Золотарь - Лев Рыжков

– И откуда только такие люди гадкие берутся? – сказал Кристоф, выпустив еще двенадцать дымных колечек. – Что еще новенького?

– Сестрица ко мне приехала… Красавица, пальчики оближешь!

– Такая же, как ты, красивая?

– Ха-ха-ха! Лучше, много лучше! Да впрочем, хочешь познакомлю?

– Отчего же, познакомь…

– Ну так и пошли, чего здесь-то засиживаться.

Друзья долго петляли по извилистым улочкам старого города и, миновав улицу Пятидесяти Трех Великомучеников, Третий Кошачий переулок и мощенную досками улицу Фомы Святителя, свернули на узенькую улочку Двух Лошадей, названную так потому, что однажды, в незапамятные времена, встретившись на этой улочке, а еще точнее в проезде между домов, две лошади не смогли разъехаться, так и застряли.

Уже окончательно стемнело, когда друзья оказались в небольшом дворике, поросшем акациями. Леопольд швырнул в окошко второго этажа пригоршню мелких камешков и негромко свистнул в два пальца.

– Хозяйка здесь строгая, – пояснил он.

Окошко отворилось, в нем возник неясный женский силуэт. Леопольд призывно замахал рукой. Девушка в окне кивнула. Хлопнула рама.

– Ну, как тебе моя сестрица? – спросил Леопольд,

– Вроде бы ничего, – отвечал Кристоф, – хотя, сказать по правде, я ее не разглядел.

– Красавица! – Леопольд закатил глаза и поцеловал два пальца. – Только не вздумай приставать. Она у меня оч-ч-чень порядочная.

– Там видно будет, – философически отвечал Кристоф.

Дверь, едва скрипя, отворилась, и из-за нее выскользнула миниатюрная девушка, закутанная в плащ.

– Чего так долго, Эльза? – сказал, зевая, Леопольд. – Спала, что ли?

– Вы б еще раньше пришли, – сказала девушка. – Все уж спать легли, а вы гуляете.

– А чего б не погулять? – пожал плечами Леопольд. – Вот человек вообще только что, час назад, проснулся. Кстати, познакомься – Кристоф.

– Очень приятно, – сказала девушка, – Эльза. Вы всегда так допоздна спите?

– Нет, – сказал Кристоф. – Что вы, право, только лишь иногда, по самым большим праздникам…

– А вчера неужели праздник был?

– А как же! Святителя Вездекакия! – хором ответили друзья.

Эльза расхохоталась.

Лишь когда они вышли на скупо освещенную газовым фонарем улицу Пятидесяти Трех Великомучеников, Кристоф взглянул в лицо своей собеседницы и остолбенел, как святой Евграф, пораженный молнией. Эльза спросила:

– Скажите, Кристоф, почему вы так странно на меня смотрите?

– Я видел вас во сне, – сказал Кристоф.

– Неужели? – спросила Эльза.

– Наверное, ты была в его сне графиней, – сказал Леопольд, – за тебя нашему бедняге Кристофу потом оборвали уши.

– Неужели то, что вы говорите, правда? – спросила удивленно и вместе с тем немного смущенно Эльза.

– Истинная правда, – сказал Кристоф. – Только в моем сне вас звали Вероникой. Я объяснился вам в любви…

– Можете объясниться и наяву, – сказала Эльза, – только учтите: целоваться я с вами не собираюсь.

«Тысяча дьяволов! – только и успел подумать безмерно удивленный Кристоф. – Что ж за сон такой мне снился?» Но толком додумать свою мысль он так и не успел.

– Поберегитесь, люди!– раздался чей-то-чужой-хриплый-странно-узнаваемый-голос. Затем возникло зловоние, до ужаса, до жути знакомое. Россыпь кусачих мурашек промчалась по коже. «Что это?…» – подумал Кристоф, но в очередной раз не успел додумать мысль до конца.

– Готов поклясться всеми пятьюдесятью великомучениками, – сказал Леопольд, – что не слышал, как он приблизился…

Кристоф едва успел оттащить Леопольда и Эльзу с дороги. Прижавшись к стене старого двухэтажного дома, они смотрели, как по узенькой улочке прогромыхала шаткая телега, влекомая двумя исхудавшими клячами. Тяжело гремели ведра, мерзкое их содержимое время от времени выплескивалось на прогнившие доски тряской колесницы золотаря. Ну да! Конечно… Кто бы это еще мог быть? А вот и он сам – невообразимо худ, оборван и грязен, восседает на облучке в облаке почти осязаемого зловония.

Кристоф как зачарованный смотрел на сутулую тощую фигуру, одетую в лохмотья, в надвинутой по самые глаза широкополой мятой шляпе. На какое-то мгновение золотарь повернулся к нему, и Кристоф сумел рассмотреть его лицо: ужасное, отвратительное, в язвах и ожогах. И Кристоф не знал, показалось это ему или нет, но бледные изъязвленные губы золотаря прошептали: «Мы еще встретимся, щенок!»

Странная телега исчезла за поворотом узкой улочки, а Кристоф как завороженный смотрел ей вслед.

– Эй, Кристоф! Кристоф! – Леопольд, оказывается, вот уже несколько минут теребил его за кафтан. – Ты что, дружище, золотарей никогда не видел?

– Видел, – сказал Кристоф. – А этого так, по-моему, сегодня. Во сне.

– Что ты все о снах да о снах, – рассмеялся Леопольд. – Подожди спать, дружище. Завтра на лекции выспишься. У нас еще вся ночь впереди.

– Да, – сказал Кристоф. – Это точно. Вся ночь впереди.

Они свернули в переулок Веселых Подмастерий. Откуда-то издалека доносился странный хриплый хохот. Словно бы хохотала большая ночная птица. Или человек. Или лемур.

Декабрь 1994 г. – январь 1998 г.