Конвейер смерти - Николай Прокудин

– Петрович, что тут было? – возмутился я.

Старый лис рассказал забавную историю с печальными и для меня тоже последствиями. Был не погром, а дебош…

После отпуска по ранению проездом к новому месту службы в комнату заявился майор Степанцов. Покидая коллектив доблестного первого батальона, он решил устроить банкет, заодно обмыть орден за ранение. В то время пока полк воевал, Степанцов решил обойтись компанией тыловых героев. Саня набрал собутыльников в штабе: Зверева и Боченкина, начальника оркестра и Гамаюна (Петровича). Для услаждения души и тела пригласил Эльку и «стюардессу». Сашка вскрыл мой красный чемодан, переоделся в новенький горный костюм, повесил на портупею АПС (мой трофей). Орел! Герой! Можно теперь рисоваться перед теми, кто в горы не ходил и пороха не нюхал…

Когда была «уговорена» большая часть спиртного, включили магнитофон и загрохотала музыка. У Сашки развязался язык.

– Элечка, иди ко мне, ласточка! Дай тебя приголублю! Я тебя очень хочу! – промямлил, шлепая слюнявыми губами, Степанцов.

– Пошел вон, мокрогубый козел! – с презрением крикнула Элеонора. – Если каждому давать, исшоркаюсь, изотрусь.

– Эля! Не бойся! – рассмеялся начальник оркестра, большой весельчак и балагур. – Можешь смело прыгать в койку, когда захочешь.

– Вот именно, когда захочу и с кем захочу, – фыркнула Элеонора. – Я сейчас желаю танцевать, а не ублажать этого потного болвана!

Девчонка отбросила табурет и заскочила на стол, сметая ногами посуду. У нее был такой бзик. Выпила – душа нараспашку, развеселилась и на стол. Танцы, пляски, стриптиз! Безбашенная…

– Одесситка! А ну, марш со стола! – крикнул ей майор Зверев.

Но деваху было не удержать. Она пнула ногой по протянутым рукам Степанцова, поддела туфлей пепельницу, из которой в полете посыпались серым дождем пепел, окурки, спички. Задрала юбку, демонстрируя просвечивающие трусики.

– Ах ты стерва! – рявкнул пьяный Зверев.

Он схватил танцоршу за руку и, чуть притянув к себе, влепил звучную пощечину. Девица упала вниз со стола, ударившись задницей об пол. Ушиблась она не сильно, так как успела сгруппироваться в полете. Эх, не будил бы он лучше лихо, пока оно тихо! Элька в юности была чемпионкой республики по карате, о чем пьяный майор не подозревал. (Узнал он об этом только на следующий день в санчасти, где приходил в себя.) Не успел майор опомниться, как получил мощнейший удар ногой в лицо, а затем двумя ногами в грудь. Ему еще повезло, что она не надела туфли на шпильках. Одесситка метнула табурет в голову строевика и нанесла удар кулаком по печени. Бочонкин, охнув, свалился. Оркестрант шустро забрался под стол, не желая подставлять физиономию. Степанцов на мгновение схватил Эльку за руку, но тут же получил удар локтем в зубы и пяткой промеж ног. Кто метнул бутылку в окно, кто снес, убегая, двери с петель – точно неизвестно. Штабным досталось по первое число.

Гамаюн сопровождал рассказ о случившемся поглаживанием опухшей щеки и лилового фингала под глазом.

– Вот так посидели, отметили орден. Порезвились, размялись, – грустно закончил он свою сагу.

– Борис Петрович! А не знаешь случайно, где моя тельняшка, горный костюм и пистолет? – поинтересовался я, роясь в чемодане.

– Наверное, у Степанцова. Кроме него, взять некому Он стволом хвалился: автоматический, четырнадцать патронов! Генеральский пистолет! Езжай на Суруби, попробуй забрать. Но он не отдаст, не признается.

– Н-да! А Зверев соответствует своей фамилии! – недобро усмехнулся я. – Зачем девку-то в ухо звезданул? Если бы не это, то она бы комнату нам не разгромила!

– Дурак – он и есть дурак! Кто спорит. Он, как выпьет лишнего, постоянно драться лезет. Ну ладно с мужиками, а тут – баба! Эх, ты бы видел, замполит, его лицо! Картина – «ужасы войны». Зайди к нам в комнату, взгляни!

– А что, его выписали из санчасти? Так быстро? Повезло. Надо было отделать покрепче.

– «Зверюга» вынужден работать. Он в полку за начальника штаба оставался. Тут комиссия из Ташкента прибыла. Официальная версия: свалился в темноте на камень, проверяя ночью караул.

– А Элька, как она?

– Да что с ней станется? – вздохнул Гамаюн. – Избила четырех мужиков и дальше пьянствовать отправилась в компании со «стюардессой». Я велел солдатам немножко прибраться в комнате. Стекла, мусор, окурки вымели, но кто будет окна стеклить и дверь вставлять, не знаю. Разбирайся со Зверевым. Он драку затеял.

Позднее комбат шуганул штабных, тогда окна и дверь быстро вставили.

Через неделю в полк заявился с дороги Степанцов. Я его поймал в столовой и, прихватив за локоток, сказал пару ласковых.

– Никифор! Как ты смеешь материть старшего по званию? – возмутился майор.

– Саня! Ты почему без спроса взял мои вещи? Роешься в чужих чемоданах, воруешь пистолет трофейный! Коран верни и все остальное тоже!

– Я?!! Да иди ты к черту! Докажи! Я ничего не трогал у тебя. Замполит, тебе это приснилось! – нагло улыбнулся майор.

– Сашок, не зарывайся, я ведь тебя и на дороге достану! Отдай по-хорошему. Обещаю, хуже будет.

– Старлей, иди проспись, съешь таблетку от болей в голове. Перегрелся на солнышке, наверное! – нахально ответил Степанцов и ушел.

– Ну что ж, обижайся на себя! – крикнул я ему в спину.

В столовой в своем излюбленном углу сидел особист нашего батальона Растяжкин и ковырял вилкой малосъедобную пищу.

– Привет, комиссар! Какие проблемы? Вид шибко озабоченный, – усмехнулся майор.

– Нехорошая история произошла, даже неприятно рассказывать. Я из Панджшера вынес автоматический пистолет, принадлежавший погибшему вертолетчику. Помнишь?

– Ах, так он у тебя оказался тогда? – расплылся в лукавой улыбке контрразведчик. – Нашелся, значит!

– Ага. Давно хотел сдать, но то отпуск, то рейды. Перед выходом на боевые достал из сейфа, но закрутился и не успел принести в службу вооружения. Возвратились, а его у меня украл Степанцов. Если желаешь приобрести пистолет для себя, конфискуй. Коран еще изыми. И желательно выговор объявить ему, с какой-нибудь гадкой формулировкой. Чтоб воровать было не повадно!

– Спасибо за информацию, Никифор! – Глаза майора жадно заблестели. – Сделаем! АПС, говоришь? Прекрасно, прекрасно. Подарю потом в штаб армии руководству, когда на замену буду уезжать!

Он отставил в сторону тарелку и умчался искать по общагам Степанцова. Но того и след простыл. Через пару дней Растяжкин вернулся с дороги с пистолетом в огромной кобуре, висящей на боку.

– Извини, Никифор, но, сам понимаешь, тебе ничего вернуть не смогу Коран уничтожен, пистолет конфискован. Выговор объявлен. Степанцов у меня сутки объяснительные писал, негодяй! При этом такими словами тебя материл – не передать! Ха-ха! – загоготал довольный Растяжкин.

После рейда потрясенный катастрофой вертолета комбат зашвырнул в один угол горные ботинки, в другой «лифчик» с магазинами.

– Все! П…ц! Никаких боевых! Ни шагу из гарнизона до замены! – прорычал, матерясь, Чапай. – Прямо сейчас ухожу в санчасть. Залягу на чистые белые простыни, выжру из горла бутылку водки и буду балдеть. Война – никогда больше! Пусть хоть расстреляют! Я нужен семье живым. Тем более что мой сменщик вылетел из Ровно и движется в направлении Ташкента.

– Василий Иванович! Все будет хорошо! – успокаивал я комбата. – Самое страшное позади.

Подорожник собрал туалетные принадлежности, тапочки и вышел из комнаты. Отправился «болеть» в санчасть. Неприятная картина. Железный комбат! Гроза батальона! Сила! Глыба! Кремень! Образец службиста и воспитателя разрушался на глазах. Деградировал. Его раздавили и морально сломили постоянные потери. Прав был Марасканов: «Начнут крепко молотить батальон, погладит смерть по голове, и вся спесь с Чапая слетит».

В душе его что-то надломилось еще в ноябре прошлого года, со смертью Арамова. Дальше – больше. Теперь оставалось только наблюдать за жалким зрелищем да вспоминать о его былом величии.

Иваныч решил закатить в честь благополучного отъезда крутую пьянку. Танкисты, артиллеристы, пехота. Приглашались комбаты и заместители. Крепко выпив, он подхватил меня за локоть и потащил в женский модуль прощаться. Во второй руке у него была неначатая бутылка водки. К его удивлению, «аэродром» был занят десантниками. Этих ребят разместили за забором – в городке, оставленном ушедшим в Союз зенитным полком. Они обнаглели до безобразия. Мало им своих теток, приперлись к нам! А попробуй мы, пехота, там появиться? Будет драка!

В комнате сидели какой-то подполковник (как оказалось – замкомандира полка), майор и старший лейтенант. Странная компания. Все с орденами, медалями, прикрученными к хэбэ. Вот вырядились! Парни как на подбор: здоровенные, высокие, под два метра. Красавцы! Мы же – маломерки, унылые пехотинцы. Никакого сравнения. К тому же мы явились в дым пьяные. «Стюардесса» сидела на коленях подполковника и весело щебетала, а тот что-то шептал ей на ушко.