Человеческие истории. Родом из детства - Павел Казиев

Павел Казиев

Человеческие истории. Родом из детства

Часть I

Принятие

Они расстались несколько месяцев назад. Без ссор, без криков. Он уехал работать в Европу и даже не подумал позвать ее с собой. Ничего не объясняя, он собрал вещи и сказал, что уезжает, что приезжать к нему не надо. Писем он читать не будет, на звонки не ответит. Его размышления в последние несколько дней подвели окончательную черту под их отношениями…

Первые три недели она не находила себе места. Безответно звонила ему. Порывалась даже поехать, но не то чтобы не решилась – она понятия не имела, куда именно он уехал. Его родные и друзья молчали как рыбы. По большей части потому, что и сами не знали.

Потом горечь расставания стала притупляться, уступая место бездонной скуке и отчаянной грусти.

Первой ее мыслью было забыться в других отношениях, но намерения на деле сталкивались с нежеланием сердца отдаваться другому.

Нельзя сказать, что она любила его до беспамятства, но это была та трепетная привязанность, та наивная вера в вечную любовь, разочарование в которой выбивает почву из-под ног внезапно – так, как обескураживает смерть близких людей.

Она не чувствовала отвращения к другим мужчинам, но упорно смотрела сквозь них, как водитель смотрит сквозь мокрое лобовое стекло на дождливую петербуржскую осень.

С тупым холодным безразличием она искала только его, всматриваясь в лица прохожих на ветреных улицах теперь дико мрачного для нее города. Она искала его в любимых ими кафешках, в музеях, куда они частенько выбирались вместе. Проплывая как туман по залам Эрмитажа, она выхватывала лишь врезавшиеся в ее память черты его лица. Она улавливала отдельные штрихи его образа в совершенно разных, непохожих как на него, так и друг на друга людях. Разочарованная и окончательно вымотанная, она садилась у картин Петрова-Водкина и бесцельно, мучительно долго всматривалась в эти плоские, незамысловатые сюжеты.

На четвертый месяц после их расставания она встретила его, слоняющегося между колонн Казанского собора.

Она долго наблюдала за ним: та же челка, улыбка, походка, движения, и одет он был почти так же, как в день отъезда.

– Почему ты здесь? – спросила она его.

– Я здесь часто гуляю. Мне здесь нравится. От дома недалеко, – ответил он.

Он был удивительно похож на него. Его выдавал только взгляд. Вернее, глаза. Взгляд был тот же, а в глазах читался очень похожий, но другой мир. Она упорно не хотела этого замечать. И вот они уже медленно шли вдоль канала в сторону Летнего сада. Подолгу сидели на скамейках, часами прогуливались по набережным многочисленных каналов так любимого ими города…

Они встречались все чаще и чаще, но вместо радости от этих встреч у нее стало появляться настораживающее ощущение, будто ее сердце окутывает тяжелый густой туман. Вскоре она практически перестала слышать свое сердце сквозь эту пелену, обернувшую все ее чувства в тяжелое влажное одеяло.

Она отчетливо ощущала лишь тревогу, что может потерять его вновь. Она привыкла быть с ним. Он был так похож на него. Но, несмотря на это, она не могла назвать себя счастливой. Грусть постоянно напоминала о себе.

По вечерам она не скучала по нему. Шла на встречу с ним по привычке, как заядлый курильщик закуривает сигарету в каждую свободную минуту.

Остановиться, обдумать, осознать происходящее было страшно. Вагончики катились по инерции, и только стук колес отдавался где-то в глубине: тук-тук, тук-тук, тук-тук…

«Главное – не останавливаться. А то всё. Снова крах. Снова одна…» – говорила она себе.

– Я полюблю его. Обязательно. Надо только немного подождать. Он очень хороший, – убеждала она подруг.

Подруги наперебой кидались давать советы, делиться рекомендациями. То одна, то другая настоятельно советовала ей обратиться к «очень хорошему и проверенному специалисту» – то к психиатру, то к психологу, то к психотерапевту. Нет, сами они не обращались. У них, конечно, не было на то причин. Но вот знакомые и знакомые знакомых очень рекомендовали.

– Прекратите это! – срывалась она на крик. – Я не больная! Я просто хочу любить и быть любимой! Что тут непонятного?! Отстаньте от меня! Все!

Но по вечерам ей по-прежнему было трудно уснуть.

Однажды Алиса, лучшая подруга, в который раз засидевшись допоздна на кухне, осторожно протянула ей визитку.

– Очередной мозгоправ, который меня вылечит? – с вызовом спросила она у Алисы.

Алиса прекрасно понимала, что именно пугает подругу. Несколько месяцев назад она была на ее месте.

– О, нет. Это коуч. Я сама ходила к нему. Он удивительный. Просто поговори с ним.

– Кто? Коуч?

Алиса встала. Театрально выставила вперед правую ногу и, вскинув руку, нарочито пафосно продекламировала:

– Коучинг… для здоровых людей, которые хотят сделать свою жизнь радостнее… а главное… достичь желаемого с удовольствием… – Алиса явно цитировала фразу из рекламной листовки.

Они рассмеялись. Бутылка вина подходила к концу.

– Пообещай мне. Один раз. А там сама решишь, – сказала Алиса.

– Я… подумаю, – уклончиво ответила она.

А бессонные вечера все продолжались. И где-то глубоко и неуверенно зрело понимание, что нарастающие чувства сомнений и тревожности, выливающиеся в ночные сны с общим смыслом «Что-то не так», рано или поздно подведут ее к зеркалу, и отражение, опустив глаза, скажет: «Да, подруга. Твоя жизнь уходит из-под ног».

Прошел месяц, прежде чем она постучала в его дверь…

– Чего ты хочешь? – спросил он ее.

– Любви и счастья, – ответила она, не поднимая глаз. Он молчал…

– И я недовольна тем, что есть сейчас… – добавила она.

– Где твоё сейчас? – мягко спросил он.

Она взглянула на него с подозрением. Поняв, что он не шутит, увидев в его глазах неподдельный интерес, – она заговорила.

– Сейчас… и каждое утро… я на своей кухне… открываю сушилку над раковиной… и меня там встречают… все та же одинокая чашка с блюдцем и маленькая ложечка… они ждут меня с вечера… только они…

Он молчал…

– Мне очень одиноко… Я больше так не могу… – добавила она.

Потом было много вопросов про «Важность» и «Выбор», про «Желание» и «Необходимость», про «Принятие» и «Безусловность», про «Должен» и «Надо». И еще очень многое.

В ответ были слезы и крики. Были обвинения в непонимании и мольбы о помощи. Были требования научить и сказать «как». Было сопротивление, и были оправдания. Были злость и обида. Жалость к себе. Были и улыбки, радостные озарения и смех сквозь слезы. И еще очень многое.

Уходя, она уже знала, что сделает, когда вернется домой.

Она зайдет на кухню, откроет сушилку и скажет:

– Привет, мои любимые! Давайте попьем чай…

Каприз

– Я же люблю его, – вновь произнесла она.

Он молчал, краем глаза наблюдая, как она теребит в руках носовой платок.

«Странно, – подумал он, – все уже перешли на бумажные платочки и салфетки, а она постоянно приходит с этими расписными матерчатыми…»

«Стоп! – осек он себя. – Ты опять уплываешь. Не отвлекайся так сильно на эти детали. Держи себя в процессе!»

Но держать себя было трудно: он уже слышал ее историю и чувствовал, что она опять пошла по кругу.

– Мне надо как-то это решать, – она наконец прервала тишину.

«Странно, – подумал он, – как можно решать любовь?»

– А это – это что? – спросил он.

– Эту ситуацию.

– Что для тебя стало бы решением?

– Точка.

– Можешь поподробнее?

– Ну, если бы я смогла поставить смысловую точку в этой ситуации. Прежде всего для себя.

– Что тебе мешает?

– Мне мешает то, что он не понимает моих чувств.

– Тебе кажется, что он не понимает твоих чувств к нему? – переспросил он.

– Да, да! Мне кажется, – язвительно ответила она.

Он услышал звон струны внутри себя. «Отлично, кажется ее тон задел мое самолюбие. Главное сейчас – не показать этого. Дыши…»

– На прошлой нашей встрече ты сказала, что он уже ответил тебе отказом, так?

– Да.

– И, как я понял, для тебя в этом самое обидное и страшное не то, что он отказал, а то, что тебе кажется, что он не понимает твоего состояния и твоих чувств к нему… – По ее внимательному взгляду и чуть заметным кивкам он понял, что направление выбрано верно, и продолжил: – И если бы ты увидела, что он понимает тебя и твои чувства, то ты бы смогла закрыть для себя эту ситуацию, поставить точку и двигаться дальше?

Она задумалась. Ее кольца наконец перестали прыгать с пальца на палец, и даже платочку удалось слегка высвободиться из цепких объятий.

«Еще бы, – корил он себя, – такого нагородил. Когда же ты научишься задавать простые и лаконичные вопросы? А от подобных тирад любой впадет в ступор на пару часов».

«Ты еще долго собираешься бичевать себя или за клиентом, наконец, следить будешь? – строго прервал его размышления какой-то внутренний голос. – Разбор полетов устроишь, когда она уйдет. А сейчас, будь добр, все внимание на нее».