Дельцы.Том I. Книги I-III - Петр Дмитриевич Боборыкин

ужь пожалуйста, — перебилъ Воротилинъ, нѣсколько сконфуженный: — не говорите жалкихъ словъ. Тутъ, правда, есть подходъ, но самый, въ сущности, невинный.

— Невинный? Ха, ха. ха! — разразился Малявскій.

— А то какъ-же? Вѣдь если мы ей не предложимъ такой сдѣлки., она ничего не получитъ. Еще полгода тому назадъ она могла-бы выиграть дѣло, тогда не было другихъ соискателей; а теперь явились охотники и начали дѣйствовать на всѣхъ парахъ; одинъ изъ моихъ коллегъ готовъ сейчасъ купить этотъ процессъ за двѣсти тысячъ. Онъ получитъ двадцать-пять процентовъ со стоимости имѣнья, если возьмется защищать, а это пахнетъ тоже не одной сотенкой тысячъ. Такъ вотъ какія батареи наведены уже съ непріятельской стороны. Если эта Загарина не окончательная идіотка, она не можетъ не согласиться. Гдѣ-же тутъ подловатость?

— Ну, хорошо, хорошо, — хихикалъ Малявскій: — извольте развивать вашъ планъ, а мнѣ ужь предоставьте называть вещи ихъ именами.

— И его развилъ. Если вы хотите принять участіе въ этой операціи, вы видите ясно, что вамъ слѣдуетъ продѣлать…

— Ипполитъ Иванычъ, вы серьезно мнѣ это говорите? — вдругъ спросилъ строгимъ голосомъ Малявскій и поднялся съ дивана,

— Разумѣется, серьезно; а то какъ-же?

— Вы стало быть, желаете, чтобы я принялъ на себя роль агента, надѣвающаго личину и продѣлывающаго комедію?

— Полноте, батенька, придираться! — вскричалъ Воротилинъ и тоже вскочилъ съ дивана: — вѣдь я къ вамъ обратился по-пріятельски, какъ къ человѣку толковому и отлично-умному; а вы сейчасъ какой-то инквизиторскій допросъ учиняете. Нехорошо-съ.

— Я только разъясняю дѣло, — продолжалъ отчеканивать Малявскій: — и желаю показать вамъ, что за него взяться можно только въ такомъ случаѣ, если завязанъ непосредственный интересъ…

— То-есть, это вы насчетъ вознагражденія… такъ будьте покойны… развѣ мы сквалыги какіе-нибудь…

— Вознагражденіе! — подчеркнулъ Малявскій: — вы говорите со мной точно съ какимъ.іонъ-лакеемъ…

— Да полноте, Иларіонъ Семенычъ, придираться… я по душѣ… Присядьте.

Воротилинъ сѣлъ. Ему было такъ-же неловко, какъ было неловко у Загариной въ разговорѣ съ Лизой.

— Вы Ипполитъ Иванычъ, — началъ шутливо-ласковымъ фальцетомъ Малявскій: — ошибаетесь насчетъ моего удѣльнаго вѣса.

— Какого вѣса?

— Да насчетъ удѣльнаго вѣса моей личности. Вы привыкли смотрѣть на меня, какъ на дешеваго строчилу, которому отъ времени до времени можно дать заработать малую толику.

— Вовсе нѣтъ!

— Позвольте. Вы мнѣ предлагаете главную роль въ этой, какъ вы выражаетесь, «операціи». Такъ или нѣтъ?

— Ну, не совсѣмъ…

— Какъ не совсѣмъ?

— Вѣдь главное деньги. Ихъ надо собрать, и потомъ веденіе процесса. Вотъ два главныхъ, такъ сказать, момента.

— Я съ этимъ не согласенъ. Деньги и искусство адвоката тогда только пойдутъ въ ходъ, когда эта женщина ввѣрится тому лицу, которое вы къ ней подсылаете.

— Конечно, но…

— Это безусловно вѣрно. Лицо это буду я. Такъ или нѣтъ?

— Иу, и прекрасно.

— Стало быть, главный дѣятель тутъ буду я-же?..

— Да вѣдь я вамъ говорилъ, что ваше…

— Вознагражденіе, хотите вы сказать. Я по найму въ такомъ дѣлѣ дѣйствовать не могу. Если я въ него войду, то только, какъ пайщикъ.

Воротилинъ поморщился.

— Вѣдь паи будутъ денежные на веденіе процесса, — выговорилъ онъ: — пайщики понесутъ рискъ и убытки.

— Ну, а Саламатовъ внесетъ денежный пай?

— Онъ особь статья! Его имя нужно. Онъ привлечетъ другихъ.

— Во-первыхъ, его имя гораздо менѣе нужно, чѣмъ вы думаете: да еслибъ оно и такъ было, то степень его участія ужь никакъ не больше того, что вы желаете возложить на меня.

— Но согласитесь…

— Полноте. Ипполитъ Иванычъ, намъ съ вами неприлично такъ, съ позволенья сказать, холуйствовать передъ дешевыми репутаціями… Я распространяться много не стану и резюмирую такъ: если вамъ угодно воспользоваться моимъ участіемъ, я предъявляю право на пай или на два…

— На два?

— Да, смотря потому, какой капиталъ у васъ предполагается вмести въ дѣло.

— Я проектировалъ, на первое время, пятьдесятъ тысячъ.

— Ну, значитъ, я буду изображать собою десять тысячъ, и по окончаніи процесса имѣть право на соотвѣтственный барышъ, конечно, за вычетомъ того, что будетъ впередъ заплачено этой Загариной.

Нѣсколько секундъ молчалъ Воротилинъ и весьма замѣтно морщился.

— Вы находите мои требованія чрезвычайными? — спросилъ Малявскій.

— Да, признаюсь… я думалъ, что по пріятельству…

— А вы-бы предложили Борису Павловичу, тоже по пріятельству, ограничиться обѣдомъ у Огюста?.. Я вѣдь его знаю, онъ навѣрно, кромѣ пая, возьметъ еще кушъ изъ этихъ самыхъ пятидесяти тысячъ…

— Вѣдь вы знаете, онъ всегда нуждается…

— Всякому, почтеннѣйшій Иннолитъ Иванычъ, пирожка съ начиночкой хочется.

Чрезъ пять минутъ пріятели ударили по рукамъ, и когда Малявскій, проводивши Воротилина до передней, вернулся къ письменному столу, лицо его долго хранило бездушную улыбку; онъ даже запѣлъ какой-то офенбаховскій мотивъ.

VIII.

Тотчасъ по уходѣ Воротилина, Малявскій получилъ записку отъ Саламатова такого содержанія:

«Добрѣйшій Иларіонъ Семенычъ».

«Убѣдительно прошу васъ зайди ко мнѣ, по возможности, сейчасъ-же. Мнѣ необходимо видѣться съ вами по весьма спѣшному дѣлу».

«Вашъ Саламатовъ».

Малявскій сказалъ на словахъ посланному, что сейчасъ будетъ, и, собираясь въ Моховую, соображалъ: какое это дѣло такъ приспичило Саламатова.

Ему хотѣлось какъ можно скорѣе «поставить на видъ» Саламатову, что на побѣгушкахъ онъ у него быть не желаетъ, а пріятельскія порученія исполнять согласенъ на извѣстныхъ только условіяхъ…

Борисъ Павловичъ встрѣтилъ его съ соннымъ, но очень заискивающимъ видомъ. Малявскій тотчасъ-же подумалъ:

«Минута наступила».

И онъ не могъ сдержать самодовольную улыбку, вспомнивъ, какъ онъ осадилъ Воротилина и заставилъ сдѣлать себя пайщикомъ.

— Вы нездоровы? — спросилъ Малявскій умышленнонебрежнымъ тономъ.

— Чего, добрѣйшій Иларіонъ Семенычъ, вчера я попалъ еще кое-куда…

— И просидѣли до утра?

— Это мнѣ не въ диковину; но чего со мной до сихъ поръ никогда не бывало, такая адская головная боль. Ужь я и такъ и сякъ, и окачивалъ голову, и душъ взялъ, и спирты всякіе нюхалъ, ничего не беретъ. Вотъ теперь уже третій часъ, а я сижу какъ чурбанъ какой; ни единой мысли не вытянешь.

— Надъ чѣмъ-же вы сидите, Борисъ Павловичъ? — спросилъ наивно Малявскій.

— Спѣшная работа и какая еще! Вы вѣдь знаете, что вся наша жидова безъ меня шагу не можетъ сдѣлать.

— Знаю-съ…

— Ну, вотъ на той недѣлѣ являются ко мнѣ какіе-то іерусалимскіе дворяне: одинъ прибывшій сюда изъ Берлина банкиръ, и другой тоже іерусалимскій тузъ, уже туземный, съ юга, и просятъ изобразить имъ уставъ новой компаніи, сочинить для оной компаніи кличку и приготовить все это въ шесть дней.

— Вы согласились?

— Нѣтъ, точно предчувствіе было какое, я — было имъ отказалъ, говорю: «столько у меня, господа, всякой работы накопилось, что я въ такой срокъ не могу взяться». Они чуть не въ ножки: «бери, батюшка, что хочешь»… Ну, сторговались мы.

— За сколько?

Саламатовъ точно зачуялъ что то недоброе въ вопросѣ