и тут же «Большевичка». И ведь почти на каждой сколько-нибудь крупной станции — посмотришь в расписаниях 1920-х годов — рядом с названием станции символ рюмочки! Бесшабашные герои Зощенко и Булгакова накачивались и натрескивались именно в станционных буфетах и ресторанах (в ресторан Казанского вокзала повел Шуру Балаганова и разбогатевший Остап Бендер), которые были, по-видимому, вообще лучшими пунктами питания общего пользования в стране (кроме ресторанов в гостиницах и дорогих нэпманских трактиров). Между прочим, этот статус они сохранили и в советские времена на фоне убогих городских столовых и кафе.

Постепенно качество и добросердечие вокзального общепита ушли в прошлое вместе со всей вообще культурой быта в стране — да и с продовольствием… Степенный бородатый буфетчик царского времени, персонаж картины Кустодиева, отдаленно напоминавший естественника-разночинца, резвушки-официантки 1950-х годов («Ах, Таня, Таня, Танечка, неси скорей обед») в кокошниках и передниках (в станционных столовых тоже были такие) сменились вечной грозной теткой в белом халате с выражением обиды и разочарованности родом человеческим на лице… Постепенно почтенные вокзальные буфеты всё чаще вытеснялись на улицу, на перрон, превращаясь в известные остекленные заведения под названием «Голубой Дунай». Ассортимент таких буфетов — вареные яйца, котлеты, непонятные вареные части кур, сыр плавленый или натуральный, но всегда такого состояния, которое, по словам железнодорожника, художника и писателя Александра Андреевича Васильева, «напоминало крышу японской пагоды», какие-то пирожки и коржики (всегда немного подсохшие), салаты «из свежих овощей» со сметаной, килька и селедка порционно (удобно для закуски), в разлив стакан соку или минеральной воды… Изредка — вареные сосиски. В октябре 1982 года стояли на горячем паровозе ЭР 762–41 в Москве на Рижском вокзале на кино-съемках, снимался фильм «Мы из джаза» (он тогда условно назывался «Оркестр Переполох»). Ночью приходили с паровоза в совершенно пустой вокзал (молодые, голодные!) и вдосталь ели там вареные сосиски горячие, тогдашние, настоящие, дрожащие всею сочною длиной, с горчичкой, со свежим черным хлебом и горячим кофе — какое это было наслаждение! Зал ожидания был безмолвным и темным, с Рижского по ночам поезда никогда не ходили — и все-таки буфет работал!

В 1970–1980-х годах вообще не было принято разогревать еду — ее либо готовили тут же, либо продавали холодной. Поесть на любой сколько-нибудь крупной станции в «эпоху застоя» можно было почти всегда и в принципе вполне сносно. Приезжая на базу запаса холодных паровозов станции Ермолино участка Иваново — Кинешма Северной дороги, автор никогда не упускал возможности пообедать в буфете у добросердечной хозяйки Тамары Николаевны (хороши были у нее самодельные котлеты — впрочем, буфет закрыли после ремонта вокзала в 2006 году…). Хоть и небольшая станция Ермолино, но буфет на ней работал всегда. Во всяком случае, в нешуточно голодном 1991-м году, когда в магазинах было натурально пусто, в станционных буфетах хоть что-то, да продавалось. В горбачевскую эпоху борьбы с алкоголизмом у вокзалов всегда можно было купить из-под полы водку и портвейн.

Ну и, конечно, стихийный, народный железнодорожный общепит — знаменитый! — самый надежный во все времена и эпохи. — На станциях, как это красочно описал Слепцов. А именно — курочка жареная (с конца 1970-х до начала 1990-х годов из спектра предложения на железных дорогах временно выбывшая — за отсутствием), пирожки, котлетки, картошка вареная с жареным луком и укропом в ведре (запах этого продукта едва ли не вкуснее, чем сам продукт), огурчики маринованные и соленые, яблоки из сада. Во фруктовых местах — и другие фрукты. В августе — сентябре 1989 и 1990 годов автор ездил в командировки на пассажирских тепловозах ТЭ7 в депо Черновцы (тогда еще Украина была в составе СССР), тяговые плечи были на Вадул-Сирет, Львов и на Окницу, в самый молдавский фруктовый рай. В Окнице брали на платформе у задумчивых волооких молдаванок персиков ведерко самых спелых за рубль и еще арбуз, который с великолепным треском раскалывали о панель в кабине и до Черновиц всей бригадой съедали, только корки да косточки летели в окно…

Между прочим, вагоны поезда Москва — Кишинев «Молдова» всегда пахнут спелыми фруктами и молодым вином — посылками из Молдавии. На астраханском и гурьевском ходу знаменитая была осетровая из-под полы торговля, до 1960-х годов с продажей знаменитого залома. В Слюдянке у Байкала фирменная продажа — байкальский омуль и хариус горячего копчения, он капает весь теплым жирным маслом… А на Украине! В Полтаву на тепловозе прибываешь, на платформе стоит ларек — боже ж ты мой! В голодном 1991-м после поездок в Иваново, откуда ярославские бригады увозили домой с поездом «Текстильный край» на новеньких тогда еще тепловозах ТЭП70 мороженое в вафельных стаканчиках целыми коробками, чтобы перетопить его детям на молоко, — а там-то, в Полтаве, в перронном ларьке уже с высоты кабины видны розовые гирлянды упругих сарделек во всю стену ларька, на прилавке высятся разноцветные громады тортов и сладких пирогов, на поддонах — ковбаса кровяная! Помнится, автор спрыгнул с тепловоза и как зачарованный, словно по зову какому-то, сомнамбулически побрел по платформе в ларек, зашел в него и долго стоял, не шелохнувшись, вдыхая неописуемый запах сытости, глядя на настоящее чудо… Пять килограммов сарделек, помнится, привез из Полтавы потрясенным домашним и пять литров подсолнечного масла, которого в ту пору совсем в продаже не стало…

На Тернопольщине, в Подолии благодатной при станциях помидорная торговля (ведрами), яблоки, груши. На русском юге — скажем, во Льве Толстом, бывшем Астапове, бабы с ближнего села Янушева доныне торгуют утренним молоком, творогом и сметаной возле того самого вокзала с часами, которые недвижимо показывают время смерти великого старца. Весь перрон натурально бел от банок с продуктом и по-старинному пестр от расшитых женских платков, от такого базара… Прямо бунинское что-то. Утренним пригородным они туда приезжают, который идет со станции Куликово Поле (по-местному просто — Кулики, причем жители тех краев делают ударение на первом слоге), — а раньше он шел с Волово, пока туда дорогу в лихие 1990-е годы не разобрали и рельсы на лом не продали… В Бологое на Октябрьской приносят прямо к поездам леща копченого, привозного удомельского судака с сомнительно вялыми жабрами и селигерского угря с Осташкова, в сезон — грибы, клюкву, бруснику, — ну и воду и пиво с пирожками жареными, конечно. В Средней Азии, понятно, притаскивали к поездам люди с черными лицами в халатах и тюбетейках серые туркестанские дыни… В Сибири, на станции Петровский Завод, возле известной стелы-памятника декабристам доводилось видеть горестную, прямо-таки трагическую торговлю пирожками и вообще чем бог пошлет, производимую со старомодных колченогих детских колясок. Таково было одно из спасений, полученных от железки людьми, брошенными на произвол судьбы. Знаменитый совсем еще недавно металлургический завод, современник декабристов (они на нем и работали), известный тем, что единственный в стране мог переплавлять в лом любой металл, продан с молотка и заглох, что привело к полному обнищанию до этого бойкого и обеспеченного рабочего поселка — да разве один он такой в стране… Между прочим, это еще одно из проявлений гуманности чугунки: давать корм людям в разоренных лихолетьем местах.

А в электричке Мысовая — Улан-Удэ в 1996 году, хорошо помню, — мальчишка продавал пахучие кедровые шишки с семечками и гнусаво верещал на весь вагон: «Панчиш за ты-ы-ыщу-у-у! Кому? Кому?»…

У каждой дороги своя еда и свой запах…

Осенью после долгой стоянки на какой-нибудь среднерусской промежуточной станции как свежо и терпко пахнет весь вагон купленной пассажирами антоновкой!.. А в Туле после короткой стоянки все несут в купе тульские пряники всевозможных форм и размеров, и этот добродушный призрак старины очень приятен…