Глупость или измена? Расследование гибели СССР - Александр Островский

«9 января, - пишет Д. Буш, - у меня была продолжена беседа о Советском Союзе с Генри Киссинджером, Джоном Сануну, Джимом Бейкером и Брентом» [1671]. После этого Д. Буш «снабдил» Г Киссинджера «личным письмом к Горбачёву и срочно направил в Москву» [1672].

Тем временем 15 января 1989 г. состоялось подписание документа, ставшего важной вехой на пути глобализации и имевшего большое значение для всей последующей политики советского государства. Речь идёт об «Итоговом документе Венской встречи 1989 г.», называемом иногда «венской конвенцией».

Поразительно, но она не упоминается в дневнике А.С. Черняева, в воспоминаниях В.М. Фалина, Э.А. Шеварднадзе, А.Н. Яковлева. Буквально вскользь касается её в своих мемуарах М.С. Горбачёв, причём из его слов совершенно неясно, в чём же заключался смысл этого исторического документа [1673]. Не видно этого ни из того интервью, которое он дал сразу же после его подписания «Правде» [1674], ни из того сообщения о «венской конвенции», которое появилось на страницах этой газеты [1675].

К счастью, она опубликована. И мы можем составить о ней полное представление [1676].

Поставившие свою подпись под этим документом страны взяли на себя обязательство «обеспечивать, чтобы их законы, административные правила, практика и политика сообразовывались с их обязательствами по международному праву и были гармонизированы с положениями Декларации принципов и другими обязательствами по СБСЕ» (п. 3 раздела «Вопросы, относящиеся к безопасности в Европе»)» [1677].

Это означало, что национальное право должно находиться в соответствии с международным, и международные организации могут контролировать «практику и политику» отдельных государств.

«Одобрив этот документ, - отмечают авторы «Системной истории международных отношений», - Советский Союз впервые официально согласился с принципом приоритетности международного права по отношению к внутреннему законодательству СССР» [1678].

Показательно, что на заседании дискуссионного клуба столичных интеллектуалов «Московская трибуна», состоявшемся после Венской встречи, сразу был поднят вопрос о необходимости закрепить «примат международного права в Конституции СССР» [1679].

Так был сделан первый известный нам шаг на пути отказа нашей страны от суверенитета.

«Венская конвенция» была подписана 15 января 1989 г. На следующий день, 16 - го, в советской столице появилась делегация Трёхсторонней комиссии, которую возглавлял Генри Киссинджер [1680]. Вспоминая о встрече Г. Киссинджера в аэропорте, Д. Язов писал: «Так было положено во Внуково - 2 начало переговоров о новом статусе Восточной Европы» [1681].

В тот же день Г. Киссинджер встретился с А.Н. Яковлевым [1682] и в беседе с ним потребовал, чтобы СССР не мешал развитию событий в Восточной Европе. В обмен эмиссар американского президента гарантировал, что США не будут угрожать СССР. В противном случае Г. Киссинджер считал неизбежным обострение советско - американских отношений вплоть до военного столкновения [1683].

18 января Г. Киссинджера в присутствии А.Ф. Добрынина принял М.С. Горбачёв [1684]. Посланец Д. Буша передал ему личное письмо нового американского президента [1685].

Показательно, что в своих мемуарах М.С. Горбачёв полностью обошёл стороной эту встречу [1686], а Г. Киссинджер, хотя и упомянул о ней в своих воспоминаниях, но содержание переговоров раскрывать не стал. [1687]. Поэтому до сих пор мы не имеем о них полного и точного представления.

В начале 1989 г., вспоминает Д. Мэтлок, «госсекретарь Бейкер всерьёз вознамерился предложить Москве переговоры о будущем Восточной Европы. Идея эта принадлежала бывшему государственному секретарю Генри Киссинджеру, который, сообщили мне, полагал, будто бы в Восточной Европе вскоре вспыхнут восстания, и они, если не будет американо - советского понимания, приведут к хаосу либо к советскому вмешательству. Киссинджер побывал тогда в Москве и встречался в Горбачёвым. Со мной он свою идею не обсуждал, хотя, по - моему, поделился ею с Горбачёвым. Если так, то, скорее всего, идея была встречена сочувственно» [1688].

«Ещё в январе 1989 года, - вспоминает сотрудник Международного отдела ЦК КПСС К.Н. Брутенц, - в Москве побывал и встретился с Горбачёвым Г. Киссинджер. Фактически он предложил сделку, смысл которой состоял в следующем: мы (т.е. американцы) пойдём на расширение политических контактов с вами, поможем облегчить бремя военных расходов, а также иными «путями», но в обмен на перемены в Восточной Европе. Фактически предложив себя в качестве посредника, он выдвинул идею о том, чтобы Буш и Горбачёв договорились о совместных действиях по либерализации обстановки в странах Восточной Европы на базе обязательства США не действовать против законных интересов безопасности Советского Союза» [1689].

По свидетельству Анатолия Громыко, М.С. Горбачёв задал Г. Киссинджеру вопрос: «Не стремится ли Буш использовать услуги Киссинджера, чтобы выяснить, не готов ли он, Горбачёв, отказаться от советского контроля над Восточной Европой? Киссинджер пошёл ва - банк и ответил положительно» [1690].

Какова же была реакция советского лидера?

«На это Горбачёв среагировал странно. Он не отверг предложение американцев, а только сказал, что всё надо тщательно обсудить» [1691].

Невольно вспоминается анекдот о девушке и дипломате.

Если дипломат во время первой встречи говорит: «Нет», это означает - «Может быть». Если дипломат во время первой встречи говорит: «Может быть», это означает - «Да». Если дипломат во время первой встречи говорит: «Да», какой же он дипломат? Если во время первой встречи девушка говорит: «Нет», это означает - «Может быть». Если во время первой встречи девушка говорит: «Может быть», это означает - «Да». Если во время первой встречи девушка говорит: «Да», какая она девушка?

По утверждению М.С. Горбачёва, среди тех вопросов, которые поставил перед ним Г. Киссинджер и которые он не отказался обсуждать, действительно был и вопрос о том, какова будет позиция Москвы, «если Восточная Европа захочет вступить в Европейское сообщество», т.е. если «Восточная Европа» выйдет из СЭВ, перестанет участвовать в Варшавском договоре и повернётся к Москве спиной [1692].

«Горбачёв продиктовал Киссинджеру ответ, который тот должен был отвезти в Вашингтон». В нём говорилось: «Я готов начать обмен мнениями... Я благодарю за направленное мне сообщение и особенно отмечаю факт установления конфиденциального канала на этом раннем этапе» [1693].

Из этого явствует, что М.С. Горбачёв изъявил готовность обсудить с руководством США возможность ухода СССР из Восточной Европы, возможность политической и экономической переориентации стран этого региона и даже вступления их в Европейский экономический союз.

«Горбачёв сказал Киссинджеру, что... политический диалог может начаться уже в марте... Что же касается реформ в Восточной Европе, то сама жизнь требует перемен, и никто не может их остановить... Именно в таком духе он был и намерен вести диалог» [1694].

Почему в марте? А потому, что в феврале должно было состояться совещание представителей стран Варшавского договора, а на март были назначены первые альтернативные выборы народных депутатов СССР.

Расставаясь с Г. Киссинджером, М.С. Горбачёв сказал: «Я руковожу странной страной» и «пытаюсь вести свой народ в направлении, которого он не понимает, и многие не хотят идти в этом направлении... Тем не менее одно можно сказать определённо: чтобы ни случилось с перестройкой, эта страна уже никогда не будет прежней» [1695].

18 января, М.С. Горбачёв принял представителей Трёхсторонней комиссии: Д. Рокфеллера (США), Ж. Бертуена (Западная Европа), И. Окавара (Япония), В. Жискар д'Эстена (Франция), Я. Накасонэ (Япония), Г. Киссинджера (США), У. Хайленда (США) [1696].

С советской стороны во встрече участвовали: А.Н. Яковлев, В.А. Медведев, В.М. Фалин, С.Ф. Ахромеев, А.Ф. Добрынин, А.С. Черняев, Г.А. Арбатов, Е.М. Примаков [1697].

Показательно, что ни Г. Арбатов, ни С.Ф. Ахромеев, ни В. Медведев, ни Е.М. Примаков, ни В.М. Фалин, ни Э.А. Шеварднадзе, ни А.Н. Яковлев ничего не пишут об этой встрече. Как будто бы её не было. Если бы речь шла о второстепенном эпизоде, это можно было понять. Следовательно, здесь причина умолчания в другом. В значимости самой встречи.

Лишь вскользь её упоминает М.С. Горбачёв.

«В ту пору Комиссия, - пишет он, имея в виду Трёхстороннюю комиссию, - готовила доклад о состоянии и перспективах отношений между Востоком и Западом. Большая группа её членов приехала в Москву, желая получить из первых рук информацию, которая помогла бы подготовить такой доклад» [1698]. При этом она заверила М.С. Горбачёва, что «через 10–20 лет все мы будем иметь дело с федерацией государств под названием «Европа» [1699].