Апелляция - Гришэм Джон

Нат тратил немного денег на каналы Джексона, в основном реклама шла на побережье. Маккарти никогда не сможет позволить себе такую трансляцию, как Фиск. Нат полагал, что Фиск и все эти богатые парни, стоящие за ним, прожигали по 200 тысяч долларов в неделю на одни только ролики об однополых браках.

Первый раунд рекламных роликов Шейлы стоил вдвое меньше, а реакция оказалась довольно вялой. Ее координатор в округе Джексон назвал ролик «некреативным». Шумный юрист-судебник, явно мнивший себя экспертом в делах политических, отправил злобный е-мейл, в котором поносил Ната за столь мягкий подход. С тем, кто пришел с мечом, надо мечом и бороться и отвечать такими же агрессивными роликами. Он напомнил Нату, что его фирма пожертвовала 30 тысяч долларов и, вероятно, не даст больше ничего, если Маккарти не подберет брошенную ей перчатку.

Женщинам реклама, похоже, понравилась. Мужчины отнеслись к ней более критично. Прочитав еще пару дюжин е-мейлов, Нат понял, что просто теряет время.

Барри Райнхарт нетерпеливо ждал, когда последует телевизионный ответ от стратегов Маккарти. Увидев наконец первый ролик, он громко рассмеялся. Какая старомодная, устаревшая, явно провальная попытка: судья в черной мантии, на своем привычном месте с толстыми книгами в качестве реквизита и даже молотком для пущей убедительности. Она выглядела искренне, но в конце концов она была судьей, а не телеведущей. Ее глаза перемещались, по мере того как она считывала текст с телеэкрана перед ней. Очертания ее головы напоминали оленя, подсвеченного автомобильными фарами.

Ив самом деле слабый ответ, но на него необходимо отреагировать. Надо его просто похоронить. Райнхарт потянулся к видеобиблиотеке, находившейся в его арсенале, и выбрал следующую бомбу.

Через десять часов после того, как Маккарти запустила свою рекламу, ее прямо-таки смела с экрана атака, поразившая даже самых прожженных политических дельцов. Она начиналась с громкого выстрела винтовки, а затем показывали черно-белую фотографию судьи Маккарти с официального веб-сайта суда. Раздавался громкий ехидный голос: «Судья Шейла Маккарти не любит охотников. Семь лет назад она написала: „Охотники этого штата плохо соблюдают требования безопасности“». Цитату помещали прямо на ее лицо. Фото сменялось на другое, на этот раз из газетного репортажа, где Шейла пожимала руки людям на какой-то встрече. Тот же голос продолжал: «А еще судья Шейла Маккарти не любит владельцев оружия. Пять лет назад она написала: „Чрезмерно активное лобби владельцев оружия всегда будет атаковать любой закон, который каким-либо образом ограничивает использование пистолетов в наиболее опасных местах. Каким бы разумным ни был предложенный закон, лобби владельцев оружия обрушится на него с яростной критикой“». И этот текст тоже слово за словом быстро печатался на экране. Затем раздавался еще один выстрел, теперь уже дробовика в голубое небо. Появлялся Рон Фиск в полном снаряжении истинного охотника, коим и являлся. Он опускал дробовик и пару секунд говорил с избирателями. Он вспоминал о деде, о том, как охотился в этих лесах еще ребенком, о любви к природе, о клятве защищать священные права охотников и владельцев оружия. В конце ролика Рон уходил в леса, а за ним бежала свора шаловливых собак.

Мелким шрифтом в конце рекламы письменно выражалась благодарность организации под названием «Объединение владельцев оружия» (ОВО).

Правда состояла в следующем: первое дело, упомянутое в ролике, было связано со случайным убийством охотника на оленей. Его вдова подала в суд на человека, его застрелившего, последовал отвратительный процесс, и присяжные в округе Калхун присудили ей компенсацию 600 тысяч долларов — самую большую сумму в истории этого зала суда. Сам суд был столь же мерзким, как бракоразводное дело, с обвинениями в алкоголизме, курении травки и плохом поведении. Оба мужчины состояли в охотничьем клубе и неделю прожили в лагере охотников на оленей. На суде основным спорным вопросом стала безопасность, и несколько экспертов давали показания о законах по регулированию владения оружием и просвещению охотников. И хотя многие показания ставились под сомнение, судя по материалам разбирательства, в основной своей массе они говорили о том, что уровень безопасности в штате ниже среднего.

Во втором деле, в городе Тьюпело в ответ на стрельбу на школьном дворе, в которой никто не был убит, но пострадали четверо, издали постановление, запретившее содержание огнестрельного оружия в пределах ста ярдов от любой государственной школы. Сторонники свободного владения оружием подали в суд, а «Американская стрелковая ассоциация» отметилась в деле, подав напыщенную и высокопарную записку в качестве консультанта суда. Суд приказал отменить постановление на основании Второй поправки, но Шейла выступила против. Тут она уже просто не смогла удержаться от того, чтобы не подставить под удар АСА.

А теперь удар вернулся к ней. Она смотрела последнюю рекламу Фиска у себя в кабинете в одиночестве, с грустью думая о том, что ее шансы слабеют день ото дня. Во время кампании у нее еще была возможность объяснить, почему она голосовала именно так, и указать на то, что несправедливо цитировать ее слова в отрыве от контекста. Но на телевидении у нее было лишь тридцать секунд. Она никогда не успела бы сделать это, и хитрые организаторы кампании Рона Фиска знали об этом.

Через месяц пребывания Клита Коули в «Бухте пиратов» гостеприимство хозяев казино закончилось. Владельцу надоело, что пентхаус постоянно кем-то занят, как и надоело удовлетворять постоянно растущие аппетиты Коули. Кандидата кормили три раза в день, и в основном он требовал приносить еду в номер. За столом, где играли в блэкджек, он хлестал ром так, словно это была вода, и напивался каждый вечер. Он изводил сдающих, оскорблял других игроков и приставал к официанткам, разносящим коктейли. Казино получило от Коули около 20 тысяч долларов, но его расходы составили почти столько же.

Как-то вечером Марлин довольно рано обнаружил его в баре, Коули выпивал и готовился к очередной долгой ночи за столом. После небольшого обмена любезностями Марлин перешел к делу.

— Мы хотим, чтобы вы вышли из гонки, — сказал он. — И когда объявите об этом, то поддержите Рона Фиска.

Глаза Клита сузились. Глубокие морщины пролегли вдоль его лба.

— Что я должен сказать?

— Вы меня слышали.

— Не уверен.

— Мы просим вас снять свою кандидатуру и поддержать Фиска. Все просто.

Коули залпом выпил ром, не отводя глаз от Марлина.

— Продолжайте, — сказал он.

— Тут почти не о чем говорить. Ваши шансы невысоки, мягко говоря. Вы сделали свое дело, когда внесли смуту в ряды избирателей и атаковали Маккарти. Теперь вам пора сойти со сцены и помочь избрать Фиска.

— А что, если мне не нравится Фиск?

— Я уверен, что вы ему тоже не нравитесь. Это не имеет значения. Праздник окончен. Вы повеселились, попали в заголовки газет, познакомились с множеством интересных людей, но ваша последняя речь уже позади.

— Но бюллетени уже напечатаны. И в них есть мое имя.

— Это значит, что горстка ваших фанатов расстроится. Ерунда дело.

Сделав еще один большой глоток рома, Коули сказал:

— Ладно, вход стоит сто тысяч, а выход?

— Пятьдесят.

Он покачал головой и бросил взгляд на столы для игры в блэкджек в отдалении.

— Этого мало.

— Я здесь не для того, чтобы вести переговоры. Это пятьдесят тысяч наличными. Такой же чемодан, как и раньше, только чуть легче.

— Простите. Но мой тариф — сотня.

— Я буду здесь завтра, в то же время, в том же месте. — И с этими словами Марлин исчез.

На следующее утро в девять два агента ФБР постучали в дверь пентхауса. В конце концов Клит добрел до двери и пожелал знать:

— Кто это, черт возьми?

— ФБР. Откройте дверь.

Клит приоткрыл дверь и выглянул через цепочку. Близнецы. В темных костюмах. Ходят к одному парикмахеру.