За гранью Разлома - Алиса Мак

Ей хотелось назад, но не просто домой, а в те времена, когда всё было иначе. Когда её сердце полнилось надеждой и верой в светлое будущее, а тяжёлые мысли не задерживались в голове так надолго.

Русалка игриво плеснула хвостом. Когда-то она тоже была человеком, и человеком несчастным. Она пришла на берег реки и позволила тяжёлому сердцу утянуть её на глубину, туда, где её приняли водяной и новые сёстры. Русалка ни о чём не жалела. Может быть, Раде стоило последовать её примеру? Отринуть былую жизнь, чтобы обрести новую, потерять всё, чтобы обрести себя. Только придётся искать другую реку: в этой не осталось места для новеньких.

– Спасибо за совет, – буркнула Рада.

Будь у неё возможность бухнуться в мир нечисти и пройти его путями, не теряя человечности, она охотно отдала бы если и не руку, то палец – точно.

– Ты знаешь Каму? – спросила Рада русалку.

Та кивнула, немного подумав.

– Если я хочу добраться до одного маленького поселения около Камы, как я могу это сделать?

Русалка не поняла вопроса. Она знала, что у людей есть свои способы путешествий, так почему бы повязанной не воспользоваться одним из них?

– Потому что никто меня не повезёт, – сердито пояснила Рада хвостатой деве. – Никто не захочет мне помогать. Я чужая здесь, я чужая дома, я везде чужая. Но быть чужой дома, где остальные не чужие мне, всё-таки лучше. Наверное.

Что будет, если Рада вернётся домой и скажет, что провалилась? Как отреагируют Дмитрич и Старый Пёс, если она признает: не стоило ей уходить из родного поселения, а работа на пароме в сути своей вполне неплоха? Что скажут родители? А бабуля? Смогут ли они простить её, или клеймо непутёвой окончательно скроет от всех её личность? Всё существо Рады сжималось от протеста, стоило ей только представить, как она выходит из чужой машины и делает шаг в сторону родных стен.

От воспоминаний о стенах заныли виски. Рада отвыкла от них слишком быстро, легко приняла как должное кишащую вокруг нечисть и свободу там, где раньше чувствовала только давление и стыд.

– Не хочу назад, не хочу здесь, – процедила она сквозь зубы. – Хочу…

Её взгляд остановился на раскинувшемся по ту сторону Пышмы лесе. Молодая берёза, склонившаяся над берегом сильнее других, тянула желтеющие листья к пляшущим на неровной поверхности воды солнечным бликам.

– Скажи, а у тебя нет знакомых леших? – медленно, не сводя с берёзы взгляда, спросила Рада.

С лешими у русалки не сложилось. Поросших мхом хозяев чащоб водные девы не любили, но русалка не сомневалась, что, стоит Раде войти на их земли, они сами выйдут навстречу. Она не понимала одного: зачем повязанной те, у кого головы набиты грибами да лишайниками?

Рада не стала объяснять. Благодарственно кивнув своей собеседнице, она вскочила на ноги и со всей дури припустила к общежитию.

Улицы были пусты. В этот жаркий послеобеденный час все были заняты работой, и, не встретив никого по пути, Рада вскоре ловко проскользнула в окно комнаты, которую делила с тремя занудными соседками. Сумка, раньше казавшаяся громоздкой и тяжёлой, вдруг оказалась непростительно маленькой. Чтобы поместить туда тонкое шерстяное одеяло, пришлось достать папину камуфляжную куртку; к счастью, других вещей у Рады было немного. Сумка поглотила запасную майку, большую бутылку воды, сменное бельё, складной швейцарский нож, слегка проржавевший на стыке лезвий, карандаш, от которого остался огрызок размером с фалангу мизинца, и блокнот, после чего неохотно сомкнула зубы молнии.

Разойдётся? Рада с сомнением ткнула пальцем в раздутый бок сумки и, воровато оглядываясь по сторонам, прокралась в общую ванную в конце этажа. Чтобы отцепить шторку от одной из душевых, пришлось подтащить табурет из угла, благо потолки в здешних зданиях не отличались высотой. Критически оглядев сумку и наскоро смятое непромокаемое полотно, Рада вздохнула и, кое-как накинув его сверху, вернулась в комнату.

Пододеяльник пришлось пустить под нож. Разрезав его на длинные полосы, девушка кое-как прикрепила шторку снаружи сумки. Пододеяльник было жалко. Совсем не старый, из мягкой ткани, не испорченный заплатками, он наверняка мог прослужить долгую службу. Раде хотелось бы иметь такой у себя дома, но, увы, из-за её ошибки пришлось лишить приютившее чужачку поселение такой ценной вещи. Или не такой уж ценной? Для местных-то.

Отогнав сожаления о неодушевлённом, Рада вырвала лист из успевшего исхудать блокнота и быстро написала записку соседкам. Пускай они найдут её в конце рабочего дня и сами передадут кому надо: Рада больше не придёт. Она извиняется и просит за неё не волноваться, но остаться не может.

Закинув сумку через плечо и повязав куртку на пояс, всё так же через окно Рада выбралась наружу и потрусила к больнице. Окна первого этажа здания оказались закрыты крайне неудобными для подъёма решётками, и Раде ничего не оставалось, кроме как воспользоваться дверью. Спрятав сумку за крыльцом, она непринуждённо вошла внутрь, назвала дежурному своё имя и номер комнаты и, изо всех сил стараясь делать вид, что так и надо, прошла в палату Славы.

Тот по-прежнему спал. Опутывающие его трубки и провода делали тело Кота ещё более усохшим.

– Помнишь, как ты сказал? – спросила она, оглядывая комнату в поисках его вещей. – Ты сказал, что жить в лесу совсем легко, нужно только уметь. Пусть я оказалась не слишком способной ученицей, но кое-чему я всё же научилась. Не только от тебя, но вообще. – Она открыла небольшой узкий шкаф в углу палаты и нашла чёрный походный рюкзак и стопку аккуратно сложенной одежды. – И знаешь, кто стал лучшим учителем для меня? – на стопке одежды лежал аккуратно сложенный листок бумаги. Осторожно взяв его в руки, Рада различила до отвращения знакомый почерк Макса и едва сдержалась от того, чтобы не скомкать записку. – Жизнь стала. Уроки, которые я получаю от жизни сама, – лучшие уроки в моей жизни. Пусть, наверное, и самые тяжёлые. – Положив записку на место, Рада вытащила рюкзак и, воровато оглядываясь на дверь, принялась разбирать его содержимое. – Я верю, что мы ещё встретимся с тобой. Встретимся, поговорим об этом, и я верну тебе всё твоё.

Отложив в сторону помятую тетрадь с колдовскими печатями, Рада засунула остальные вещи обратно в рюкзак. Бессовестный Макс не оставил тому, кого называл напарником, ни одного баллона с газом, ни даже его кошачью толстовку с очками. Вернув рюкзак на место, повязанная спрятала тетрадь Славы в собственной сумке и, достав из неё карандаш, снова взялась за записку Макса. Демонстративно не глядя на написанные им