Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор

- Правильно, зришь в корень, Кира. Разобщены мы, понимаешь, разобщены. Мы и хотим на объединение русских людей работать.

- Российских, - поправил его Киреев. - Вы же - "свободные россияне".

- Не подкалывай, пожалуйста. Это моя боль. Конечно, "русских" звучит лучше. Но у нас из восьми членов учредительного совета семь русских, а один, Дамир Фахрутдинов - татарин. Классный парень, обижать его не захотелось, вот и решили стать россиянами... А вообще у нас хорошие подбираются ребята. Все люди в Сосновке уважаемые. Есть депутат, директор хлебозавода. Короче, будем людям глаза открывать.

- Глаза? Никон, прости, если не в свое дело лезу, но...

- Говори, говори, не стесняйся.

- Ты же в газете работаешь и даже ее возглавляешь. Очень многое можешь. Нужно ли для этого создавать союз? Ты моего совета спрашивал, я сказал тебе про опыт других организаций... Никонов перебил его:

- Кира, мы же не совсем деревня. Газеты читаем. Понимаешь, не обижайся, конечно, но то, что есть,

- нас не устраивает.

- Что не устраивает?

- Позиция этих партий. В одних "Боже, царя храни" поют. В других коммунистическим духом несет. Третьи в игру "казачки" играют. У нас один такой деятель нашелся. В школе учителем истории работает. "Казачью управу" организовал. Смехота. Нацепили штаны с лампасами - тьфу! Казаки, твою мать.

- А сколько у него в управе человек?

- Не человек, а идиотов. Пять.

- А если вам с ними объединиться? Ведь в чем-то ваши взгляды совпадают?

- Объединиться? Ты шутишь?

- Нет. Ты же сам очень хорошо сказал, что хочешь на объединение русских людей работать. Этот учитель истории - не русский? Почему ты не хочешь с ним объединиться?

- Потому, что он всех людей на две категории делит: казаков и не казаков.

- Но ведь и тебе монархисты с коммунистами не нравятся. Тогда - кто? Демократы?

- Издеваешься? Я просто русский человек.

- Российский.

- Ну российский. Мы предлагаем объединиться не по идеологии...

- Неужели по вере?

- А вот это ни в коем случае! Свободный человек вправе выбирать себе любую веру. По мне, пусть он хоть Христу, хоть Будде, хоть черту поклоняется - лишь бы любил Россию.

- Мне кажется, поклоняться черту и одновременно любить Россию - нельзя, - тихо сказал Киреев.

- Я образно выразился. Ты меня понял.

И Никонов стал увлеченно рассказывать о том, как он видит будущее своей организации. Михаил сидел, опустив голову.

- Ты не уснул? - спросил его Вячеслав. - Прости, я забыл, что ты с дороги. Давай будем укладываться.

- Нет-нет, я просто думаю. И грущу.

- О чем?

- Не знаю... Один из самых почитаемых русских святых, преподобный Серафим Саровский сказал слова, о которых я все время думаю. Давай подумаем над ними вместе.

- Давай. И что это за слова?

- Он сказал: спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи.

- Ты знаешь, это из области религии. Мне не интересно. Не обижайся.

- Все нормально. Вот ты сегодня днем спрашивал меня о впечатлениях...

- И ты, хрен моржовый, ничего мне не рассказал.

- Сейчас расскажу. Опубликуешь?

- Что за вопрос?

- У вас в районе есть деревня. Соболево называется.

- Есть. Там, кстати, пруд хороший имеется. Мы в нем карпов ловим...

- Остановился я в этой деревеньке с людьми поговорить, дорогу дальше спросить. Смотрю, от крайнего домика дорога резко вверх уходит. Сбоку от нее - то ли сад старый, то ли школа. Из кустов этих человек выходит и медленно спускается по дороге. Ближе, ближе. Уже различаю: старуха. Простенький халатик в цветочек - такие в наших больницах выдают. Еле-еле идет. Руки, голова трясутся... Прошла мимо нас (я разговаривал с местной жительницей) - даже не посмотрела.

- Горемычная, - вздохнула женщина, с которой я разговаривал. - У нас здесь дом престарелых находится. Прошлой осенью его закрыли - говорят, у бюджета нет денег на его содержание. Почти всех больных разобрали, а человек пять-шесть остались. Некому их было забирать. Вот и остались они здесь, никому не нужные. Как эти старики зиму пережили - ума не приложу. Мы их, конечно, подкармливаем, но...

Вот такие впечатления, Славик. Ну как, опубликуешь? Никонов сидел мрачный.

- Ты же не ребенок, Кира. У меня администрация района - учредитель газеты. Завтра опубликую, послезавтра выгонят.

- Понятно.

- Что понятно?

- Что собираться за бутылочкой и обсуждать устав и комфортнее и безопаснее. Не обижайся.

- Нет, я обиделся, Кира. Да, я слышал об этом доме. А чем я могу помочь этим старикам? Молчишь? Ты, чувствую, стал сторонником теории малых дел? Помнишь, в институте нам рассказывали об одном из "отцов" этой теории - Каутском? И о лозунге его: "Конечная цель - ничто, движение - все". Не забыл, как Каутского называли - оппортунист. Киреев горько улыбнулся:

- Славно у тебя, Никоныч, получается. Всем ярлыки повесил?

- Ничего я не вешал.

- Как же, историк ваш и его сторонники - идиоты, я - оппортунист. Я не обижаюсь, Славик. А вот за стариков обидно. Ну какое же это малое дело - шесть человеческих душ от смерти спасти?

- Как? Ты ответь - как?

- Друг мой, а как же быть с уважаемыми людьми из СССР? Даже депутат есть. Что, нельзя было выбить у вашего главы администрации одну палату для них в больнице, чтобы люди не мерзли, забытые всеми в руинах своего дома? Жители Соболево смогли накормить этих несчастных, а целый район не может? Вот если бы этим ваш СССР занялся - ты бы стольких людей в свои ряды привлек.

- Погоди, я тебе скажу...

- Нет, дай я скажу, а потом говори, что хочешь. Тебе не интересны слова преподобного Серафима. Жаль. Знаешь, как их можно перефразировать? Хочешь сделать людей свободными - сначала освободись сам. Хочешь, чтобы тебя полюбили, - полюби сначала сам. Хочешь что-то получить отдай сначала свое. Ты не думай, что я тебя учу жить, - избави Бог. Меня бы самого кто научил. Просто я хочу, чтобы ты не повторял моих ошибок. Надеюсь, у тебя будет время это понять. - Киреев замолчал.

- Говоришь, спасись сам? Кира, ты что молчишь?

- Все силы со словами ушли. Шучу.

- Слушай, а ты, случаем, не болеешь?

- Нет. Сказал же - устал немного. Да, спасись сам.

- И с чего мне начать свое спасение?

- Считай, что я не заметил твоей иронии. Для начала спасите всем миром этих стариков. Они все еще в деревне, а осень и зима не за горами. Пошли в Соболево Назарову... Попроси учителя-казака связаться со своими коллегами в соболевской школе.

- Этого...

- Да-да, идиота, как ты его назвал. Мне кажется, он парень энергичный.

- Точно.

- Вот и воспользуйся этим. Напомни ему о казацких обычаях, о милосердии. Да что я тебе говорю, ты все сделаешь, как надо.

- Есть кое-какие идеи.

- Вот и хорошо... Кстати, все-таки спрошу. Заранее извиняюсь, если буду бестактным. Где Лена?

- Вопрос, конечно, интересный. Сейчас расскажу. Выпью еще одну рюмочку и расскажу.

- Но она жива, здорова?

- А что с ней сделается? Ушла от меня Ленка. На соседней улице живет. Слушай, брат Кира, мою печальную повесть. И ты поймешь, почему я столько пью.

- Почему?

- А потому, что все бабы - стервы.

- И Ленка тоже?

- Она - в первую очередь. В Тулу я уезжал на неделю, по делам. Вернулся на день раньше. Думал, сюрприз будет.

- Неужели...

- Да, почти как в анекдоте.

- Ленка... Не верю.

- А зря. Нет, в постели они с тем хорьком не лежали. Захожу, вижу: сидят голубки на кухне. Бутылочка вина на столе, сырок порезан. Лена вскочила, когда я в прихожую вошел, глаза сверкают, красная вся. А мужик тот, что с ней сидел, засуетился. Как здорово, что вы приехали, Вячеслав Павлович, у нас на работе событие - решили отметить. Какое, спрашиваю, событие может быть в санэпидемстанции? У сосновских школьников всех вшей вывели? Не дождетесь. Пока у нас, говорю, каждая гнида мечтает стать вошью - такому не бывать. Ты понял мой намек, Кира? Ленка завелась. Как ты смеешь оскорблять честного человека? Ардальон Казимирович порядочный, но очень одинокий