Скандинавский детектив - Стиг Трентер

Но именно слова аптекаря стронули настоящую лавину. Он повторил их жене инженера, работавшей в аптеке. Та, разумеется, не утаила от своего мужа да еще добавила, что не иначе прокурору доставляют большие проблемы спрятанные деньги Боттмера. Инженер сказал, что это вполне возможно, ибо он знает из надежного источника, что некий сотрудник социальных служб расспрашивал фру Норстрем насчет ее постояльца.

На следующий день заседал комитет по здравоохранению, которому предстояло одобрить некоторые изменения в городских установлениях о поддержании чистоты, неизбежные ввиду предстоящей покупки мусоровоза. В заседании участвовал и инженер, чья жена работала в аптеке. Во время обсуждения он рта не раскрыл, но потом, только чтобы показать, какой он важный, рассказывал всем, что историю Боттмера явно будут расследовать заново. Член совета, кондитер Альготсон сказал, что давно пора. Репортер местной газеты Остлунд, который пришел за копией новых инструкций, сказал, что позвонит прокурору, чтобы тот подтвердил эти сведения.

Доктор Скродерстрем, который как врач тоже входил в комитет, все это слышал и, едва придя домой, позвонил Викторсону. Коммерсант в свою очередь позвонил прокурору Эку.

— Слушай, слуга закона. Это Сельмер. Твой Кеннет разболтал всему городу бог весть что.

— Я ничего не знаю.

— Правда? Зато я знаю. Так или иначе, это очень некстати именно сейчас, когда решается вопрос о покупке мусоровоза.

— Ну и что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Сейчас тебе позвонит Остлунд. Скажи ему ясно и недвусмысленно, что расследование истории с Боттмером закрыто.

— Не могу.

— Я не имею в виду сообщение в газете. Предлагаю только дать Остлунду понять, что это пустые слухи.

— Я прекрасно понимаю, что ты предлагаешь. Но это исключено.

— Но, милый Эммерих…

Звонкий щелчок известил коммерсанта, что прокурор положил трубку.

Именно телефонный звонок коммерсанта подтолкнул прокурора Эка к решению, над которым он раздумывал несколько дней. И уже на следующий день он вызвал на допрос продавца из магазина Викторсона.

Этот бедолага никому не сообщил о своей беседе с Паулем Кеннетом. Видимо, его терзали угрызения совести, он боялся, не сказал ли больше, чем нужно, и не знал, не подвел ли хозяина своей откровенностью. Но если его вызвал на допрос прокурор, это совсем другое дело. В таком случае порядочный-человек просто обязан все рассказать.

Продавец рассказал о допросе нескольким избранным, среди прочих и секретарше Викторсона. Девица из канцелярии поделилась с несколькими приятелями, в том числе с владельцем грузовика Ларсоном, своим родственником. А он рассказал другим, с которыми пил кофе в «Плазе». Четверо посвященных в тот же день отыскали городского репортера и весьма доверительно сообщили ему, что шнур, на котором повесился Боттмер, был взят из магазина Викторсона. Один даже утверждал, что шнур дал Боттмеру сам коммерсант и посоветовал, как его использовать.

Но в газету это пока не попало. Окружная газета молчала, но тем больше ширились слухи. Говорили, что фру Норстрем приглашали на допрос, что допрашивали Викторсона и его супругу, что врач и нотариус и даже священник тоже подверглись допросу. Дело было так: Боттмер принимал поздно ночью какого-то посетителя, и, поскольку доктор с прочими именно в это время возвращались с вечеринки, прокурор хотел спросить их, не видели ли они крадущуюся темную фигуру. Кто-то говорил, что этой темной фигурой мог быть шофер грузовика из Гётеборга. Другой утверждал, что это был не шофер грузовика, а преступник, с которым Боттмер познакомился в тюрьме, и якобы он узнал это от приятеля некоего человека, который разговаривал с сотрудником социальной службы.

Репортер Остлунд звонил прокурору Эку дважды в день, нет ли у того чего-нибудь нового для газеты. Два дня подряд ответом было сердитое «нет». На третий день ему ответила супруга прокурора.

— Муж уехал, — сообщила она, — к окружному прокурору.

Остлунд тут же позвонил в редакцию и сообщил: вероятно, окружной прокурор начнет новое расследование и потому главных событий следует ожидать в среду. Редактор ему ответил, что теперь шила в мешке не утаить.

Но прошло больше недели, прежде чем все вышло наружу. Расследование продолжалось при полном молчании властей и газеты. В Аброке появился длинноногий старший криминальный ассистент полиции, и любопытные сквозь шторы «Плазы» следили, как он шагал через площадь в участок. Он был весьма любезен, но совершенно неприступен, как только заходила речь о самоубийстве Боттмера. А сержант Стромберг, с которым ассистент сотрудничал, был куда замкнутее, чем хотелось бы жителям Аброки.

И все-таки жизнь в городе шла своим чередом. Жена аптекаря отметила пятидесятилетний юбилей и приготовила роскошный стол с тортом и мадерой. Известный алкоголик за неделю дважды попадал в участок и тем самым повысил число потребителей алкоголя в городе на 11,2 %. Созвали новое заседание городского совета, на котором предстояло принять решение о покупке мусоровоза. Кое-кто заметил, что репортер Остлунд из «Окружных вестей» повадился на кофе в «Плазу» чаще обычного.

Остлунд выглядел усталым и измученным.

Свою карьеру он начал деревенским торговцем. Жизнь за стойкой деревенской лавки дает хорошие возможности для развития наблюдательности и изучения людей. Пока он работал так несколько лет, у них в деревне открылся кооперативный магазин. После отчаянной войны с превосходящими силами Остлунд обанкротился. Но вскоре после этого ему предложили место репортера в «Окружных вестях». Предложение он принял и взялся за новую работу покорно, но с насмешкой в прищуренных глазах. Впрочем, в его мыслях было куда меньше смирения, чем казалось.

Когда Остлунд узнал, что участников вечеринки у Викторсона допрашивали, он, естественно, не поверил, что спрашивали их только о том, что они видели по пути домой.

Оставив на минуту заботы о редакции, он обратился к супруге:

— Вот увидишь, их явно подозревают в каких-то фокусах.

— Ну и в чем? — спросила жена, которая как раз зашивала штаны их младшенького. — Неужели в убийстве?

В городских сплетнях слово «убийство» еще не фигурировало. Остлунд повторил его, но оно показалось ему слишком сильным.

— Убийство? Не преувеличивай. Есть и другие способы довести людей до ручки.

— Верю, — убежденно кивнула жена и принялась распутывать иглой затянувшуюся петлю.

— Весь вопрос — почему, — вслух размышлял Остлунд. — Чтобы лишить его жизни, нужен был повод.

— Некоторых толкает на это одна испорченность.

— Ах, нет, не настолько же они испорчены.

— Если бы… — заверила жена.

Остлунд не питал никаких иллюзий насчет местных шишек, но все-таки не думал, что они могут довести людей до смерти только ради удовольствия. Он был убежден, что за всем этим должен крыться какой-то мотив. А пока, продолжая молчать и отстукивать городские новости на допотопном «ундервуде», решил, что переберет все мотивы, которые только заслуживают внимания.

Управившись с городскими новостями, он перебрал в уме всех участников вечеринки у Викторсона. Там были Викторсон с женой, пастор с супругой, супруги Эркендорф и доктор Скродерстрем. По его сведениям, больше гостей не было.

Коммерсанта Викторсона он весьма уважал как человека, который сумел пробиться в нелегком мире бизнеса, где сам Остлунд потерпел крах. Но в этом уважении скрывалась и зависть. На таком нелегком пути человека ждут не только розы, особенно если он относительно порядочен. Боттмер был поверенным Викторсона, и по деревенским представлениям Остлунда это значило, что с помощью Боттмера тот оформлял фальшивые счета и обирал людей. Так что тут долго искать мотив не приходится.

Труднее было вообразить в роли убийцы прелестную фру Викторсон. Не то чтобы он разделял всеобщее мнение, что мягкость женского характера исключает возможность насилия; он наблюдал за женщинами в деревенской лавке и не раз имел случай убедиться, что нежность для них не главное. Но фру Викторсон, думал Остлунд, не способна ни на что иное, кроме того, для чего Господь по своей доброте создал женщину.

Еще труднее было представить убийцами священника с женой. Правда, несколько лет назад поговаривали, что у пастора возникли проблемы с сохранностью церковных фондов, но все удалось уладить, и больше ничего подобного слышно не было. А жена священника слишком глупа для такого поступка, как убийство. «Впрочем, во всем остальном тоже», — подумал Остлунд.

Уж скорее можно было заподозрить нотариуса Эркендорфа. Конечно, он слуга закона, но имел склонность все усложнять. Мелкие юристы порой сталкиваются с такими проблемами, которые у нормального человека просто никогда не возникают. Однако Остлунд не знал ни о каких проблемах, которые могли бы спровоцировать конфликт Эркендорфа с Боттмером. И он решил, что, во всяком случае, этим стоит заняться.