Царство Прелюбодеев - Лана Ланитова

– Что? Вот тут мы подходим к самому интересному, – глаза Виктора горели, словно в лихорадке. – По мнению церкви, ты должен терпеть! И терпеть много чаще, чем идти на поводу у «огня чресел» своих. Нет, ты можешь и должен совокупляться, но лишь для создания «подобных», и то, желательно, с одной – супругой благоверной. Верность к последней ты обязан сохранять до гроба. И тогда – твоя дорога, увитая не розами, а скорее шипами и терновником, при отсутствии прочих грехов, приведет тебя в рай. А, каково? Нравится? – Виктор улыбался белозубой улыбкой.

– Тяжело это выполнить, – тихо выдохнул Владимир, – «огнь» тоже разный бывает…

– А… Ну, то – да! Ты же у нас – особенный. Ты – не как все. Ты – из иного теста слеплен.

– Вольно вам потешаться надо мной. Желаете если, то – да! Из другого теста и слеплен! И мозги у меня не как у каждого, и волнения души – иные, – запальчиво возразил Владимир.

– Ну… Сие еще «гордыня» непомерная в тебе говорит. Я обожаю в тебе эту самую гордыню. Обожаю и лелею… Именно она, в итоге, и привела тебя ко мне. Но «гордыня» никогда одна не ходит, у нее всегда находятся попутчики.

– Что толку в усмирении плоти? – не унимался Махнев. – Разве не приносит «плотская аскеза» и целибат[87] еще больших извращений? Слыхал я кое-что о нравах иных православных и католических священнослужителей.

– Да? И что? – оживился демон. – Что же такого ты, голуба, слыхал?

– Как что? Подобное насилие над природою тела своего, лишение плотской радости и приводит последних к парафилии[88]. Сколь они не изнуряют себя постами, да молитвами, не бичуют грешные тела розгами, однако не могут до конца глад плотский заглушить. Только важничают перед паствой своей, а сами втихаря с певчими, служками архиерейскими, монахами младыми, дьячками и прочей, духовно неокрепшей братией, и сожительствуют.

– Вон, оно как! А тебе, что за забота? – глаза демона лучились неописуемым восторгом.

– Как, это какая забота? Небось, попы и епископы за истовую приверженность к молитвам, песнопениям и обрядам не к вам на этаж попадают? А в рай, поди? У них и в раю, чай, связи имеются. Зато, я у вас самый, что ни на есть, злостный грешник оказался.

– Как ошибаешься, ты Володенька… Я аж умиляюсь, слушая речи твои неразумные. Связи, милейший, имеют значение лишь в земной суете, когда надобно карьеру скорую, скажем, в Сенате, али на иной государственной, али духовной службе провернуть – других обскакать козликом резвым и должность с окладом примерным заполучить. Связи надобны для того, чтобы билет в лучшую ложу на спектакль в опере взять, аккурат возле ложи Его Превосходительства. Связи, ох как, кстати пригождаются, когда чиновнику цугундер светит за казнокрадство и взятки. Связи нужны, чтобы гуляку, плута и прогоревшего картежника сосватать богатой мечтательной дурехе. Связи помогают аборт без огласки и вне очереди сделать. А у нас, родной мой, никакие связи не помогут. И потому, нет здесь священнослужителей. У меня на этаже их нет. Ибо спрос с последних много больше спроса с тебя, глупого и напыщенного болвана, дворянчика нижегородского.

Нависла пауза.

– Вот вы, Виктор, упомянули, что человек сотворен по образу и подобию божьему. Ежели так, то разве не рад Создатель счастью человеческому? Раз сотворен человек во плоти, то зачем так строго спрашивать с него за грех прелюбодеяния? Казалось бы, сам дух удовольствие получает от любовного экстаза. А целибат и строгое воздержание и приводят как раз к содомии. Разве не так?

– Твои рассуждения мне давно знакомы. Я наслаждаюсь ими, поверь. А отчего же ты тогда стал содомитом? Тебе чего не хватало? Баб разных вдоволь было, и в келье монашеской ты дни не коротал. Плоть не усмирял. И обетов безбрачия не давал. А?

– Да какой из меня содомит?! – Владимир покраснел.

– Помилуй, да самый, что ни на есть настоящий.

– Да, бросьте вы, Виктор. Я содомитом-то стал лишь в год последний своей жизни.

– Но все-таки стал, – коварно возразил Виктор. – Ты думаешь, я не помню, как ты о «шейках худеньких» мечтал и о «задах мелких»? И не только мечтал, а воплотил свои мечты в реальность! Шафака-то кто себе завел? Не я же! – Виктор фыркнул. – Нет, конечно, до нежности и преданности мужскому союзу представителя «священного отряда из Фив»[89] тебе было еще ох, как далеко. До них надо было еще дорасти, – на губах демона появилась многозначительная улыбка. – Но! Поверишь, твои мысли, а я их читал, так заводили меня изрядно, что я и сам в тот год содомией увлекся. И увлекся-то не на шутку! Как насмотрюсь на тебя, да мысли прочту, так тут же, по дороге домой, словно волк, рыщу добычу. Кого я только не воровал: и певчего мягкотелого, и служку монастырского, и кастрата из папской капеллы. И артистами, конечно, не брезговал, ибо среди последних ох, как много «голубой крови». А когда не было подходящих, я сам инкубов робких создавал – юношей с ликом невинным. Более всего, предпочитал брать силой или соблазнять непокорных. Признаюсь честно: к чему лукавить? – Я питался, Володя, твоими мыслями и фантазиями похотливыми. Я жил в них, парил в них и наслаждался. Вот, отчего ты мне дорог более других.

Владимир с удивлением разглядывал Виктора. Путались мысли. Ему многое хотелось сказать, о многом поспорить:

– И, кстати, не все народы и не все религии так осуждают плотские наслаждения. Вот, индусы и буддисты, например…

– Как жаль, Володенька, что ты не индус, – перебил его демон. – Довольно прений, любомудр, мой ненаглядный. Хватит перорировать[90] словесами, как уличный жонглер шариками. Ты перешел к более обширной теме. Поверь, я не готов пока обсуждать с тобой «вольности» твоего мировоззрения. Скажу кратко: каждому воздается по вере его. И раз ты здесь, значит, в том есть свой умысел и резон. Значит, твоей душе ныне нужны именно эти уроки и опыт. Что будет далее, то от тебя пока закрыто…

– Мне что же, надо было скопцом себя сделать, чтобы я смиренно в рай вошел?

– А может и скопцом, – Виктор хитро подмигнул. – Оскопить себя в угоду богу – тоже дело! Многие на то идут…

– А зачем тогда пенис? Зачем Господь его дал? Искушать, но не позволять? Побуждать, но наказывать при этом? Это же какой-то делирий…

– Молчи, прелюбодей, уж больно ты речист стал не по чину. Так вот, Володя, открою тебе еще одну тайну. Прелюбодействуют многие. И женам изменяют – и раз и два, и по пятьдесят раз иные. И любодействуют с фантазией, не скрою. С изысками – иные любят истязать плетьми себя и любовниц, другие ползать на коленях, есть те (и оных немало!), кто задние оходы чтит более естественных, богом предназначенных, женских врат. Содомиты, как ты их назвал. Есть устами любовь творят, есть даже группами греху предаются – компаниями, так сказать! – Виктор хмыкнул. – Право дело, я обожаю подобные спектакли. Иные так слаженно выходят: у каждого участника своя роль, своя партия, причем не последняя…