Первые четыре века христианства - Андрей Николаевич Муравьев

слове. Утешив несколько своим пребыванием Церковь Назианзскую до избрания нового пастыря, он удалился в пустыню Изаврийскую искать в безмолвии того душевного мира, которым не давали ему насладиться люди и заботы; но его отшельничество не продолжилось, ибо ему надлежало воссиять скоро на свещнике Царьграда.

Между тем Василий не переставал взывать о помощи к Западным епископам, излагая им в грамотах бедствия Востока. Но епископы не подвигались со своих престолов, чтобы идти на помощь братии, а только частные люди стремились из Италии в Египет и Палестину искать назидания у великих отшельников. Блаженный Иероним, родом из Далматии, получивший светское образование в Риме и духовное при Валериане, епископе Аквилейском, посетил Восток с пресвитером Антиохийским Евагрием и погрузился на время в пустыни Сирийские, уже исполненные отшельниками, чтобы там истребить в себе память юношеских наслаждений Рима. Его собственная исповедь может засвидетельствовать, как жестоко было подобное отречение для чувственной его природы.

«О, сколько раз, скитаясь в беспредельной пустыне, опаляемый знойным солнцем, я воображал себе наслаждения Рима! Одиноко сидел я, исполненный горьких дум; прахом обезображен был лик мой, эфиопскою чернотою покрылась кожа; роскошью была бы мне прохладная струя. Когда же сон одолевал борющееся с ним тело, одни кости со стуком ложились на землю, и я, заключившийся страха ради геенны в подобную темницу, я, сожитель зверей и скорпионов, еще мог иногда переноситься мыслями в хороводы дев; лик мой, умерщвленный постами, еще прежде смерти отжил, но в хладном теле кипели страстные порывы… Так, лишенный всякой помощи, припадал я к Спасителю; я проливал слезы, я рвал волосы, семидневным голодом сокрушал свою плоть. Помню, как часто ночь заставала меня, бьющего себя в грудь, пока не водворялось в ней желанное спокойствие; я даже страшился своей келий, как свидетеля нечестивых помыслов и в брани сам с собою погружался в пустыню. Во глубине долин, на вершине гор, в ущелий утесов искал я места молитвы, места казни бедственной моей плоти, и там, сквозь пелену текущих слез, приникнув взорами к неподвижному небу, я мнил себя в ликах Ангельских и радостно разделял их дивные гимны». Изучение еврейского языка занимало Иеронима в пустыни для предпринимаемого им перевода Св. Писания, и сей знаменитый богослов Запада несколько раз возвращался в родную Италию, увлекая за собою всегда новых отшельников в Палестину.

Уже многими иноками прославились пустыня Сирийская и горы Ливана и окрестные леса Антиохии. Св. Марон основал многие обители в горах Ливанских, и Аонес сделался отцом отшельников в Месопотамии; ученики его, под именем пасущихся, скитались молитвенно на полях и в расселинах, питаясь одними травами и отказывая себе во всех удобствах жизни под знойным небом Востока. Но всех знаменитее был Ефрем Сириянин, диакон церкви Эдесской, поставленный в сан Иаковом чудотворцем Низивийским. Без всякого образования земного Ефрем сделался одним из высоких таинников учения небесного и красноречивейшим проповедником слова Божия. Сильные речи его о последнем суде исторгали слезы у смиренных и приводили в трепет нераскаянных, которые, внимая ему, переносились духом на судилище Христово и иногда в ужасе прерывали обличительные слова, прося помилования; а выспренние гимны Ефрема, переходя из уст в уста, истребляли память еретических песней.

Аполлинарий смущал тогда Сириян ложным учением, будто Спаситель Иисус Христос при воплощении Своем не был совершенный человек и восприял только одно тело наше, которое рассеялось как призрак при Вознесении, разумную же душу человеческую заменяло в Нем Самое Божество. Уважаемый многими благочестивыми мужами за свою строгую жизнь, он изложил обольстительную ересь в двух книгах совершенно противно догматам Церкви, которая учит, что Господь явился на земле совершенным Богом и совершенным человеком, с душою и телом, чтобы полным восприятием природы нашей спасти всего человека, душою и телом растленного во грехах. Но вредным хитросплетениям ересиарха противопоставил благую хитрость ревностный Ефрем. Услышав, что книги эти хранятся у одной жены, знакомой Аполлинарию, он испросил их для прочтения и склеил все листы так, что невозможно было их разогнуть; когда же через многие годы устаревший лжеучитель во время жестокого словопрения, не надеясь более на память, прибегнул к своим книгам, он смешался и умолк, увидя их как бы окаменевшими.

Совершенная нестяжательность была любимой добродетелью Ефрема, как он сам выразился о себе в своем завещании: «Ефрем никогда не имел злата, ни сребра, ни влагалища, ибо послушал доброго учителя Христа, глаголющего: «Не собирайте сокровищ на земле». И не одних богатств, но и всякой почести бежал он; услышав, что народ Эдесский хочет избрать его епископом, представился юродивым, скитаясь нагим по торжищу и похищая, как неистовый, хлебы, пока не поставлен был иной епископ. Однажды, входя в Эдессу, просил он у Бога назидательной себе встречи и, встретив женщину, огорчился духом; оба остановились, взирая друг на друга. «Что смотришь на меня»? — спросил ее наконец отшельник. «Я смотрю на тебя, — отвечала она, — ибо по Св. Писанию, жена взята была от мужа; ты же не смотри на меня, но на землю, из которой взят человек». И Ефрем прославил Бога за назидательную речь простой жены.

Обратив многих в городе и в пустыне к покаянию беседами, доныне сохранившимися в Церкви, Ефрем подвигнут был небесным видением посетить светильника ее Василия и пришел в Кесарию, когда святитель поучал в храме народ. Остановившись посредине, Ефрем воскликнул: «Воистину велик Василий, воистину столп Церкви Василий, воистину Дух святой говорит его устами! Вижу сосуд избранный во Святая Святых, украшенный божественными глаголами, и храм, от него питающийся духовною пищей, и реки слез окрест текущие, и молитвы, возносящиеся на крыльях Духа!» Когда же некоторые из предстоявших осудили пришельца за ласкательство их епископу, Василий призвал его к себе и по внутреннему внушению спросил: «Ты ли тот Ефрем, от юности покоривший себя благому игу Господню, о котором я только слышал?» «Я, — отвечал он, — последний текущий на поприще небесном». На вопрос же святительский, что было причиною громких похвал в церкви? «Мне виделась, — возразил ему, — благочестивый диакон Эдесский, белая голубица, сидящая на правом плече твоем и внушающая тебе речи к пастве». После долгой духовной беседы, дав друг другу целование, мирно они расстались: один — чтобы опять идти погрузиться в пустыню, другой — чтобы еще немногие годы сиять вселенской Церкви, ибо близок был уже час его.

Расположение к иночеству не оставляло Василия и на кафедре епископской; он собрал вокруг себя монашествующих в Кесарии и в окрестностях, чтобы их примером могла назидаться паства, и строго наблюдал за исполнением данного им устава, предупреждавшего грехопадения самыми