Глупость или измена? Расследование гибели СССР - Александр Островский

С советской стороны во встрече участвовали: А.Н. Яковлев, В.А. Медведев, В.М. Фалин, С.Ф. Ахромеев, А.Ф. Добрынин, А.С. Черняев, Г.А. Арбатов, Е.М. Примаков [1697].

Показательно, что ни Г. Арбатов, ни С.Ф. Ахромеев, ни В. Медведев, ни Е.М. Примаков, ни В.М. Фалин, ни Э.А. Шеварднадзе, ни А.Н. Яковлев ничего не пишут об этой встрече. Как будто бы её не было. Если бы речь шла о второстепенном эпизоде, это можно было понять. Следовательно, здесь причина умолчания в другом. В значимости самой встречи.

Лишь вскользь её упоминает М.С. Горбачёв.

«В ту пору Комиссия, - пишет он, имея в виду Трёхстороннюю комиссию, - готовила доклад о состоянии и перспективах отношений между Востоком и Западом. Большая группа её членов приехала в Москву, желая получить из первых рук информацию, которая помогла бы подготовить такой доклад» [1698]. При этом она заверила М.С. Горбачёва, что «через 10–20 лет все мы будем иметь дело с федерацией государств под названием «Европа» [1699].

20 января появилось интервью М.С. Горбачёва, в котором он заявил: «Интегрирование Советского Союза в мировую экономику принципиально вопрос решённый. Речь идёт об этапах и формах этой интеграции» [1700].

«18 января 1989 г. - пишет М.С. Горбачёв, - я встретился с Д. Рокфеллером, Жискаром д'Эстеном, Я. Накасонэ, Г. Киссинджером. На протяжении нескольких часов мы обсуждали»: а) «перспективы нашего вхождения в мировой рынок», б) «формы участия в мирохозяйственных связях», в) «правила многостороннего сотрудничества», г) «условия подключения СССР к деятельности международных экономических организаций» [1701].

Во время обсуждения этих вопросов представители Трёхсторонней комиссии заявили, что при вхождении СССР в мировое сообщество «главные проблемы» для Москвы возникнут в «третьем мире». Поэтому их интересовало то, как Советский Союз будет «разбираться» с этими странами [1702]. Это даёт основание думать, что именно Трёхсторонняя комиссия требовала от Москвы списания долгов стран «третьего мира» в качестве одного из условий вхождения в мировое сообщество.

Следует отметить, что некоторые действия советского правительства вызвали со стороны членов Трёхсторонней комиссии недоумение. В частности, это касалось экономической политики. «Вы всё разрешили всем, а как же вы будете держать в руках валютное положение страны?» - недоумевали они [1703].

«Понимает ли М.С. Горбачёв, - спрашивал меня один из ведущих немецких банкиров, - пишет Ю.А. Квицинский, - что быстрое развитие гласности в условиях прогрессирующей дезинтеграции экономики и отсутствия какой - либо продуманной концепции экономической реформы будет лишь вздымать волну народного недовольства против правительства и дестабилизировать страну? На что вы рассчитываете? В чём состоит ваша тактика?» [1704].

Они не понимали, что тактика М.С. Горбачёва заключалась не в созидании, а в разрушении.

24 января М.С. Горбачёв частично проинформировал Политбюро о встрече с Г. Киссинджером и другими представителями Трёхсторонней комиссии [1705]. Охарактеризовав их предложения как «несерьёзные», он продемонстрировал к ним своё «насмешливо - скептическое» отношение [1706].

С 25 января до 7 февраля генсек отдыхал в Пицунде [1707]. Вспоминая об этом, А.С. Черняев пишет: «Когда приехали на две недели в Пицунду», М.С. Горбачёв впервые - правда, в шутливой форме - заявил: не бросить ли всё и не уйти ли в отставку? [1708].

Была ли это игра или же генсек действительно начал задумываться о возможности ухода с политической арены, известно только ему одному.

Не исключено, что М.С. Горбачёв понимал драматизм сложившейся ситуации и хотел переложить ответственность за самую грязную работу, которую предстояло проделать, на своего преемника.

«Через несколько дней после возвращения из Москвы, - вспоминает Б. Скоукрофт, - Киссинджер прислал нам подробный и захватывающий отчёт о своих обстоятельных переговорах с советскими представителями и свои собственные оценки взглядов Горбачёва. Он отметил, что советский лидер приветствовал начало конфиденциального диалога с администрацией» [1709].

Конфиденциального, то есть за спиной руководства партии и государства.

Г. Киссинджер доложил Д. Бушу о своей поездке в Москву 28 января [1710].

12 февраля в Белом доме состоялось совещание, посвящённое положению дел в СССР [1711]. Его участники с удовлетворением констатировали, что М.С. Горбачёв дал согласие на перемены в Восточной Европе и что эти перемены сами собой поведут к развалу Советского Союза [1712]. После этого 15 февраля Д. Буш подписал директиву о конкретных действиях США в отношении СССР [1713].

В феврале 1989 г. Д. Мэтлок направил из Москвы в Вашингтон донесение, в котором говорилось: «...перестройка (пока она продолжается) ведёт к демобилизации Советского Союза [1714]. Главная проблема «не в том, как нам помочь перестройке или Горбачёву, а в первую очередь в том, как обеспечить интересы Соединённых Штатов... наша задача - служить нашим, а не их интересам» [1715]. Мы должны стремиться к тому, «чтобы побуждать советское руководство к формированию децентрализованной, плюралистической, ориентированной на гражданское производство экономики» [1716].

«К середине марта 1989 г. пересмотр политики США по отношению в СССР был в основном закончен и оформлен в виде документа Совета безопасности при президенте США - NSR - З». Главная его идея сводилась к следующему: сделать начавшиеся в Советском Союзе реформы необратимыми [1717].

В марте 1989 г. была подготовлена директива национальной безопасности №23. В ней говорилось: «Возможно, мы стоим перед новой эрой. Мы сможем двигаться за пределы сдерживания к новой американской политике, предполагающей интеграцию Советского Союза в международную систему» [1718].

8–10 апреля в Париже состоялось заседание Трёхсторонней комиссии [1719], на котором была специально рассмотрена проблема «Восток - Запад» [1720]. После этого новый государственный секретарь США Д. Бейкер отправился в Москву. 11 мая состоялась его встреча М.С. Горбачёвым [1721]. В ходе этой встречи, по всей видимости, была достигнута окончательная договорённость, что Москва не будет противодействовать переменам в Восточной Европе.

Выступая на следующий день, 12 мая, в Техасе, Д. Буш заявил, что США переходят во взаимоотношениях с СССР от стратегии «сдерживания» к стратегии его «интеграции» в мировую систему [1722].

В связи с этим особого внимания заслуживает выступление М.С. Горбачёва 6 июля в Страсбурге. Из этого выступления явствует, что к тому времени на высшем уровне уже обсуждалась идея расширения границ объединённой Европы на восток. Полемизируя со сторонниками Европы «от Бреста до Бреста», советский лидер противопоставил ей Европу «от Атлантики до Урала» [1723].

Однако речь шла не только о границах. «Во время встреч с европейскими лидерами в последнее время, - сообщил Михаил Сергеевич, - затрагивались вопросы и об архитектуре «общеевропейского дома», и о методах его строительства, и даже о меблировке. Плодотворными и весьма масштабными были беседы на эту тему в Москве и Париже с Президентом Франции Миттераном» [1724].

К сожалению, М.С. Горбачёв до сих пор скрывает детали этих переговоров. Между тем, по утверждению В.М. Фалина, говоря о желании жить в «общеевропейском доме», на этот раз Михаил Сергеевич вёл речь уже не о разных подъездах и общих коммуникациях, а об общем домоуправлении, считая, что «общеевропейский дом» должен представлять собою «европейскую конфедерацию» [1725].

Вхождение нашей страны в эту конфедерацию предполагало ликвидацию «мировой системы социализма», уничтожение советского строя, дезинтеграцию СССР и России.

Глава 3. «Тихий переворот»

Всесоюзные выборы

1989 г. в нашей стране начался под знаком выборов. Согласно новому избирательному закону, две трети народных депутатов СССР подлежали избранию населением, треть депутатов должны были избрать из своей среды общественные организации. На 750 мест был выдвинут 871 кандидат [1726]. Следовательно, как минимум, 629 депутатов являлись безальтернативными. 100 из них приходились на КПСС.

Разумеется, состав этой «красной сотни» предварительно был определён М.С. Горбачёвым, затем утверждён Политбюро и только после этого предложен Пленуму ЦК КПСС. Когда началось голосование, вспоминал А.Н. Яковлев, «я занял предпоследнее, 99 - е место, получив 57 голосов «против». Последним был Егор Лигачёв. Против него голосовали 76 человек» [1727].