Алые перья стрел - Владислав Крапивин

– Кто, мальчик?

– Да Айвенго же, наш участковый!

Главврач что-то понял и глубоко задумался. Да, позавидуешь людям, даже больным, которых вот так отчаянно любят дети…

– И ты его очень хочешь видеть, так?

– Конечно, только живого!

И опять детская непосредственность тронула старого доктора. Он очень серьезно сказал:

– Ну, такие, как ваш участковый, не умирают… Он тебе кто – близкий родственник?

Варька зажмурился, но врать не решился:

– Он близкий… только не родственник.

– Ясно… Можешь принести ему куриный бульон.

– Ой, доктор, миленький, нет у нас куриц, не держим. А можно ухи? Свежей. Или лучше супу из раков. Я за два часа обязательно наловлю. Они же дите… диэ-ти-ческие.

Доктор рассмеялся и поинтересовался, откуда такая осведомленность насчет больничной диеты. И узнал, что другой друг Варфоломея, некий студент Алексей, рассказывал ему, что носил когда-то в больницу хворому товарищу бульон из раков, и ничего – пропускали.

– У тебя широкий круг друзей, – задумчиво сказал старый доктор. – Милиционеры, студенты… Ты счастливый человек. Беги ловить раков.

…Варька нетерпеливо танцевал вокруг керогаза, пока на нем закипала вода для бульона, и наседал на Прасковью:

– Да прибавь ты огня этой чертовой «цивилизации».

– Успеем, Варенька. Взорваться может.

Ничего не взорвалось, и скоро Варфоломей в выглаженной рубахе, с еще горячим алюминиевым бидончиком вошел в палату в сопровождении главврача. Айвенго лежал как-то странно: лицом вниз, но на высоких подушках. Голова забинтована. Посетителям был виден лишь один его глаз.

Этот глаз зовуще подмигнул Варфоломею, и тот быстро наклонился.

– Взяли? – успел спросить раненый.

– Больному не разговаривать! – строго приказал врач. – Говорить может только посетитель и то, как мы с тобой, мальчик, условились.

А условились они так, что ничего, связанного с печальным происшествием, Варфоломей упоминать не имеет права. Иначе больному станет хуже, а Варька будет немедленно выдворен. «И возможно, за шиворот», – сказал доктор.

И вот после короткого раздумья Варфоломей понес такую околесицу, что врач даже потрогал его лоб: не переволновался ли малец?

«…Дырку в бороде видели в городе, а в синей хате все говорят: спасибо Айвенго за два камешка, и скоро дядя Миша и дядя Юра чемодан найдут, а еще он забыл сказать, что старик, который с рыбой, разговаривает, но об этом уже знают кому надо, и пусть он поправляется, потому что без него даже божьи коровки – это тьфу!..»

Варфоломей сделал передышку и покосился на глаз. Глаз смеялся. Он снова набрал воздуху в грудь, но доктор выволок его за руку из палаты.

– Ты… может быть, тебя следует самого положить в больницу? Чего ты такое лепетал? Какие камешки в огороде и божьи коровки в чемодане?!

Варька честно и весело глянул в глаза врачу:

– Я не лепетал, а доложил Айвенго обстановку. Вы поглядите, какой он стал веселый. Он сейчас быстро поправится!

Доктор вернулся в палату, а через минуту снова вышел. Он взял Варфоломея за подбородок и задумчиво поглядел ему в глаза.

– Мальчик… Знаешь, он улыбается. Улыбается после трепанации черепа. Мальчик, когда ты вырастешь, учись на врача. Заменишь некоторых замшелых ортодоксов. Да.

– Не-е, я на комбайнера… – виновато сказал мальчик. – Я лекарствов боюсь.

Справедливости ради следует отметить, что перед Айвенго Варфоломей в какой-то мере выдал желаемое за действительное: он еще никому не рассказывал о своем неожиданном открытии насчет Дударя. Вечно подводила нехватка времени. Но сейчас он уже никак не мог держать тайну в себе. Во-первых, уже сказал Айвенго. Во-вторых, вдруг… Но тут мысли Варьки обрывались. Надо было с кем-то посоветоваться.

И он пошел к Алексею. Тот возил на шее по двору Ляльку, и племянница пятерней совершала на его шевелюре некие операции.

– Дядька Леша, я включила третью скорость, а ты все равно едешь шагом…

– Надо говорить не дядька, а дядя Леша, – поправила из кухни Соня.

– Хорошо. Дядя Леша, я сейчас включу заднюю скорость, и ты въезжай на ней в смородину, я хочу ягод.

– Товарищ водитель, там крапива, – взмолился Алексей.

– Фиг с ней, ты же в резиновых шинах.

Он был в сандалиях на босу ногу и потому душевно обрадовался появлению Варфоломея:

– А-а, заходи, дружище. Милая племянница, в машине потек радиатор – видишь, у меня лоб мокрый.

Варфоломей сокрушенно поведал ему, что до сих пор носит в себе тайну Дударя, а это, наверное, неправильно. Особенно когда такие дела… Алексей утешил его, что глухонемой наверняка отношения к этим делам не имеет. Варька как-то туманно глянул на друга:

– Ага-а, не имеет!.. А чего он тогда крутился у бани, где ящик лежал?

Алексей вынужден был признать некоторую резонность его доводов и посоветовал ему обратиться к лейтенанту Харламову. Но Варька только пожал плечами: Харламов же в Красовщине. Откуда ему известно? Да это и младенцу ясно – там они ищут того, кто напал на Айвенго.

Алексей вспомнил подполковника. Правда, отношения у них не сложились, но Алексею с ним не ребят крестить, а дело остается делом…

Через полчаса они сидели в кабинете Василия Кондратьевича, и он очень дружелюбно поглядывал на Варфоломея Мойсеновича, но довольно прохладно на Вершинина-младшего. Он их выслушал, сдержанно поблагодарил и поднялся со стула, корректно выпроваживая. Понаблюдав в окно, как друзья переходят площадь, он достал из сейфа письмо и сел его перечитывать.

«Уважаемый Василий Кондратьевич! К Вам обращается с данным заявлением настоятель костела св. Франциска Ассизского гр-н Савицкий И.В. Считаю своим долгом сообщить некоторые данные о проживающем на территории района гражданине Болеславе Дударе, известном как глухонемой. Он истый католик и привержен к храму, но неправдив в существенном моменте. Он не является глухонемым, а вполне владеет великим природным даром – речью и слухом. Мне об этом стало известно случайно во время исповеди, когда на традиционный вопрос о грешности его мирских деяний исповедуемый вполне членораздельно ответил мне: „Бардзо гшешны!“[11] Тогда я, естественно, спросил о причине притворства, на что гр-н Дударь ответил мне, что об этом знает Господь Бог – и достаточно. О содержании своих грехов Дударь ничего не сообщил, лишь почему-то упомянул, что он плохой отец. В дальнейшем мне еще два раза пришлось слышать его речь, когда он принес в костельный притвор на продажу рыбу и вполне внятно назвал цену, а затем попросил икону св. Павла в ящичном футляре для личной молитвы. При этом он добавил, что разговаривает только со мной, ибо доверяет мне как духовному пастырю.

Указанный факт вызывает у меня тревогу, которой я и делюсь с Вами в знак глубокого уважения, не боясь разгласить тайну исповеди.

С искренним почтением

И. Савицкий ».

Василий Кондратьевич отшвырнул бумагу. «Тайна исповеди!.. Еще точно не установлено, сколько раз разглашал ты ее фашистской службе СД. Пастырь!»

Однако в данном случае настораживало и другое. Неизвестно, когда была исповедь, но мальчик слышал разговор «глухонемого» с ксендзом в мае. Чем объяснить письмо, датированное только третьим августа, то есть вчерашним днем? Тем, что Василий Кондратьевич накануне сам побывал у ксендза, и тот решил вдогонку лишний раз продемонстрировать лояльность? Ну, а если еще что-то ускорило этот жест?

Допрашивать ксендза подробнее бесполезно. Разведет руками. В лучшем случае сошлется на латынь. «Сапиэнти сат» – разумному достаточно. И ты же останешься в дураках.

Почему преподобный отец Иероним так настойчиво ориентирует чекистов на Дударя? Стоп! Хлопцы говорили, что Дударь второй день безотлучно сидит в лодке у Красовщины и ловит для колхозной ухи рыбу по просьбе председателя. Только ли по его просьбе околачивается там мнимый глухонемой?

Подполковник поднял телефонную трубку:

– Колхоз? Мойсенович? Где мои ребята? Найди, пожалуйста, любого, и пусть немедленно ко мне. Хоть на помеле, но молниеносно! Нет, только одного, второй пусть сидит на месте.

Через сорок минут в кабинет влетел коричневый от пыли Юра Харламов. Он забыл даже заглушить мотоцикл у подъезда.

– По вашему приказ…

– Выключи к лешему свою тарахтелку, – взялся за виски подполковник. – Вот так… Теперь слушай. Дударь там? Рыбу ловит? Глаз не спускать с него. Лодку немедленно обыскать до последней шпаклевины. И докладывать мне через каждые два часа круглые сутки, с кем он контачит. Домой звони, если здесь не найдешь.

– Ясно, но у нас еще одно, Василий Кондратьевич. Две параллельные царапины, толстая и тонкая, обнаружены на чемодане у кузнеца деревни Козляны Константина Буйко!