Потрясающий мужчина - Ева Геллер

Из глубины вышла госпожа Хеддерих:

— Наконец-то вы пришли! — еще не было девяти. — Я очень спешу!

Мне пришлось сразу подняться с ней на третий этаж. Пока мы ехали в тарахтящем лифте, она доверительно сообщила мне:

— Знаете, я больше не могу подниматься по лестницам. У меня было выпадение матки, а такие вещи у нас, у женщин, легко могут перерасти в рак.

У меня немного закружилась голова. Может, из-за кряхтящего лифта.

— У вас тоже выпадение матки? — как мне показалось, с надеждой в голосе спросила она.

— Нет, — тихо ответила я.

— Это происходит быстрее, чем думают, — поучительно сказала госпожа Хеддерих.

Дверь лифта заело, и нам с трудом удалось выбраться из него. На двери напротив бронзовой краской с зелеными потеками от руки было написано: «Мужской туалет». Внизу прибита картонка «Дамский туалет напротив». С одной стороны, хорошо, что не надо его искать, как в универмаге, где, если тебе приспичило, чувствуешь себя негодяем, совершающим половое преступление. Но лучше бы это первое впечатление было вторым.

Мы завернули за угол, и госпожа Хеддерих подвела меня к застекленной двери в конце коридора с табличкой «Вход запрещен». Дверь была открыта. Комнатка оказалась маленькой, в ширину окна. По обеим сторонам тянулись полки с постельным бельем и полотенцами, а внизу стояли корзины для белья.

Госпожа Хеддерих пояснила, что в них надо складывать грязное белье. Раньше она с дочерью стирала все белье, а теперь раз в неделю его забирают и привозят чистое — очень практично, никакой мороки. Она дала мне комплект белья, полотенца и велела следовать за ней. На двери рядом такой же бронзовой краской с зелеными потеками было написано: «Ванная общего пользования», а внизу опять картонка: «Не работает». Ванная была старомодная, с предбанником. Сама ванна была накрыта старой столешницей, на которой стояли ящик с инструментом, коробка с гостиничным мылом и несколько больших упаковок туалетной бумаги. В предбаннике помещались большой пылесос, стремянка, щетка, веник, ведро и разные чистящие средства.

— Это ванная для постояльцев, у которых в номерах нет ванн, — сообщила госпожа Хеддерих. — Но они все равно ею не пользуются, поэтому мой муж переоборудовал ее под подсобное помещение.

— Положив столешницу на ванну? — иных признаков переоборудования я не заметила.

— Да, мой муж очень практичный, он все здесь приводит в порядок.

Госпожа Хеддерих открыла комнату номер 12. Узкая кровать, узкий шкаф, два стула, хромоногий столик, раковина, а за ней — два квадратных метра кафеля. На полу — линолеум с ковровым узором. Рядом с дверью висела записка, сообщающая, что комната номер 12 стоит сорок пять марок, включая завтрак. Дешево, но я бы не хотела жить здесь.

Усевшись на стул, госпожа Хеддерих наблюдала за моими попытками застелить постель. Она сказала:

— Этому вы быстро научитесь. Вы еще молоды и здоровы.

Потом она рассказала, что большая часть постояльцев остается на одну ночь. Если жилец задерживается, я должна менять ему белье раз в четыре дня. Или чаще, если возникнет такая необходимость, — она не пояснила, что должно произойти, чтобы необходимость возникла. На ярмарку уже не приезжает столько народа, как раньше. Большинство жильцов — деловые люди, приезжающие в здешние фирмы. Представитель одной фирмы канцтоваров дарит ей каждый раз ручку из своей новой коллекции, за что получает от нее на завтрак самый большой кофейник с кофе. Больше всего она любит людей, приезжающих на похороны. Они не сорят, потому что их целый день нет дома, и возвращаются не пьяные. Особенно много грязи разводят жильцы, которые живут подолгу. Эти устраиваются по-домашнему, но у них не надо особенно стараться, они платят со скидкой. На втором этаже, в номере три, уже несколько месяцев живет инженер, в 14-м — монтажник, а наверху, в 23-м — один бедолага, у которого сгорела квартира, и теперь он вечно пьяный.

— Каждый день нахожу у него в мусорной корзинке бутылку из-под шнапса. Он заворачивает их в пакеты, но нас-то не проведешь. У постоянных жильцов нужно менять белье только раз в неделю.

В дверь постучали. Какой-то мужчина рассерженно сунул мне в руки пустую катушку из-под туалетной бумаги.

— Принесите мне новую, — буркнул он и исчез.

— Это из девятого номера, — сказала госпожа Хеддерих. — Скандалисты повсюду находятся, с ними надо уметь обращаться.

Я достала из ванной-кладовой рулон бумаги, нашла комнату номер 9 и постучала.

— Войдите.

Девятая комната оказалась на удивление большой. По меньшей мере раза в три больше, чем двенадцатая. Однако не намного красивее. Зеленоватые выцветшие обои. Ковер неопределенного цвета лишь частично прикрывает линолеум. Справа у стены — двуспальная кровать, слева — еще одна. В комнате кроме окна был даже балкон, выходивший на улицу. Между окном и балконом стоял стол с четырьмя разрозненными стульями. Венцом обстановки была горка, похожая на ту, что стояла в Нориной гостиной. Но здесь этот предмет был еще более ненужным, поэтому стекла и перегородки вынули и внутрь поставили телевизор.

Ванная была старомодной, но довольно красивой. Стены выложены белым кафелем, окаймленным черным бордюром, пол в черно-белую клетку.

— Еще желаете что-нибудь? — спросила я как можно приветливей, повесив новый рулон бумаги. Именно так я представляла себе идеальную горничную.

— Это для вас, — сказал мужчина и дал мне пять марок чаевых!

Вот это да! От радости я чуть было не присела в реверансе. Это были первые чаевые в моей жизни. Ничего унизительного в этом не было, во всяком случае, когда дают сразу пять марок.

Я с гордостью рассказала госпоже Хеддерих о своих чаевых.

— Чаевыми здесь особенно не разживешься, — сказала та. Она могла бы тоже получить больше чаевых, если бы целыми днями выполняла поручения постояльцев. Но тогда бы у нее не оставалось времени на работу. Теперь ей надо срочно идти готовить обед мужу. А я должна пропылесосить здесь, а потом в 16-м номере. — Сейчас я его вам открою, — сказала она.

Я пошла с ней в комнату 16, расположенную за лифтом, — одноместный номер, метра два в ширину и четыре — в длину. Кроме кровати, здесь оказалось целых три шкафа: один из дешевой фанеры, второй какого-то неопределенного темно-коричневого цвета и, наконец, серый и узкий одностворчатый конторский шкаф. И еще в эту теснотищу был втиснут стол с тремя разными стульями.

Госпожа Хеддерих распахнула дверь на балкон и показала на двухэтажный флигель:

— Вот здесь живем с мужем. Совсем рядом. Иначе мы не смогли бы так много работать. Наш зять тоже иногда помогает по выходным. А сейчас мне надо идти, муж ждет. Все остальное есть в вашем плане на день. — Она прогромыхала вниз на лифте.