Царство Прелюбодеев - Лана Ланитова

На ветке цветущей яблони образовалось другое маленькое чудо. Вернее их было несколько. Рядом с кипенно-белыми цветами восседали маленькие крылатые рембрантовские Саскии. В бледно зеленых, чуть перламутровых крыльях куталась рыжеволосая Саския в костюме Флоры. На милой головке красовался цветочный венок. Ниже шла Саския, похожая на Данаю – тонкие, почти прозрачные крылья прикрывали обнаженное, полное тело, покоящееся в колыбели из двух или трех яблочных соцветий. Рядом с ними восседали чуть беременные, рыжеволосые Саскиии – одна в красных бархатных крыльях, другая в синих, с золотыми пятнами… Все крылатые Саскии смотрели на Владимира распахнутыми голубыми глазами и нежно улыбались, дрожа припудренными пыльцой, крыльями.

«Да уж, я и не знал, что наш эстетствующий хозяин разбирается и в «золотом веке голландской живописи», – с чувством восхищения и, пожалуй, даже пиетета подумал Владимир. – А что я, собственно, стою? Время идет – не хватало еще опоздать. И в правду – поставит в угол с пауками – с него станется».

Он двинулся по дороге. Впереди показался дом Горохова. «Надо будет как-нибудь заскочить на огонек к соседу. Может, этот не такой уж порочный тип окажется…»

Прямая и широкая дорога перешла в более узкую тропинку. Владимир шел быстрыми шагами. Луна светила так ярко, что вокруг все серебрилось белыми искорками. Справа и слева показались поля диковинных, спящих цветов, сложивших лепестки крупных желтых и ранжевых головок. Пройдя еще треть версты, он увидел две, расходящиеся лучами, дороги. Одна вела в сторону Секвойевой рощи, другая к голубым, мерцающим холмам.

«Ну, и в какую сторону мне надо повернуть? Черт, отчего я невнимательно слушал? Виктор говорил про Секвойевую рощу… Надо идти через нее или в обход?» – напряженно думал он, рассеянный взгляд плутал меж двух дорог.

Возле дорожного валуна что-то сверкнуло – будто ударил огненный луч острой молнии. На камне неожиданно появился какой-то темный, лохматый стог сена. Владимир подошел ближе – стог зашевелился и закряхтел. Верхняя часть странного «стога» вздрогнула, произошло движение, напоминающее откидывание крышки в дамском ридикюле. А позже «стог» забелел овальным светлым оконцем. «Оконце» смачно чихнуло и… оказалось лицом старухи в темном платке с кистями и такой же темной, просторной хламиде вместо платья.

– И куда же ты, милок, на ночь глядя, путь держишь? – раздался старушечий голос.

– Мне, бабушка, назначено к Хозяину в замок прийти.

– А… Да ты никак – новенький, Вольдемарчик Махнев. Я угадала?

– Да вы угадали. Вы не подскажите мне, по какой дороге надо идти? – он подошел к ней ближе.

У нее оказалось крупное, немного смуглое лицо, похожее на цыганское; темные, седые, спутанные волосы вольными прядями выбивались из-под цветастого платка; на плечах покоился другой, черный шерстяной платок, который она недавно сняла. Трудно было определить, сколько ей лет: то казалось, что она – слишком стара и грузна, то карие глаза светились почти молодым огнем – начинало чудиться, что ей не более тридцати…

– Подсказать-то, подскажу… Только, дай-ка, я тебе вначале поворожу.

– Нет спасибо, я не люблю гаданий и предсказаний судьбы. Мне на ярмарке одна фараонка[93] как-то предсказала долгую и счастливую жизнь. И ровно через полгода меня не стало…

– Ну, так… Цыганка цыганке – рознь. И среди нашей сестры полно вруний и шарлатанок. А может, и видела она смерть твою неминучую, а только расстраивать не стала.

– И все равно, не стоит. Я спешу сильно.

– Я же даром.

– Дело не в этом.

– Поспешишь – людей насмешишь. Все равно тебе учиться ходить дооолго. В первый раз и опоздаешь – не твоя вина. Давай руку, я тебе говорю.

Владимир нехотя протянул ладонь. Ворожея взяла ее и повернула так, что лунный свет упал прямо на линии судьбы.

– Це-це-це, – покачала она головой. – Жил ты богато и роскошно, много женщин тебя любили. А счастья-то не было. И ты никого не любил. И жены у тебя не было, и детишек законных тоже не вижу. Дети, видать, рождались, да ни одного ты не признал. Нежеланные тобой дети-то были, нагулянные…

– Это я и без вас знаю, – нервно отозвался Владимир, – а дальше-то что? Что теперь мне ждать?

– Что ждать? Наказания скорого… Да ты погоди, ручку-то не дергай. Слухай сюда: сначала быть тебе красно-девой юной, потом, кажись, барышней бедной, но разумной, а после юношей прекрасным, напоследок – мужом несчастным… Может, и еще кем, между делом. Али наоборот все. Токмо пока мне сие неведомо.

– Бабушка, ты в своем уме?

– Я то? В своем! – старуха-гадалка задорно рассмеялась. Владимир готов был поклясться, что смех ее был далек от старушечьего. Это был смех молодой женщины.

– Спасибо за предсказания, – холодно поблагодарил Владимир. – Вас не затруднит указать мне верную дорогу к замку Виктора?

– Нет, милок, не затруднит, – прошамкала ворожея, голос вновь сделался старческим. – Иди через Секвойевую рощу напрямик по узкой дорожке. Смотри только, ни с кем не заговаривай. Там много нечисти разной, особливо по ночам шастает – заманят, защекочут, в сети деревянные умыкнут, в замки хрустальные заведут – насилу выберешься. Уроки пропустишь – обучение затянешь. На второй век останешься…

– Спасибо за совет, я пошел.

– Пожалуйста. Ты, это… Ежели скучно будет, приходи. Я за голубыми холмами живу. Там лесок еловый с полянками грибными, на одной из полянок мой домик стоит. Я ведь не только гадаю. Я и травами ведаю и приворотами любовными занимаюсь. Вишь, жизнь-то личная у тебя не складывается… Так я того, могу и счастье-то любовное привлечь. Наколдую, пошепчу – будет у тебя любовь настоящая, а не только рыбья уха…

«Чего они мне все рыбу поминают. Все всё знают. Сплетники!» – с раздражением подумал Владимир.

– Как надумаешь, так приходи. Меня все Эсмеральдой кличут. Эсмеральда Ивановна я…

«Надо же, какое у бабки изысканное имя. А где же ее козочка? Сейчас и Собор Парижской Богоматери появится…» – внутренне усмехнулся Владимир.

– Да, и коз у меня во дворе много… Не только коз, но и козлов, – хохотнула старая ведьма. – Только тебе лет тридцать или сорок не до плотской любови-то будет… Тебя самого до смерти залюбят, до чертиков заласкают, до одури затискают… Накушаешься ты любви с избытком.

Владимир уже не слушал ее. Он шагал в сторону Секвойевой рощи. Впереди показались деревья-великаны. Их раскидистые кроны пропускали лунный свет и, казалось, от игольчатых, зеленых охапок идет синее свечение. Как только Владимир ступил в рощу, он почувствовал себя крохотным карликом – голова поднималась к косматым, колючим верхушкам – начиналось быстрое вращение. Секвойи выглядели настолько громадными, что, чудилось – сами звезды в небе расположились намного ниже их сине-зеленых макушек. Лучистые, мерцающие созвездия украсили верхушки, словно свечные гирлянды новогодние ели. А какова была толщина этих могучих деревьев! Понадобилось бы с десяток мужчин, чтобы охватить даже средние экземпляры. Кривые стволы мнились входами в потайные пещеры и морские, каменные гроты. Корявые ветви свисали, словно деревянные сталактиты. Корни походили на гигантских змей со вздыбленными спинами.