Вивиана. Наперекор судьбе - Элайн Нексли

Идя по пустынным улочкам, я чувствовала, как страх все леденит в груди, а сердце, подобно птице, попавшей в клетку, встревоженно трепещет. От выстрелов уже гудело в ушах, голова раскалывалась, но мы продолжали уверенно идти, зная, что если войско де Фуа проиграет, нам не жить. Враги схватят нас и убьют, как родственников павшего изменника. До Флоренции пешком добраться было невозможно, но, казалось, звуки войны придавали нам силы. Внезапно раздался ужасный, оглушающий рев, повеяло гарью, и мои глаза заслепил яркий, проедающий свет. Будто очнувшись, мы поняли, что снаряд попал в дом, находившийся в нескольких шагах от нас. Алое зарево поднималось к небесам, клубы дыма, серые, тяжелые, заполняли воздух, а жадные языки пламени продолжали все поглощать. Обезумевшие от горя крестьяне выбегали на улицу, бросались в огонь, желая спасти несчастных, тушили, чем могли, страшный пожар. И внезапно где-то совсем рядом раздался ледяной, словно сталь, голос: – Держите их! Они родственники нашего врага! – но никто не слышал этих роковых слов. Воспользовавшись суматохой, мы бросились в лес, бежали до тех пор, пока силы не иссякли. Звуки канонады не утихали, в небе мерцали яркие огни, в воздух продолжал подниматься запах крови. Нас могли спасти лишь зеленые, раскидистые ветви, но если бы артиллеристский удар попал в лес, мы бы сгорели вместе с ним.

К счастью, вскоре нам удалось отыскать какой-то дом, ухоженный, с выбеленными стенами. Хозяин, пожилой мужчина, узнав, кто мы, разрешил укрыться у него в погребе. Мы провели там не меньше пяти часов, а вскоре узнали, что Гастон мертв… Я с детства не испытывала совершенно никаких чувств к двоюродному брату, просто знала, что где-то у меня есть августейший кузен, видела я его всего два раза, когда была еще малышкой, да и он еще ребенком. Но все же что-то в душе у меня перевернулась, рассыпалось, стала холодным, чужим, безжизненным.

Я поняла, что человеческая жизнь ничего не стоит, в один миг может стереться грань, отделявшая душу от тела. Ведь совсем недавно Гастон блистал своей силой, вел войско в бой, готовый сражаться до последней капли крови, а теперь его душа возносится ввысь, а тело прозябает и гниет под копытами вражеских коней. Рамон де Кардона[36] – давний враг нашей семьи, негодяй, жаждущий крови, объявил охоту на всех родственников де Фуа. Теперь Италия, моя родная страна, стала адом и эшафотом. Выход был только один: переехать во Францию или в герцогство Феррара, на земли наших сторонников. Придумывая разные истории, имена, мы каким-то чудом выбрались из осужденного города. Наш путь лежал в Ниццу, город, где проживала моя двоюродная тетка – мадам Левассер, графиня Рохус. Савойское герцогство, как мы думали, станет нашим новым домом. Благодаря добрым людям, через три дня мы добрались туда, уставшие, грязные, голодные, не спавшие, но не терявшие светлой надежды. Но удар пал там, где мы меньше всего его ждали. Тетя просто закрыла перед нами ворота своего поместья, сказав, что изменники никогда не переступят порог ее жилища. Но ведь графиня всегда была только за Гастона, за его род, ведь он – ее кровный родственник! Потеряв поддержку мадам Левассер, ад снова поглотил нас. Мы не понимали такой реакции, но вскоре узнали от бедной торговки, что ее светлость пустила в свою постель…Рамона. Милорд де Кардон предложил венценосной даме либо свободу и ночные утехи, либо темницу и виселицу. Алчная, циничная, графиня недолго думала. Вдова, не знавшая мужчин больше пяти лет, с удовольствием пошла по грешному пути, променяв своих родственников, честь, династию на ветхую свободу и горькую славу. А Кардон, меняя женщин чаще, чем перчатки, вскоре оставил свою «подругу», взяв с нее клятву, что она больше никогда не познает никакого мужчину. Увы, вести разносятся быстрее ветра. Буквально через месяц вся страна гудела о том, что стареющая мадам вновь нашла себе молодого, состоятельного любовника, а Рамон, обезумев от ревности, отобрал все имущество у Левассер, оставив ей только нищее поместье.

Мы же отправились в Лондон. Жизнь в столице всегда била ключом, площади заполнены лавками, торговцами, покупателями, разъезжают богатые кареты, шум, разговоры. В этой суете мы и желали скрыться от врагов. Сняв маленькую комнатку в обедневшей гостинице, отец, поменяв имя, приказал и мне с матерью это сделать. Так меня нарекли Кларис. Мама, с детства привыкшая к роскоши, просто сходила с ума от нищеты. Денег катастрофически не хватало. Ели мы два раза в день, употребляя лишь каши, постные супы и хлеб, о мясе, фруктах, рыбе приходилось забывать. Дошивали платья, продавали украшения и золото. Однажды в город приехали бродячие актеры. Отец, договорившись с ними, сразу приказал мне собрать все свои оставшиеся наряды и драгоценности. Мне до боли не хотелось продавать то, что напоминало о прошлой, счастливой жизни. Воспользовавшись моментом, я спрятала любимое, желтое платье с полудрагоценными камнями в старом сундуке, туда положила и рубиновые серьги, колье, серебряное кольцо – особый подарок от моей бабушки. Все остальное завязала в узелок и вынесла во двор, где меня поджидала темноволосая цыганка средних лет. Она грубо вырвала одежду из моих рук и бросила на землю крошечный мешочек с монетами. Я бы никогда не подняла деньги с земли, но в тот момент моя гордость была просто раздавлена.

Ну а потом все пошло своим сумасшедшим чередом, бурным течением. Я влюбилась… Да, первый раз в своей жизни по-настоящему влюбилась, почувствовав это опьяняющее чувства всеми недрами души. На удивление, мне, девушке из богатейшей семьи, было суждено впустить в свое сердце обычного бедного вора-сироту, который зарабатывал свои деньги, обкрадывая знать. Казалось бы, что между нами может быть общего? Его дом – жалкая лачуга, пища – сухой кусок хлеба и стакан воды, он не знает ни грамоты, ни правил поведения, а я – образованная богачка, которая волей судьбы опустилась на самое дно. Между нами вмиг вспыхнула запретная страсть, что разрасталась, подобно снежному кому.

Сначала невинные взгляды, потом слова, разговоры, прикосновения… Я буквально сходила с ума от своей любви, растворялась в глазах Нико, грезила о чем-то большем. И вот все свершилось. Жизнь сама подтолкнула нас на опасный шаг. Наша первая ночь до сих пор мелькает перед моим мысленным взором. Как все было прекрасно, сказочно, безмятежно. Его рука на моей руке, мое тело на его теле, мои губы на его губах…

Потом мы решились бежать из Лондона, мечтали найти домик в тихой местности, пожениться, воспитывать детей, стать одним целом. Мы продолжали тайно встречаться, и когда все было готово до побега, я узнала, что беременна. Моей радости не было предела, словно заветная звезда коснулась моего плеча. Какое же блаженство чувствовать, что в тебе растет жизнь, зачатая любимым человеком. Я думала все рассказать Нико. Но случилась беда.

Нет, он не предал, не бросил, не изменил. Он…погиб, – внезапно голос Кларис сорвался на стон, а в глазах блеснули слезы: – В полдень мы договорились встретиться на берегу Темзы, хотя погода с самого утра была неспокойная. Ветер срывал крыши крестьянских домов, разрушал лавки, потом начался дождь, ураган вроде бы прошел. Путь от гостиницы до реки был велик, пешком можно бы дойти не раньше чем через полтора-два часа. Денег на повозку не было, и я решила сократить дорогу через поле. Пробираясь через пустынные места, я с замиранием сердца ждала того момента, когда смогу сказать Нико о своей беременности. Но внезапно небо затянула серая, огромная туча, блеснула молния, раздались оглушающие раскаты грома. Вновь начался ветер, его порывы ломали все на своем пути, раздавались крики людей, придавленных ветками. Нужно было немедленно возвращаться домой и молить Бога о пощаде, но я продолжала бежать, как думала, навстречу своей любви, своему счастью. Страх сковывал все тело, лишал возможности думать, казалось, что сейчас небо обрушится на землю. И внезапно, совсем рядом реки, я услышала какие-то возгласы, до боли знакомые сердцу. Я остановилась на возвышении, не в силах сдвинуться с места от ужаса. Непокорные волны реки били о берег, развеивали песок, поднимались к самим небесам и в них, задыхаясь, барахтался Нико. Его перевернутая лодка лежала неподалеку, возможно, если бы он за нее ухватился, остался жив. Я бросилась к нему, движимая слепой паникой, но не успела спуститься по склону, как услышала его слова:

– Нет, любимая! Стой, Богом заклинаю, стой! Я уже обречен, моя…жизнь закончилась… Береги себя… Прошу, – роковые слова обрывками доносились до меня, беспощадно вонзаясь в рыдающую душу.

Я смотрела на бушующие волы, видела, как их синий, беспощадный поток поглощает моего любимого. Но все же в трясине паники и страха пробирались лучи здравого ума. Я понимала, что не могу спуститься со склона, ибо тогда нещадная река поглотит и меня, и малыша, живущего в моем чреве. Словно невидимые руки держали, не позволяли даже шаг сделать.