Сестра (СИ) - Галина Гончарова

Приказы, торговля, должности при царе…

Выбешивало Софью кумовство. То есть если Илья — царский тесть, то он за собой тащит Ивана, Иван — Степана, Степан — Семена, а Семен… сказка про репку, одним словом. И она, в своем порыве, едва не превратилась в такого же Милославского. А не надо…

У него — клан, у нее — Русь.

Вот этого дед понять никак не мог — и лез.

А чего?

Мария — Милославская?

Значит, зять должен помогать Милославским, дочь должна помогать Милославским, внук должен помогать Милославским, внучка должна… ну, вы поняли. Милославским должны все. Оптом и побольше…. И этой чертовой клановой системы придерживались все!

Постановить, что ли, что царица должна быть сиротой? Надо намекнуть Алешке, что эта осиная свора все растащит, до чего доберется. И ведь все воровали…

Алексей Михайлович, хоть и бесился, но пятьдесят процентов отводил на мздоимство и казнокрадство на каждом проекте. Даже если и не знал таких слов.

А где взять тех, кто не ворует?

Софья растила, но ведь время нужно, время! Даже на то, чтобы записать сказку о мальчише — кибальчише (и пусть простит ее Гайдар), но ведь идея‑то какая! Просто буржуинов переименовать в иноземцев, внести немного правки — и читай!

А как еще воспитывается патриотизм?

С детских сказок и песен. И Софья воспитывала, понимая, что без команды она ничего не потянет. И Алексей, случись что с ней — тоже.

Сейчас она прежней ошибки не совершит. Ее брат будет знать и о целях, и о средствах.

Так что когда Милославский принялся подкатываться к Алексею, то с подарками, то еще с чем… палками его гнать было нельзя. А вот перенаправить…

До паровозов и рельсов тут додуматься было нереально, да и ни к чему. А вот каналы…

О, да!

Черта ли ссыльных на Урал гнать?

Нет, там не ссыльные нужны, а крепкие мужики, которые и ружье держать умеют, и характером удались. А вот здесь…

У Софьи возник проект…

Что является самым важным фактором?

Время!

Отсюда вывод. Дороги и каналы. Это строительство, госзаказы, подряды, это бешеные бабки… а еще — трудоустройство. И — решение кое — каких проблем. Софья все раздумывала, как бы намекнуть отцу, что отменять Юрьев день — не лучшая идея, но вед и приказ свой отменить — не лучше, что это за царь, у которого семь пятниц на неделе? И наконец ей пришло в голову альтернативное решение. Да, Алексей Михайлович Русь закрепостил. Алексей Алексеевич отменит, но пока…

— Редко я тебя вижу, сынок. И Сонюшку… А уж про сестриц и вовсе разговора нет. Совсем вы меня позабыли…

Алексей Михайлович вроде бы и жаловался, но улыбка пряталась в густой русой бороде, играла смешинками в синих глазах… и Алексей обнял отца.

— Батюшка, так ведь помощников растим. Не бездельничаем.

— Вот, ежели б не это… ну погуляй пока.

— а что, тятенька…

— Хочу я, чтоб ты польским крулем стал…

Алексей наморщил нос.

— тятенька, а что нам в той Польше? Нам османы да крымчаки куда как больше мешают?

— и до них очередь дойдет…

Ага, дойдет, как же. — меланхолично помыслила Софья. — Жди… в казне голяк, с металлами швах, после бунта казна медь принялась на серебро заменять, но граждан поимела на этом по полной, заменяя медный рубль на пять копеек серебром. Так что секс власти с народом, причем последний в очень пассивной позиции — имеет глубокие исторические корни.

Тьфу!

Какая тут, на хрен, война? У себя бы разобраться?

— тятенька, я тут подумал…

— Да?

— Жаловались мне ребята, что крестьяне — от бегут с мест…

— Бегут. Ну да ладно, поймаем…

— Тятенька, так ведь не от хорошей жизни бегут…

— А что ты предлагаешь?

— тятенька, ежели человек хоть куда бежать готов, то возвращать его — на верную смерть обрекать.

— И? Говори, Алешенька…

— В казне денег нет… и дорог хороших нет, и каналы бы нам пригодились…

— Ну и?

— Ежели человек на все готов ради воли — пусть пять лет отработает на строительстве, а потом вольную от государя получит? И пусть селится, где пожелает… Хочет — в городе, хочет в деревне, а захочет — так и в Сибирь пусть едет, землицу поднимать?

— так ведь и семейные бегут.

— А разве семьям дело не найдется? Бабам — стирать надо, людей кормить надо, обшивать надо… еще и не хватит!

Алексей Михайлович задумался.

— М — да… откуда у тебя и идеи‑то такие, сынок?

— Так ведь в школе все думаем. Что один придумает, что второй — вот и получается. А я только собираю да склеиваю.

— Умница ты у меня, сынок. Но это обдумать надо…

— а я могу и посчитать. Что, откуда, как лучше… хочешь?

Алексей Михайлович улыбнулся.

— Посчитай, сынок. А ты, Софьюшка, чем занимаешься?

Софья гордо подала отцу кривовато вышитую цветными шелками рубашку.

— Не побрезгуй, батюшка.

Вышивала не она, понятно, ей было некогда. Девочки поделились.

— тятенька, а могу я — как Алешенька?

— Что именно, Сонюшка?

— Вот он ребят учит, так, может, и мне боярских дочерей собрать, учить? Чай, не глупее Европ, а девочки сидят по домам, света белого не видят.

Раньше Софья не предложила бы этого. Но сейчас у нее уже был составлен костяк 'женского батальона'. Найдется и кому приглядеть, и кому в рамки ввести, не одна она заниматься будет.

— А я бы приглядела, да и Танюша тоже, чтобы все было чин по чину, — вставила свой полновесный рубль Анна.

— А Танюша как?

— Просила передать, что молится за тебя ежедневно…

Молится, как же. Молиться там все молятся, но Софья сильно подозревала, что Татьяна еще и по сторонам поглядывает, вдохновленная примером Анны. У той‑то с Воином все сладилось, не будь Анна царской дочерью, давно б руки ее попросил. Но приходилось таиться и молчать. Софью это тревожило, но выбора не было — не признаваться же, все в монастыре окажутся.

Впрочем, по результатам беседы с отцом, Софья была более чем довольна. Алексей Михайлович обещал подумать — и попросил Алешу все подсчитать. Сидеть ей над пергаментом теперь долго, но может быть, хоть пятая часть ее идей выгорит? Она нарочно просила больше, чтобы получить хоть что‑то. Да, не повезло ей с полом! Будь она парнем — насколько бы легче было! А так — прячься, конспирируйся и продвигай идеи через других. Неужели так всю жизнь и будет?

Следующий год прошел более — менее спокойно, не считая нескольких потрясений. Но были они не очень большие, можно сказать, лично Софьины.

Умерли Глеб и Борис Морозовы. Сначала Борис, а затем, в декабре убрался и Глеб.

Реакция близких была разной. Анна Морозова рыдала и стонала как белуга. Царица взяла ее к себе и всячески успокаивала сестру, но Софья подозревала, что больше там не горя, а игры на публику. Было б о ком плакать — не надо о покойных плохо, но ведь та еще сволота был? Ворюга, хапуга, властолюбец… раньше бы убрался — на жене бы меньше синяков осталось.