Область личного счастья. Книга 2 - Лев Правдин

Вон там, в самом конце некрутого спуска, под соснами притаился сугроб. Она знает его каверзный характер. Пользуясь своей неприметностью, он ждет, когда она с разгона налетит на него, тогда он вдруг вскинется, подставит ножку, повалит и начнет катать в пушистом снегу. Пусть ждет. Она, если захочет, упадет для своего удовольствия.

Все будет, как она захочет.

Великолепное чувство собственного могущества вообще было свойственно Лиде. Это чувство не исчезало даже тогда, когда ей приходилось подчиняться, потому что она подчинялась обстоятельствам только в том случае, если считала их разумными или необходимыми, но всегда согласованными с ее волей. Иначе бы она не подчинилась.

Особенно сильной и всемогущей чувствовала себя по утрам, возвращаясь с лыжной прогулки.

Перехитрив коварный сугроб, Лида чуть отклонилась в сторону и с размаху взлетела на него.

Весь город открылся перед ней. В это воскресное утро он еще нежится в утренней дреме. Белые дымки тают над крышами. Вспыхивают разноцветные огни в окнах. Город открывает тысячи глаз.

Лида различает крышу своего дома. Там ждет Тарас. Он уже не спит, он думает. Он очень много думает, больше чем говорит. Но Лида привыкла понимать его даже когда он молчит. Тарас не умеет скрывать своих дум.

Он думает о Марине — это Лида поняла еще вчера. Пусть думает. Надо дать полную волю его мыслям. Пусть он еще раз сам поймет, что Марина никогда не любила его и сейчас не любит. Тарас чист и честен. Он поймет.

Лида оттолкнулась палками и ринулась вниз. Ветер, свистя молодецки, кинулся ей навстречу.

Легко дыша, вбежала она на третий этаж. Тарас вышел из кухни в лиловой майке с полотенцем на плече. С порога она бросилась к нему.

Он обнял ее, не поцеловал, а просто прижался лицом к ее волосам. От Лиды пахло тайгой, и на его щеке дотаивал снег, принесенный Лидой на шапочке. Все это родное, как жизнь.

Чай пили не на кухне, как всегда, собираясь на работу, а в комнате, за единственным столом, с которого Лида убирала свои учебники на этажерку. В их бригаде все учились в вечернем бумажном техникуме.

— Ты сегодня никуда не идешь?

— Надо на биржу ненадолго. Хочешь — пойдем вместе.

— Конечно, хочу. — Намазывая масло на хлеб, Лида снова спросила:

— Знаешь, кто приехал?

Глядя на жену, Тарас ответил:

— Знаю.

Наступило молчание. Лида ела не торопясь, аккуратно и с неизменным аппетитом. Тарас отодвинул пустой стакан, закурил и, бросая спичку, равнодушно сказал:

— Нечего об этом и говорить.

Но говорить пришлось…

В это воскресное утро Виталий Осипович зашел за Мариной, чтобы показать ей город.

В феврале даже на севере пахнет весной. Показывается солнце, разгоняя утренний мрак. На пушистом и пышном снегу весь день лежат голубые тени. Пригретые солнцем воробьи самоотверженно кидаются в драку.

Показывая Марине город, Корнев и сам смотрел на него впервые. Никогда у него не находилось времени вот просто так пройти по улицам, посмотреть, как живет город. Он с удивлением убеждался, что очень многое оказалось незнакомо ему. По этим улицам он всегда торопливо проходил, а чаще проезжал, даже не глядя по сторонам. Дома интересовали его, только пока они строились. Он никогда не думал о том, кто там будет жить, какой магазин устроят горторговцы в нижнем этаже.

У него было много знакомых — почти весь город. Он то и дело здоровался со встречными, и если бы он шел один, то прогулка так просто не сошла бы ему с рук. Никто никогда не видел его праздно расхаживающим по улицам, и кое у кого уж, наверно, имелись к нему деловые вопросы.

Они прошли по проспекту Ленина до небольшой площади, где прямо среди тайги, окруженное соснами, стояло большое деревянное здание причудливой архитектуры. Это был клуб, построенный еще когда только начали копать котлованы под первые цеха комбината.

Дальше идти некуда, дальше тайга на сотни километров.

Подумав об этом, Марина вздохнула. Как бы поняв ее и желая ободрить, Виталий Осипович сказал:

— Видите, тайга. Когда мы пришли сюда, здесь тоже была тайга, бурелом, пустыня. А теперь глядите, какая жизнь кругом! Черт возьми, я иногда и сам не верю, неужели это мы за семь лет сделали!

Марина засмеялась, поглядывая на него с грустью больного, которого стараются ободрить.

— Женя права. Теперь я вижу…

— Женя всегда права, — бурно рассмеялся он и, вытирая слезы, выступившие от смеха, сказал:

— Ах, Женюрка! Она вам жаловалась, что я так увлечен работой, что прозевал даже свой медовый месяц? Да? Это и так и не так. Марина Николаевна, помните нашу жизнь в леспромхозе во время войны? Мы тогда много говорили о счастье, о праве на личное счастье.

— Да, говорили, — согласилась Марина.

— Есть у вас оно?

— Если вы спрашиваете о работе, то да, я счастлива. Работа у меня интересная.

Глядя на ее белый хрупкий профиль, Виталий Осипович подытожил:

— Понятно.

— Я где-то в каком-то пункте жизни глупо поступила.

«И спасибо великое тебе за это», — подумал Виталий Осипович, приняв ее замечание на свой счет. Марина была права. Стоило ей тогда захотеть, он бы женился на ней. И это был бы опрометчивый шаг. Тогда он этого не понимал и, только узнав Женю, уверился навсегда: счастье — это Женя.

Они неторопливо шли по проспекту, напоминая друг другу различные подробности пережитого. Марина была грустна, и ее настроение передавалось Виталию Осиповичу. В его начальственно бодрый тон начинали вкрадываться не свойственные ему блеклые тона печали. И он снова мысленно поблагодарил Марину за то, что она была нерешительна в то опасное время.

Это сентиментальное путешествие внезапно было нарушено одним вопросом Марины:

— Вы знаете такого: Обманова Петра Трофимовича?

Виталий Осипович, удивленный этим вопросом, посмотрел на свою спутницу:

— А вы как знаете?

— Его сын женат на Кате. Моей сестре. И я его совершенно не знаю, но мне необходимо увидеться с ним.

То, что сказала Марина, было неожиданно и, как показалось Корневу, нелепо. Но вместе с этим какая-то ирония заключалась в самом факте: Марина — родня Петра Обманова, самого темного из всех тех мужиков, которые населяли эти дремучие места в доисторический период.

Чего он хотел, чем жил, так никто и не мог понять. Крученый мужик, скользкий дед, только о нем и слышишь. Каждый раз при встрече он неизменно напоминал о своей просьбе: поспрашивать о Берзине. Виталий Осипович обещал и в самом деле спрашивал всех приезжих, с кем приходилось иметь дело. Никто о Берзине ничего не слыхал.

И у Марины он спросил:

— А вы такого не встречали: Берзина Павла Сергеевича?

Этот вопрос не удивил ее. Для нее Обманов и Берзин были связаны не только одним землячеством. Чем, она еще и сама не вполне знала. Какая-то неразрывная цепь сковывала этих людей.

Она, прямо глядя перед собой, равнодушно ответила:

— Встречала. Каждый день. Мы с ним работаем в одном издательстве, в одной комнате.

Она постаралась сообщить все это как можно равнодушнее, чтобы не выдать тоски, внезапно нахлынувшей на нее.

Ну да, она знает Берзина. Больше того, она знает, что он любит ее и что ей надоело одиночество. Она хочет, чтобы он сейчас был здесь рядом, чтобы он пошел к тому таинственному Обманову и со всей прямотой поговорил с ним, уладив все эти сложные мужские дела.

Понял ее Виталий Осипович или нет, только и он как-то притих и заботливо пообещал:

— Я узнаю, где сейчас Петр Трофимович, и тогда вы увидитесь.

«Ну, раскисла, дура», — подумала Марина и вдруг увидела Тараса.

Он бежал по улице навстречу Марине, прикрывая варежкой лицо и увертываясь от снежков, которые с замечательной ловкостью Лида бросала в него. Надрываясь от смеха и победно крича, она на ходу подхватывала снег и, в два приема обмяв его, ловко кидала в Тараса.

Тарас почти добежал до Виталия Осиповича, но в это время снежный ком влепился ему в шею. Издав торжествующий вопль, Лида кинулась к мужу.

Выгребая снег из-за воротника, Тарас повернулся к Лиде:

— Ну, теперь ты пропала!..

Но, увидав, что она смотрит куда-то мимо него, остановился и тоже оглянулся. Марина успела заметить возбужденно счастливое выражение его лица. Она видела, что он не сразу понял, что состоялась встреча, которой он скорей всего не хотел и, может быть, боялся так же, как и она не хотела и боялась этой встречи.

Все еще улыбаясь, он снял шапку и несколько раз ударил ею о колено, стряхивая снег.

К нему сейчас же подбежала Лида и ловко начала сбивать снег с его пальто. Потом, отряхнув пестрые свои рукавички, взяла мужа под руку и степенно повела его навстречу Марине и Корневу. В серых глазах ее все еще сверкали искорки недавнего возбуждения, и уголки румяных губ вздрагивали от смеха.