Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

юридический отдел стремился подвести под расстрелы какую-то законодательную базу, хотя бы частично их ограничить и поставить под контроль, то “карающий меч” революции по-своему толковал принцип “революционной целесообразности”» [250].

Первые эпизоды убийств в Перми и окрестностях начались еще в феврале, в Кунгуре – 6 февраля были убиты супруги Агеевы, тайно, тела утоплены в проруби. Мотив: «участие в заговоре против Советской власти». Затем, опять же в феврале, в Острожке и Дуброво были расстреляны 12 крестьян. С марта по август того же года арестовывались сотни людей, сколько из них было убито – подсчитать не представляется возможным. 12 июня был убит князь Михаил Романов, затем через несколько дней епископ Андроник. В селе Тауш в том же году было расстреляно 75 крестьян, в августе 129 человек были расстреляны в Сепычевской волости и Оханском уезде. В сентябре в Усольском уезде расстреляно еще 10 человек. В октябре при отступлении Оханская ЧК расстреляла 8 человек. В декабре в результате подавления выступления рабочих Мотовилихинского завода были расстреляны еще десятки рабочих. И так продолжалось еще долгие годы, хотя после занятия Перми белогвардейцами и последующего восстановления власти большевиков репрессии стали проходить реже – людей просто стали свозить в концлагеря в Перми, Кунгуре, Оханске. Из приведенных в данном абзаце эпизодов уже выводится цифра в сотни людей – а это всего лишь 1918 г. в одном регионе, причем несколько примеров, далеко не всех.

* * *

Пожалуй, красный террор в России по своему размаху значительно опередил масштабы насилия во времена революционных потрясений во Франции в конце XVIII в. Едва ли это вызвано лишь появлением пулеметов и мощной артиллерии. Больше всего людей во время таких событий гибнет от непредсказуемой стихии масс, голода и пули в затылок. Нужно нечто большее, что могло бы мобилизовать человеческую психику на масштабные акты насилия, чтобы граждане одного государства, бывшие соседи, знакомые, коллеги пропитались такой ненавистью друг к другу. Неубедительно звучит объяснение о «доведенном до ручки» народе – главными действующими лицами в осуществлении террора были солдаты, матросы и чекисты (многие – выходцы из интеллигенции), в сущности, за годы войны сильно деклассированные, потерявшие прежнюю связь со своим социальным слоем (чаще всего с крестьянством). Крестьяне и рабочие часто оказывались жертвами террора, но особенно не везло офицерству, священству, обеспеченным городским слоям. Повторю мысль, высказанную еще в начале этой главы: нужна была абсолютная уверенность в собственной правоте, которая придавалась теми положениями, что содержала в себе социалистическая революционная идеология большевиков, являющаяся в свою очередь наиболее яркой разновидностью «научного социализма». И конечно же, не стоит думать, что большинство участников террора были какими-то патологическими извергами – до войны они наверняка вели вполне обычную жизнь. Оправдывать террор в отношении сограждан им помогала вера в то, что они делают благое дело, что те, кого они убивают, являются врагами «добра».

Что касается суммарных цифр жертв красного террора, то здесь невозможно дать даже приблизительных чисел. Есть некий предел, через который они не могли перешагнуть и мы обозначили его в начале главы, – это 2 млн человек при условии, что мы считаем здесь не только непосредственно убитых в ходе стихийного террора и работы ЧК, но и тех, кто был расстрелян как заложник по одному из военных приказов, погиб в ходе подавления антибольшевистских восстаний и т. д. Историк С. В. Волков писал, что «в зарубежной печати получили широкое хождение такие, например, данные, характеризующие общие итоги террора: 28 епископов, 1219 священников, 6 тыс. профессоров и учителей, 9 тыс. врачей, 54 тыс. офицеров, 260 тыс. солдат, 70 тыс. полицейских, 12950 помещиков, 355250 интеллигентов, 193290 рабочих и 815 тыс. крестьян (т. е. всего около 1777 тыс. чел.)» [60]. Интересно, что к такой же цифре пришла комиссия, организованная Деникиным. Разумеется, расследование непосредственного участника войны с большевиками не может быть объективным, тем не менее комиссия работала в годы красного террора и состояла, по сути, из очевидцев. На мой взгляд, минимальный предел не может быть меньше 200000 человек, если учитывать только убийства заложников и организованную деятельность ЧК. Если прибавить к этому многочисленные акты стихийного террора по всей России, то речь идет о куда больших числах. Но документированием во время стихийного насилия никто не занимался, и мы здесь можем лишь составить общую картину, полагаясь на воспоминания и свидетельства очевидцев и современников.

Не желая быть неправильно понятым, хочу добавить еще кое-что. Красный террор был беспощаден абсолютно ко всем слоям населения. Избежать его не мог никто. Даже красноармейцы могли быть расстреляны просто потому, что такие, как Атарбекян и Троцкий, практиковали в армии децимацию. В других случаях красноармейцы просто не хотели убивать восставших крестьян либо переходили на их сторону, и тогда их тоже могла ждать незавидная участь. В этом плане не стоит демонизировать абсолютно всех военнослужащих Красной армии и флота, поскольку основная масса преступлений совершалась либо стихийно, либо была организованной работой чекистов и отдельных командиров. Такие как Тухачевский, Дзержинский и Троцкий, несомненно, виновны в жестоких репрессиях в отношении горожан, крестьян и рабочих. Отсутствие четких критериев у красного террора, в свою очередь, вызывало дополнительный эффект страха, что было только на руку укреплявшим свою власть большевикам. Ведь в машину этого террора попадали все.

Нэп и его провал

Основные битвы гражданской войны в России завершились к концу 1921 г. Большевики смогли уничтожить белые армии на европейской территории бывшей Российской империи и подавить крупнейшие крестьянские восстания. Война с Польшей 1920 г. была проиграна. Три Балтийские страны, Финляндию и Польшу белым удалось отстоять от социалистов, но это были национальные силы, которые начинали строительство национальных государств, а не сторонники единой-неделимой России. Боевые действия продолжались только в Сибири и на Дальнем Востоке, где белые смогли на некоторое время взять власть над Приморьем. Летом 1922 г. они потеряли Якутск, а осенью, в результате Приморской операции, большевики овладели Владивостоком и Хабаровском. К началу 1923 г. белые удерживали лишь небольшой район в Якутии, включавший Охотск, Нелькан и село Аян. Летом того же года и этот очаг русского сопротивления был подавлен. Впрочем, данные операции 1922–1923 гг. не имели особого значения, исход был ясен, и перед большевиками уже в 1921 г. встала задача встретить реальность такой, какой она является на самом деле, а не в красивых лозунгах социалистов.

Реальность была жестока. Страна в начале 1920-х гг. лежала в руинах, даже несмотря на то, что в ее ключевых промышленных регионах серьезных боевых действий не велось (ведь Петербург и Москва, Тула, Нижний Новгород, центральные районы России и т. д. достались большевикам сравнительно