Падение Империи (СИ) - Рассел Ник

— Я вызываю тебя на дуэль! Если я умру, мои люди сдадутся, если умрёшь ты, твои люди сдадутся! Иначе, все, кто присутствуют здесь, умрут страшной смерть!

— Я принимаю твой вызов. — незамедлительно ответил Уильям. Хелене подскочила к мужу с мольбой.

— Не смей! Ты не должен так подвергать себя такой опасности, поставь кого-нибудь другого! Молю! — в разговор вмешался Лайан

— Отец, позволь мне убить предателя… -

— Негоже государю прятаться за своими людьми. Я люблю вас, обоих. — Уильям поцеловал жену. Затем он обратился к сыну, уже шёпотом

— Если я умру, сделай всё, что закончить эту проклятую войну. — Лайан зарычал, глухо, словно бешенный, он отступил назад, уводя за собой мать.

— Покончим с этим! — воскликнул Уильям, бросаясь на врага.

Вооружённый цепной булавой и каплевидным щитом, Оделиан принял удар эспадона на щит, с изображением дома Истон-Даров. Щит, истыканный стрелами. «Ярость» пробил защиту Оделиана, но лезвие застрял в щите. Мятежный Истон-Дар подгадал момент, раскрутил булаву, что была сделана из стальной рукояти, и трёх шипастых шаров, на стальной цепи. Раскрутив дробящие оружие, Оделиан намеривался размозжить голову императора. Уильям нырнул вниз и приложив усилие выдернул меч из щита. Резко рванув в сторону, он выкрикнул

— Ты за этим пришёл сюда!? Так бей! — Оделиана провёл горизонтальный удар. Император подставил лезвия меча под траекторию атаки. Цепь булавы закрутилась вокруг лезвия эспадона. Уильям притянул противника к себе и отвесил ему размашистый удар кулаком. Оделиан дёрнул булаву к себе, император вновь притянул его к себе, на этот раз, повалив на мокрый от крови пол. Выдернув свой клинок из цепи булавы, Уильям дал противнику шанс на честную драку. Оделиан быстро поднялся. Взяв инициативу, он вновь раскрутил булаву, ударив сначала снизу вверх, а затем в обратной траектории. Уильяму осталось лишь оступаться назад.

В очередной раз, ударив горизонтально, Оделиан вывернулся из захвата и ударил кромкой щита, прямо в бок императора, менее защищенный часть его доспехов. Ему даже удалось развить успех. Сбитое дыханье противника сыграло ему на руку. Шатаясь, император пропустил удар булавы по голове. Остроконечный шлем был пробит. Из-под подшлемника хлынула кровь. Оделиан победно замелялся, за ним, победно закричали его люди.

Боги, каким медленным он стал. Ульям чувствовал дикую боль. Оделиан решил увеличить его страдания. Как только он выдернул шипастый шар своего булавы из его шлема, Ульям простонал. Он хотел кричать, прокалить, вопить, но сил уже не было. Казалось, что клинок стал предательски медленным. Взяв его двумя руками, Ульям наотмашь, молясь всем богам, ударил. Почувствовав импульс, и кое-как услышав победный крик его людей, Уильям выпрямился, сидя на коленях. На его лицо хлынула горячая кровь. Правый глаз ничего не видел. Лишь левый, да и то мутно, различил, как тело мятежника, падает на пол тронного зала, о шлем, и голова в нём, покатились. Мятежники дрогнули, пусть даже и в меньшинстве, Лайан повел живых гвардейцев и легионеров гнать врага из берлоги льва.

Император Кровогорья, сюзерен Джейстена, Сайн-Ктора и Уэйстека, правитель Кинхарта, Уильям Кон-Итьен Первый этого имени, больше ничего не слышал. Кроме одного. Как когда-то давно он слышал, как пять медленных и протяжных ударов, оглашали смерть его отца. Так и сейчас, он слышал эти пять ударов колокола, который заканчивали его жизнь…

Глава 17. Серебряные листья

Путешествие ватаги заняло пять дней. Всё же, хороша пословица: «Лошадь узнают в езде, человека в общении» За то недолгое время, что Айдан знает близнецов Мейстландов, он достаточно понял, чтобы определить их лучшие и худшие стороны. Тот же самый Терон, часто был вспыльчив и агрессивен одно время, в другое, он — душа компании, что играет на флейте и травит бородатые анекдоты на пару с Дорианом. Корр, вообще мочалив, и первым заводил разговор очень редко, часто, Айдану приходилось самому находить темы для бесед, а уж если Корр в чем-то разбирался, так за разговор на эту тему, уходило добротное количество времени. Складывалось такое чувство, что у Терона и Корр друзей было не очень то и много. Они сами помогали себе, даже казалось, что им самим приходилось воспитывать друг друга, всячески поддерживая и подтрунивая друг друга, практически постоянно. Капрал уже привык к близнецам и не скрывал того, что считает хорошими друзьями. Они в свою очередь, хоть и не всегда, поддерживали этот настрой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Говоря об Аэйри, эльфийская девушка была скрытна в своих мотивах и действиях. Она всегда рассказывала о себе в двух словах, ненароком боясь разболтать чего лишнего. Она всегда оглядывалась, задумывалась, уходила в себя, и вообще казалось странной. Однако, она была добрая, душой и сердцем, милая и даже заботливой, в какой-то степени. Как Айдан уже и думал, ворошить её шкафные скелеты он не будет, если только она сама не вытащит его на показ, как это делал Терон, постоянно упрекая эльфов в смерти старшего брата и сестры. Между этими двумя назревал конфликт, а поэтому капрал подбирал всячески аргументы, на случай того, если случиться открытое столкновение.

С Дорианом всё было в разы легче! Это гном был прост, добр и честен во всех отношениях. Что ещё можно было сказать? Помимо того, что в каждой ситуации он высказывал своё мнение, так ебу было необходимо оспаривать чужое мнение, с доказательством того, что его план лучше во всевозможных аспектах. Почему-то Айдану на ум приходили легенды о древних героях, что так же собирали отряды и творили великие подвиги. Чем-то, их «ватага» и вправду напоминала «отряд героев»

***

Ветки в костре приятно потрескивали. Огонь отдавал тепло земле и стенам отвесной скалы, под которой они заночевали. Капрал подбросил ещё пару палок, поддерживая тепло костерка, чтобы его ватага не замёрзла. Ночь в это лесу выдалась холодной. Вдалеке, сквозь лиги лесного массива раздавался волчий вой. Легионер невольно посмотрел на изображение волка на своём щите. Ухмыльнувшись, он подтащил к себе клинок. Так он чувствовал себя в безопасности, хотя, это было относительно. Спать в лесу он никогда не привыкнет. Физически выспятся можно хоть на песке даргонской пустыни, но на душе легче от этого не станет. Только сон в теплой и мягкой кровати, зная, что в гости не заявиться ни какой зверь, даст настоящий отдых. Здесь же, чувствуя, как тени рыщут, перебегая от дерева к дереву, выспаться не представлялось возможным. Может быть, это смахивало на паранойю, Айдан этого не отрицал.

Терон и Корр спали, завалившись спина к спине. Если Корр ещё спал спокойно, редко переворачиваясь на другой бок, то Терон ворочился и храпел громче дракона. Дориану под отвесной скалой было приятнее всего, наверняка она напоминала ему о родных каменных стена Трехградия. Гном изредка рычал во сне, дергая головой из стороны в сторону, затем он замолкал, вновь напевая одну из своих гномьих песенок. Спал он в сидячем положении, удерживая в руках свою секиру, облокотившись на стенку скалы. Тепло от костра отражалось от отвесной скалы, поэтому здесь было достаточно тепло. В очередной раз рыкнув, Дориан укутался в свой плащ. Не спали только двое. Аэйри, которая явно чувствовала себя некомфортно и Айдан, который первым заступил в дозор. Легионер вообще не планировал кого-либо будить, он не хотел вновь видеть необъяснимые кошмары, из-за которых просыпался по ночам, в холодном поту, поэтому планировал всю ночь просидеть у костра, спать ему сейчас не хотелось, причём абсолютно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как же приятно было сжигать всяческой хвороста в костре. Огонь — вещь прекрасная и опасная. Подкидывая ветки побольше, Айдан с наслаждением смотрел, как они дымятся, становится чёрными, превращаясь в угли и серо-красную от жара залу. Треск хвороста грел душу, холод ночи потихоньку отступал, заставляя тело и разум хоть на немного да расслабиться. Ночные сверчки летали у костра, кузнечики прыгали то тут, то там.