«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825 - Ольга Минкина

Эпилог

НАСЛЕДИЕ

Основные правовые, культурные и экономические параметры взаимоотношений российского общества (и прежде всего имперской власти) с евреями закладывались в период с 1772 по 1825 г. Эти параметры оставались актуальными на протяжении всей последующей истории евреев в России.

По всей видимости, часть правящей бюрократии была убеждена в существовании «тайного еврейского правительства». Легализация (или конструирование) этого воображаемого еврейского «центра» в рамках имперской системы позволила бы государству контролировать еврейские общины. Официальные представители еврейских общин, в свою очередь, стремились к повышению своего статуса и получению подобающих элите «дворянских» привилегий. Это побуждало их репрезентировать себя перед властью в качестве искомого еврейского «правительства». Одновременно в среде еврейской общинной верхушки существовало стойкое предубеждение против централизации. Постановления, выработанные виленским собранием 1818 г.[1176], представляли собою попытку найти компромисс между навязываемой сверху идеей конструирования иерархии управления евреями и принципом представительства от всех еврейских общин империи. Эта коллизия метафорически осмыслялась в рамках библейских архетипов. Таким образом, отношения евреев с внешней властью оказывали влияние как на внутренние процессы в еврейском обществе, так и на репрезентацию этих процессов в формах традиционной культуры. Безусловно, что и восприятие еврейского общества представителями российской администрации не было полностью «рациональным» и во многом определялось распространенными культурными мифами.

Еврейское население империи на протяжении всего исследуемого периода выдвигало из своей среды лиц, способных поддерживать диалог с властью и предлагать последней собственные варианты решения экономических и правовых проблем. При этом власть предпринимала и встречные шаги, вплоть до включения еврейского представительства в систему государственной администрации. Так, в 1817–1824 гг. еврейская депутация функционировала в составе Министерства духовных дел и народного просвещения. Подобные явления свидетельствуют об определенных перспективах альтернативных вариантов взаимоотношений власти с евреями, выдвигавшихся еврейскими представителями. Отметим, что в Российской империи к тому времени был хорошо разработан механизм инкорпорирования «инородческих» элит в структуру правящего слоя[1177].

С одной стороны, само функционирование еврейских депутаций и других форм еврейского представительства внутри государственной системы являлось действенным механизмом интеграции еврейской элиты в эту систему. С другой стороны, проекты такой интеграции на протяжении всего периода выдвигались самими еврейскими представителями, желавшими ускорить или скорректировать этот процесс. Однако при соприкосновении с еврейской верхушкой, не имевшей многих характерных признаков элит дворянского типа, российская власть столкнулась с трудностями, оказавшимися в данной ситуации непреодолимыми. В первую очередь это было связано с тем, что в рамках сословной монархии было необходимо, чтобы сословие согласилось включить в себя новую, к тому же иноверческую группу, а российское дворянство никоим образом не могло включить в себя евреев[1178]. Однако определенные перспективы для повышения статуса еврейской элиты и обретения ею собственной ниши в рамках имперской административной системы все же просматривались.

Опыт сотрудничества власти с еврейскими депутатами по-разному осмыслялся еврейским населением и властью в последующие годы. Официальная оценка деятельности депутаций нашла отражение в мемории Четвертого еврейского комитета за сентябрь 1826 г. Поводом к рассмотрению вопроса о еврейских депутациях послужило прошение виленского, минского и гродненского кагалов о возобновлении еврейского представительства при комитете. Вероятно, главной задачей составителей обзора было подкрепление доказательствами уже сложившегося в высших кругах негативного отношения к еврейским депутатам. Каждой депутации, по мнению членов комитета, были присущи определенные недостатки: крайняя пассивность – депутатам 1802–1804 гг.; консерватизм и корыстолюбие – депутатам 1807 г. На долю же депутации 1812–1825 гг. выпала целая серия обвинений в инициировании антиправительственных настроений в еврейской среде[1179]. Таким образом, была сформулирована официальная точка зрения на еврейские депутации как на явление бесполезное и даже вредное[1180].

Тем не менее отсутствие легитимного еврейского представительства на государственном уровне остро ощущалось как евреями, так и властью. Стремление к восстановлению еврейской депутации или учреждению аналогичного законосовещательного органа при центральной власти в конце 1820-х и 1830-е гг. выражалось не только в представленных правительству предложениях кагалов[1181], но и в проектах, созданных представителями администрации или сотрудничавшими с властью крещеными евреями.

Проекты рубежа 1820–1830-х гг.

Крещеный еврей из Пруссии Карл Фоделло был полуофициальным консультантом по еврейским делам при Четвертом еврейском комитете. Члены комитета даже признали его записки «по их верности и подробности полезными для своих соображений о мерах к преобразованию евреев»[1182].

В проекте 1827 г. Фоделло открыл комитету страшную тайну: «Нынешние члены кагала должны быть почитаемы не иначе как за подставные лица». Это «наемники, получающие в неделю от двух до трех червонных жалованья, и за которыми богатейшие в обществе, составляющие невидимый кагал, всем управляющий, строго смотрят»[1183]. Таким образом, истинные главы общины могут избежать судебной ответственности за недоимки и унижений, сопряженные с деятельностью кагальных.

«Таковые причины побудили богатейших и благочестивейших мужей между евреями отказаться от должности, коей прежде все домогались, и выбрать в кагал беднейших своих собратий низшего звания, ибо сии легко покушаются на то, чтобы составить ложные ревизские сказки, и ни во что не вменяют стыд и поругание», «соглашаются на все возможное и столь же неопытны, сколь бессовестны»[1184].

По мнению Фоделло, чтобы искоренить эти злоупотребления, необходимо повысить престиж самого института кагала. Кагал следует изъять из юрисдикции капитана-исправника и полицейских властей и подчинить его непосредственно губернскому правлению. Кагал «должен быть отличен при удобном случае со стороны правительства наградами или знаками милости, кои приобретут ему уважение со стороны его собратий». Тогда, «как во времена Польского правительства» (т. е. до разделов Польши), места в кагале снова займут «богатейшие и достойнейшие мужи», воодушевленные стремлением «быть благотворителями их собратий, служить верою и правдою Богу и государю». Когда «невидимый кагал» станет официальным институтом и заменит бутафорское учреждение, состоящее из «негодяев и сволочи», в еврейских общинах наступит «порядок и благоденствие»[1185].

Такое сказочное перевоплощение, по мнению Фоделло, будет обусловлено основными чертами характера евреев, якобы присущими им как «восточному» народу: «В благосостоянии еврей горд и честолюбив до крайности, в бедности же низок и презрителен, имея ко всякому злу и пороку наклонность; богачи могут быть склоняемы к добру ласковым обхождением, низший же класс должен быть понуждаем к оному насилием»[1186]. Таким образом, начав свое описание кагала с жесткого обличения внутриобщинных порядков, Фоделло заканчивает его призывами к повышению статуса еврейской элиты. Это сближает его проект с аналогичными предложениями представителей российского еврейства, которые выдвигались в предшествующие десятилетия. Неслучайно благородные цели глав общины («быть благотворителями их собратий, служить верою и правдою Богу и государю») в проекте Фоделло совпадают с идеалами, декларировавшимися российским дворянством («за веру, царя и Отечество»).

Преобразование управления евреями следовало завершить учреждением Главного судебного и духовного еврейского правления при департаменте духовных дел иностранных исповеданий. В каждой губернии следовало учредить Верховный кагал наподобие надобщинных ваадов (советов) Речи Посполитой. Члены Верховного кагала должны собираться в определенное время в назначенном месте. Верховный кагал состоит из губернского парнаса (главы кагала; так же назывались главы общинных кагалов), главного раввина и двух раввинов «от разных обществ», двух «казначеев», двух «сборщиков», «двух поверенных из каждого общества» (т. е. каждой еврейской общины данной губернии) и двух секретарей. Верховный кагал должен избираться каждые три года «депутатами» от всех еврейских общин данной губернии и утверждаться упомянутым выше Главным судебным и духовным еврейским правлением. Верховный кагал имеет широкие полномочия: он утверждает общинные кагалы, контролирует их деятельность, имеет право «отставлять кагалы и предавать их суду, с полным правом на вспоможение полиции» и «присутственных мест».