«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825 - Ольга Минкина

В государствах Западной Европы деятельность официального еврейского представительства при правительственных комитетах и комиссиях, как правило, не имела широкого общественного резонанса и не приводила к каким-либо ощутимым результатам. Несколько более эффективной оказывалась деятельность организованных самими евреями образований, выполнявших функции политического представительства, таких, например, как учрежденный в 1780 г. Board of Deputies of the British Jews. В целом политика в отношении евреев определялась социально-экономической трансформацией общества и модернизацией государственного устройства. Значительное влияние на нее оказывали публичная полемика и общественное мнение. Деятельность собственно еврейских представителей в сравнении с этими факторами не имела почти никакого значения. Более того, одни и те же лица могли добиваться большего успеха, действуя без формальных санкций государства и еврейских общин. Так, предложения еврейских депутатов, составивших совещательный орган при комиссии по разработке еврейской реформы в Пруссии в 1787–1789 гг., – банкира Д. Итцига, финансиста и деятеля еврейского Просвещения Д. Фридлендера и др. – были полностью отвергнуты комиссией. Деятельность тех же лиц по неформальному лоббированию еврейских интересов и их участие в публицистической полемике по поводу статуса евреев в конце XVIII – начале XIX в. стала одним из важных факторов, подготовивших почву для правовой эмансипации евреев Пруссии в 1812 г.[1217] Даже Французский Синедрион, деятельность которого приобрела широкую известность за пределами Франции, не сумел реально повлиять на политику по отношению к евреям. Реформа управления евреями во Франции в 1808 г. не только не разрабатывалась Синедрионом, созванным за год до реформы, но и полностью противоречила устремлениям членов Синедриона. Двое из них, А. Фуртадо и Б.-И. Берр, даже выступили против проведения реформы. При этом они выступали уже не в качестве официальных представителей, а в качестве неформальных защитников еврейских интересов.

В Российской империи, в отличие от Западной Европы, деятельность в составе временных или постоянных государственных учреждений или, в худшем случае, апелляция к ним была для евреев единственной возможностью легального участия в политической жизни. Только таким способом они могли представить свои интересы власти. Разнообразные проекты еврейской реформы, политические и экономические обоснования благотворной роли евреев в государстве, полемические выступления в защиту еврейской религии и традиционного образа жизни и обличительные сатирические памфлеты, высмеивавшие и то и другое, не становились достоянием печати, как в Европе, а облекались в форму записок и прошений еврейских представителей в различные государственные учреждения.

Разные цели, выдвигавшиеся еврейскими представителями в государствах Западной Европы и Российской империи, определяли риторику их обращений к власти. Программа преобразований, которую отстаивала еврейская элита Западной Европы, а также сторонники еврейской эмансипации из числа политических и общественных деятелей этих стран, включала в себя как изменение правового статуса евреев, так и изменение еврейской традиции и даже специфических ментальных черт, якобы присущих евреям. Чтобы стать «достойным» гражданином страны, в которой он проживал, еврей должен был воспринять культуру окружающего большинства и «нравственно исправиться». Пороки, якобы присущие евреям, в соответствии с идеями эпохи Просвещения приписывались негативному воздействию враждебной окружающей среды, воспитания и образа жизни. Выступления отдельных влиятельных евреев или легитимных еврейских представителей перед властью или обществом в качестве обязательного элемента включали в себя признание еврейских «недостатков». Исправление этих «недостатков» связывалось с упразднением правовых ограничений и просвещением. Улучшение статуса евреев и их собственное самосовершенствование неизменно мыслились в связке[1218].

В свою очередь, в Российской империи риторика «исправления» евреев активно использовалась правительством, но не была популярна среди еврейских представителей, подчеркивавших «несправедливое» отношение к евреям со стороны государства и общества. Особое место в выступлениях еврейских представителей занимало противопоставление евреев и польской шляхты. Евреи позиционировали себя в качестве лояльных подданных империи, в противоположность полякам. Негативный стереотип поляка активно использовался и российской властью, однако противопоставление лояльного еврея «изменнику»-поляку в риторике властей имело место лишь время от времени. Это был, по всей видимости, один из вариантов дискредитации поляков, причем не самый распространенный. В этом случае доводы еврейских депутатов могли приниматься, использоваться и транслироваться властью в своих целях. Особенно показательны в этом отношении опыт собрания еврейских депутатов в Полоцке в 1773 г., деятельность еврейских поверенных в конце 1790-х гг. и еврейских депутатов при Третьем еврейском комитете, а также «мнения» кагалов, представленные Первому еврейскому комитету в 1804 г., и выступления еврейской верхушки во время войны 1812 г. Внутренние проблемы еврейского общества крайне редко выносились на рассмотрение власти. Это было связано с религиозным запретом на подобные выступления. Легитимные представители еврейского населения – депутаты, поверенные, главы кагалов – никогда не поднимали эти вопросы в своих выступлениях перед властью. В лучшем случае они могли указывать на отдельные негативные явления, такие как контрабанда и финансовые злоупотребления отдельных лиц, однако эти явления, как правило, относились к сфере взаимодействия евреев с государством и не затрагивали структуру еврейского общинного управления. Выступления против традиционного уклада были присущи отдельным критически настроенным евреям, чья оппозиционность была в значительной мере обусловлена не идеологическими предпочтениями, а личными конфликтами с кагалом. Эти выступления в описываемый период, в отличие от последующих десятилетий, не влекли за собой никаких административных мер. Но они при этом безусловно способствовали укреплению негативного образа традиционной еврейской общины в среде правящей бюрократии. Риторика «просвещения» использовалась и официальными еврейскими представителями, и евреями, выступавшими с частными инициативами, для достижения различных, зачастую противоположных целей.

Еврейские депутации конца XVIII – начала XIX в. являлись своеобразным институтом, соединявшим в себе наследие еврейских традиций и признаки модернизационных изменений. Включение депутаций в административную систему централизованного государства в значительной степени определяло поведение депутатов. Последние стали позиционировать себя как часть имперской власти, бюрократического аппарата. Об усвоении еврейскими представителями ключевых элементов политического дискурса абсолютистского государства свидетельствовало их активное участие в установлении единой властной иерархии для евреев и претензии на руководство всем еврейским населением империи[1219]. Новая система организации, которую власть стремилась установить в еврейском обществе при поддержке депутатов, была полной противоположностью традиционному еврейскому общественному устройству, при котором каждая еврейская община мыслилась как автономная. Одновременно депутаты выступали в качестве «переводчиков» с понятийного языка традиционного общества на язык политики. Потребность объяснить власти структуру еврейского общества приводила к ее осмыслению элитой этого общества на новом идеологическом уровне, в терминах современного им политического лексикона. О высокой степени усвоения еврейскими депутатами данного понятийного языка свидетельствовало употребление ими таких выражений, как «равновесие властей»[1220], «звание сограждан»[1221], «гражданское тело»[1222].

Таким образом, депутация являлась действенным инструментом аккультурации еврейской верхушки. Аккультурация еврейской элиты в данном случае не являлась главной целью политики по отношению к депутациям, а скорее носила характер непреднамеренного эффекта. При этом депутаты активно боролись за сохранение традиционного образа жизни евреев, вызывавшего большое раздражение у российских властей. Экзотический облик еврея, сложная система религиозных предписаний иудаизма, социально-экономические особенности еврейского общества казались представителям российской администрации проявлением отсталости и фанатизма, источником потенциальной опасности. Изменение именно этих сторон еврейской жизни на протяжении всего периода подразумевалось под «просвещением» евреев и объявлялось главной целью политики российских властей. Депутатам, выступавшим в качестве носителей и защитников этих традиций, естественным образом инкриминировались пороки, приписывавшиеся евреям в целом: невежество, религиозный фанатизм и корыстолюбие. Подчеркивая внешние культурные различия, представители власти зачастую предпочитали «забыть» о том, что депутаты приняли главное «правило игры» и готовы содействовать централизации управления евреями. Именно это – главное – отличие позиции еврейских депутатов от взглядов, разделявшихся большинством еврейского населения, служило одновременно залогом альянса власти с депутатами и источником конфликта между депутатами и еврейским обществом.