Запрещенная реальность. Том 1 - Василий Головачёв

— Понимаешь, он вдруг словно взорвался! Пятерку, которая сопровождала его к машине, буквально разметало по сторонам! У двоих шок, у Пшонкина свернута челюсть, у лейтенанта сломан копчик, Башкин нокаутирован. Представляешь?

— Сломан копчик? Не может быть.

— Видел бы ты, как он действовал дальше! — не унимался потрясенный Агапов. — Сиганул через «Тойоту», сбил сержанта, уложил прикрытие — без единого выстрела! — и уехал на нашем же «газоне». Каково?

— Круто, — согласился хмурый полковник. — Видимо, это был тот, кого мы искали: друг убитого и он же сотрудник «Чистилища». Его просто подставили, автомастера он не убивал.

— Кто подставил? Зачем? Не проще ли было убрать, если он кому-то мешает?

— Попробуй убери такого! Ты сам убедился, каков он в бою. Настоящий ганфайтер, волкодав. К тому же еще и барс, судя по тому, как владеет приемами.

Агапов погас.

— Что будем докладывать наверх? Снова прокол. Может, пока не поздно, тихо-мирно уволиться?

— Погоди немного, — задумчиво произнес полковник; они спустились во двор и ждали сообщений оперативной службы, передав по рации дежурному. — Тут возникает вопрос: почему позвонили именно нам, в ОРБ МУРа, а не в ближайшую префектуру? Кто мог знать наши телефоны?

Агапов задумался:

— Шпана — явно нет, воры в законе и компания — тоже вряд ли. Мог знать кто-то из милиции.

— Вот, — поднял палец Синельников. — А еще точнее — кто-то из наших оперов, больше некому. Давай-ка поищем.

В патрульной машине запищал телефон: дежурный сообщил, что у метро «Октябрьская» обнаружен пустой милицейский «газон» с мигалкой, принадлежавший ОРБ.

— Придется объявлять всероссийский розыск, — вздохнул Агапов.

— Никуда он из Москвы не уедет, — убежденно заявил Синельников. — Будет искать убийц, как и мы. И найдет… если только их не найдут раньше «фискалы».

Как ни старался Матвей успокоиться, прогнать мысли о гибели друга и хоть на время забыть о проблемах, спал он в ту ночь плохо, сон сморил его только в четвертом часу утра. Гибель Ильи потрясла Матвея, заставила пересмотреть многие правила внутреннего распорядка, а также нормативы контакта с внешним миром. Нет, он не ожесточился, не возненавидел всех и вся, но жизнь требовала изменить стандарты поведения, привести их в соответствие с реалиями, в частности, откорректировать навыки ганфайтера-волкодава, профессионального перехватчика, человека боя. Правда, выйти на новый уровень сил можно было лишь с помощью Горшина, сам по себе физический тренинг не позволял достичь нужной кондиции.

В ночных кошмарах Матвею мерещилось, что он борется с убийцами Ильи, раз за разом проигрывает, и он вскакивал с постели в холодном поту. Потом, не то во сне, не то наяву, пришел Тарас с необычной идеей излить душу и оправдаться. Был он тих, задумчив, грустен, с лица не сходило виноватое выражение, но говорил он какие-то странные слова и даже угрожал.

— Откуда ты взялся? — спросил Матвей холодея, натягивая простыню до подбородка; одна половина сознания принимала происходящее за сон, вторая предупреждала об обратном.

— От верблюда, — остроумно заметил Тарас, присаживаясь на краешек кровати. Был он одет в какой-то немыслимый, отливающий золотом черный костюм, то ли трико, то ли наряд ниндзя, и время от времени как бы исчезал из поля зрения, только глаза оставались висеть в воздухе, полные тоски и внутренней боли.

— Что тебе надо?

— По-моему, тот вопрос должен задать тебе я. Ты звал — я пришел.

— Я не звал!

— Ошибаешься, паранорм, звал. Полем пси-связи ты не владеешь, я имею в виду — сознательно, но пользоваться им можешь. Что с тобой происходит?

— Убили друга…

— Знаю, я не о том.

— Я чувствую себя как беременная женщина: что-то во мне меняется, зовет, пытается сообщить о себе и выйти наружу, «родиться», так сказать, но я не знаю, как себе помочь.

— Тебе нужна пси-энергетическая коррекция. Придет время, и я помогу тебе, жди.

— Раньше ты думал по-другому.

— Как сказал Лоуэлл[50], только глупцы и покойники думают всегда одинаково. Что еще тебя беспокоит?

— Убийцы. Я хочу их найти.

— Желание похвальное, хотя мнений на этот счет много. Но как бы то ни было, человек живет своими желаниями, страхами, тщеславием, борьбой, развлечениями, азартными играми, сексом. Но больше всего ему нужна власть, власть над теми, кто рядом.

— Не все так живут…

— Почти все! Перестаешь подчиняться одной силе, немедленно начинаешь подчиняться другой — внешней или внутренней, но рожденной внешним воздействием.

— На этом построены все цивилизации.

— Добавь — человеческие. Цивилизация нашего времени — бледное чахлое растение, задыхающееся во мраке глубокого варварства.

— Почему варварства? Разве не люди создали совершенные способы связи и транспорта, изобретения…

— Техника, улучшенные средства сообщения и методы производства, возросшие возможности покорения природы берут от цивилизации больше, чем дают. Человечество больно духовно, и лишь Внутренний Круг не страдает этой болезнью. Люди Круга вынуждены жить среди варваров, дикарей и порой не выдерживают этого… как я, например.

— Не понял.

— И не надо. Может быть, я когда-нибудь расскажу тебе одну поучительную историю… если ты доживешь до этого момента.

— Спасибо за добрый прогноз.

Горшин исчез и вскоре появился вновь — так, по крайней мере, показалось Матвею, когда он «проснулся» от шороха. Человек Круга, одетый теперь в темно-коричневое трико, стоял у окна, что-то разглядывая во дворе.

— Кто ты на самом деле? — прошептал Матвей, уже не пытаясь разобраться, сон это или явь. — Дьявол, сатана, ангел или Бог?

Тарас оглянулся, сверкнув светящимися белками глаз. Медленно проговорил:

— Я — от сегодня и от прежде; но есть во мне нечто от завтра, от послезавтра и от некогда.

— Ницше, «Заратустра».

— Да, ты весьма начитан, филолог-волкодав. Оба мы, мой друг, в капкане. Но если ты еще в силах выскользнуть, сменив цель, разорвав установки, определив закон приоритетных ценностей, то я, наверное, уже нет. Может быть, тогда — очень давно — я был не прав. Не убежден. В таком случае ты не должен повторять моих ошибок.

— О чем ты?

— Впрочем, — продолжал Тарас, словно разговаривая с самим собой, — в человеке борется столько противоположных начал, что их гармоническое сосуществование невозможно. Душа человека слишком сложная комбинация, чтобы все звучащие в ней голоса могли соединиться в один согласный хор.