Запрещенная реальность. Том 1 - Василий Головачёв

— Что-то показалось?

— Да как тебе сказать…

— Откровенно.

— Откровение — постулат религии, а я воспитан иначе. Теперь ответь ты: что я видел?

Горшин жестом пригласил Матвея в гостиную.

— Ты видел мир скрытой реальности, причем — третьим глазом, он у тебя, похоже, открылся, с чем и поздравляю. Как я и предполагал, человек ты не совсем обычный, паранорм. Человек вообще есть переходное звено от биологического к энергетическому уровню жизни, но ты стоишь чуть ближе к последнему. Зачем я тебе понадобился?

Матвей остановился посреди комнаты, с недоверием оглядывая стены, шкафы, мебель. Ему то и дело мерещились странные полупрозрачные тени и мерцания, создающие вокруг фон внечувственной, не поддающейся измерению, иной жизни. Но, может быть, это просто галлюцинации, рождаемые прямой мыслепередачей хозяина?

— Почему ты скрыл, что ребята из «Щита» похитили, кроме обычного оружия, еще и «глушаки» с «болевиками»?

Горшин подошел к стене, раскрывшейся вдруг, как бутон розы, сунул руку в черный проем и, достав пистолет «волк-2» и автомат «гном», которые выкрал со склада батальона «Щит», бросил их Матвею. Затем вытащил второй пистолет, и Матвей понял, что это и есть суггестор «удав», «глушак». Во время похищения ему было не до того, чтобы разглядывать оружие, и второй пистолет он взял на всякий случай, не догадываясь, что это такое.

— Я был уверен, что ты знаешь. Кстати, красивая машинка, да? Люблю все совершенное… Кроме того, ты должен знать, что гипокризия[46] — такое же оружие в руках контрразведчика, как меч или пистолет.

Он снова спрятал «глушак» в проем, снял со стены дзин, односторонний японский меч, а свободной рукой бросил Матвею акинак — обоюдоострый кельтский меч.

— Раз уж ты здесь, я скажу тебе, кто я такой в этом мире.

Прыжок через стол (!) — поворот — удар! Матвей с трудом парировал удар, нырнул вниз, перекатился в угол, вскочил на ноги, не касаясь пола руками, перед глазами снова блеснула смертельная сталь. Клинки высекли искры, взметнулись вверх, прикрывая владельцев веером защитных взмахов.

— Кэндо мусоби, — сказал Тарас. — Неплохо. Но это не предел.

Новый выпад, каскад приемов, вращений и ложных ударов, всплеск на поражение, звон столкнувшихся клинков, отскок. На левом запястье Матвея появилась царапина.

— Айкидок, держи цуки-но кокоро[47]. Русбой этому не учит?

— Учит, — почти беззвучно выдохнул Матвей, начиная атаку. Он никогда не считал себя мастером фехтования, но отступать не хотелось.

Мечи встретились вверху, внизу, сбоку, спиралью очертили фигуры бойцов, встретились вновь. Горшин отступил с царапиной на предплечье, кивнул.

— Капоэйра[48], стиль паука. Я тебя недооценил. И все-таки это тоже не предел.

Прыжок Тараса был таким быстрым, что он как бы размазался в воздухе, а клинок его меча и вовсе исчез из поля зрения. Матвей отступил, но было поздно — его меч, выбитый хитрым ударом в стиле богомола, отлетел к двери. Двое замерли друг против друга: меч Горшина был направлен в горло Матвея, но дуло пистолета «волк-2» смотрело в лоб Тарасу.

— Хорошо, — хладнокровно сказал Горшин через секунду. — Почти ничья. — Отступив, он повесил меч на место, кивнул на диван: — Садись.

Матвей сел с хмурым видом, убрал пистолет.

— Точнее, проиграл я. Но мечи — не мой стиль. Ты что-то начал говорить о…

— Продолжаю. Тебя все время волновал вопрос, почему я, человек Круга, ввязался в опасные игры обычных людей. Отвечаю: причин несколько. Первая, хотя и не главная: я исповедую принцип абхадья[49] лишь наполовину.

Матвей задумался.

— Если так, то тебя надо было здорово обидеть, чтобы ты встал на путь мести.

Глаза Горшина не только потемнели — провалились в бесконечное Ничто, в них отразилась тоска и сверкнула ненависть.

— Месть — дело тонкое… ты правильно догадался. Дело в том, что у меня убили жену, рожавшую сына.

Матвей пошевелил губами, хотел что-то сказать, но не смог, молча смотрел на Тараса. Наконец выдавил:

— Извини, я не знал… такая трагедия!

Горшин глянул на него косо, усмехнулся, потом лицо его приняло спокойное выражение, как бы застыло, пряча под маской покоя бушующие в душе гнев и печаль.

— В Москве каждый день случается несколько таких трагедий. Вот почему я убежден, что «Стопкрим» должен работать и дальше, даже если я уйду.

— Куда?

Тарас проигнорировал вопрос.

— Вторая причина: в иерархии Круга я — человек седьмого уровня, Плана Духа, — кшатрий. Помнишь градации Успенского?

— Профессиональный воин.

— В общем, да, хотя ближе был бы, наверное, термин «эмиссар» — разведчик.

Матвей недоверчиво покачал головой:

— Не мелко ли плаваете, эмиссар? Неужели Круг не может обойтись без земных понятий, а главное, событийных узлов?

— Так ведь я пытаюсь объяснить это не человеку Круга, а всего лишь личинке паранорма, взращенной человеческой цивилизацией.

— Спасибо.

— Не за что. Добавлю: в принципе, наше пересечение — людей Круга и обычных людей — случайно. Просто на каком-то отрезке пути наши цели совпали, вот и все. Цели разойдутся — разойдемся и мы. Но если вы, люди, в том числе и ты, помочь мне не в силах, то я могу помочь вам, что и делаю. Понял, ганфайтер?

Матвей помолчал минуту, раскладывая по полочкам свои выводы и полученные факты. Ему показалось, что Горшин в чем-то неискренен, но в чем именно, понять не удалось.

— Понял, кшатрий. За что убили твою жену? И кто?

— Не трави душу. — Тарас снова потемнел. — Они вошли в роддом и… мою жену… семь женщин… всех!

— За что?!

— Они получили задание уничтожить женщину, беременную иерархом, будущим инфархом… Тот, кто давал задание, не хотел рисковать. А исполнители были обыкновенными гангстерами, подонками, заказными убийцами.

— Были?

Тарас покривил губы, ничего не ответил.

— Давай о другом. Зачем все-таки я тебе понадобился? Нужен совет, деньги, физическая помощь?

Матвей покачал головой, все еще находясь под впечатлением рассказанного Горшиным.

— Послать убийц мог только «монарх тьмы». И ты здесь, в конкретном месте, в столице, остановился для того, чтобы найти этого «монарха», так?

— Не стоит демонстрировать свою догадливость, тем более что это в тебе говорит канал связи с менталом, полем общей информации Земли.

— А ты ее… очень любил?

Тарас горько рассмеялся, кивнул:

— Ты заговорил, как мальчик с романтическим воображением. Эмоции людей Круга полней и разнообразней, и любят они не так, как обычные люди, но я ее… Елинаву… любил!