Анатомия призраков - Эндрю Тейлор

Пирог оказался решающим аргументом. Холдсворт наблюдал за руками мальчика. Маленькие грязные пальцы теребили хлеб. Запах поднимался в его ноздри. От корочки отломился кусок, и мальчик запихал его в рот. Он посмотрел на девочку и молча протянул пирог ей. Она тоже отломила кусочек корочки.

— Идем, — сказал Холдсворт. — Вы же не хотите есть и говорить среди толпы? Знаете какое-нибудь тихое место поблизости?

Дети отвели его на маленькое кладбище при церкви святого Эдуарда, где выбрали местечко на солнце, подальше от глаз прохожих. Мальчик разломил пирог пополам и предложил большую часть девочке. Дети ели быстро и сосредоточенно. Холдсворт не пытался говорить, пока они набивали животы. Он прислонился к стене церкви и думал, как они похожи на маленьких зверьков, прирученных только отчасти.

— Твоя подруга не могла бы отойти в сторонку, пока мы будем разговаривать? — спросил Холдсворт, когда мальчик закончил.

— Она знает столько же, сколько и я, сэр.

— О клубе?

— А как же, сэр, — девочка говорила, как кокни, а не кембриджская уроженка. — Я помогала готовиться, а после убирала за ними грязь.

— И… мы друзья, сэр.

— Как скажешь. — В голосе девочки проскользнуло презрение.

— Прекрасно, — сказал Джон. — Тебе известно, что я мистер Холдсворт и работаю на леди Анну Олдершоу. Давай начнем с самого начала, и ты мне расскажешь о себе.

— Его зовут Огастес, — сообщила девочка. — А меня Доркас.

— Ты тоже находишься в услужении?

— У миссис Фиар на Трампингтон-стрит, сэр.

— Я начинаю понимать, — произнес Холдсворт.

Девочка промолчала, но ее взгляд задержался на его лице.

— Мистер Олдершоу — очень богатый молодой джентльмен, — продолжил он. — В его власти хорошо наградить вас и найти обоим новые места. Ты помнишь встречу клуба в феврале?

Огастес кивнул.

— И ты помнишь, что случилось в павильоне? Где ты был?

Огастес залился краской.

— Вижу, что помнишь. Бояться нечего… ты ни в чем не виноват. Расскажи мне о девушке.

— Откуда нам знать, что вы не обманываете? — внезапно спросила Доркас. — Может, это она вас надоумила.

— Она? — повторил Холдсворт.

— Мадам. Может, это проверка.

— Нет. Огастес знает, что я работаю на мистера Олдершоу, а тот не питает к мистеру Уичкоту любви.

Мальчик кивнул, не сводя глаз с Доркас.

— Гинея, — сказала она. — По гинее каждому.

— Может, лучше новые места? — прошептал Огастес.

— Гинея — это гинея, когда она у тебя в руках, — возразила Доркас. — А обещание — это всего лишь обещание.

— Если вы хорошо мне послужите, получите и то, и другое, — Холдсворт достал кошелек и положил две гинеи на ближайшую могильную плиту, где те засверкали на солнце. — Вы заберете деньги через пару минут, когда мы с вами закончим.

Дети уставились на монеты.

— Расскажите о Табите Скиннер.

По их потрясенному молчанию и пустым лицам он немедленно понял, что его ставка выиграла.

— О девушке, — поторопил он.

Доркас тихо вздохнула, как будто с облегчением.

— Она приехала из госпиталя Магдалины, сэр… ну, знаете, в Лондоне. Как и я. Но она была хорошенькой.

— Как и ты, — заметил Огастес.

— Миссис Фиар привезла ее?

— Да. Так она все и проворачивает, понимаете? Приводит их туда. Она говорит в совете Магдалины, что, может быть, подыщет им место или, по крайней мере, научит прислуживать, пока они здесь, — маленькое узкое лицо Доркас исказилось и стало выглядеть старше. — Такая милосердная леди, миссис Фиар. Девушки должны притворяться невинными, когда приходят молодые джентльмены.

— Хочешь сказать, что миссис Фиар привозит этих девушек из Лондона, якобы чтобы сделать служанками, а затем растлевает?

Доркас беззвучно засмеялась, открыв рот и обнажив дыру на месте двух передних зубов.

— Благослови вас боже, сэр, девушки не против. Обычно не против. Половину времени джентльмены слишком пьяны, чтобы взобраться на них, но платят им всегда одинаково. Но Табита была другой… она по правде была девицей.

Холдсворт отвернулся. Запах пирога вызвал у него тошноту. Через мгновение он произнес:

— Иными словами, миссис Фиар и мистер Уичкот раздобыли девственницу для изнасилования?

— Табита сказала, что, по крайней мере, потеряет невинность с красивым чистым джентльменом и получит за это хорошие деньги. Чудо, что ей еще было, что терять. Она сказала, что, может, молодой джентльмен влюбится в нее и захочет жениться. И тогда она будет жить в своем доме и разъезжать в золотой карете, а я смогу наняться к ней в горничные.

— Я видел их, — вступил Огастес. — Ее и миссис Фиар, когда они приехали в экипаже, пока гости ужинали. Я провел их с фонарем по саду к павильону.

— Она говорила с тобой? — спросил Холдсворт. — Какое впечатление она производила?

— Она ничего не сказала, сэр. Молчала как рыба. А потом бац — и умерла.

— Миссис Фиар оделась как монашка, — Доркас скорчила гримасу.

Огастес нервно и тонко хихикнул.

— Куда они пошли в павильоне? — спросил Холдсворт.

— В маленькую комнатку внизу, — ответил мальчик. — Она обставлена как спальня, сплошь белая. Днем я должен был развести в ней огонь и поддерживать тепло. Все было готово: вино, орехи, фрукты и так далее.

— Расскажи ему, как это случилось, — велела Доркас. — Разве не видишь, чего ему надо?

— Они ужинали… и миссис Фиар выходит из спальни и поднимается в дом… а после возвращения заходит в комнату. В это время наверху говорили тосты. А через несколько минут она посылает меня к хозяину с запиской. Он спускается и заходит к ним. А потом, через некоторое время, мистер Олдершоу сбегает по лестнице и тоже заходит в комнату. Ему так не терпелось к Табите, что он не мог ждать. Даже дверь не закрыл. Тогда я и услышал, что девушка умерла.

— Как она умерла?

Огастес пожал худенькими плечиками.

— Она была вся в белом и привязана к кровати. Ее лицо было странным. Глаза открыты и выпучены, как стеклянные шарики. Может, она умерла от страха?

Мальчик сел на траву и обхватил колени руками. Доркас коснулась его макушки почти материнским жестом.

— Это все из-за ореха, парень, — сказала она. — Вот и все. Я же говорила — она не могла пошевелиться, никак не могла, из-за того что была связана. Она задохнулась половинкой грецкого ореха. Мы нашли его в горле, когда обмывали тело.

— Значит, потом ее отвезли к миссис Фиар? — спросил Холдсворт.

— Ее положили со мной, — ответила Доркас. — Застывшую и холодную, ко мне в кровать. И с тех пор я не могу избавиться от нее.

— Оно преследует ее, — прошептал Огастес. — Привидение Табиты.

— Это всего лишь дурной сон, — отрезал Холдсворт. — А ты, парень, что ты делал после того, как ее нашли?

— Меня послали с ней обратно, сэр. Мы с хозяином отнесли несчастную Табиту в сад в кресле, как будто она так напилась, что не могла ходить. Один раз чуть не уронили. Она все время выворачивалась из рук. Мы запихали ее в экипаж и отвезли к миссис Фиар. А когда мы с мистером Уичкотом вернулись в павильон, все джентльмены уже разошлись по домам.

— Все? А мистер Олдершоу?

— Нет, сэр… он остался в доме, — мальчик поднял глаза и сглотнул. — Хозяйка была с ним.

— Миссис Уичкот?

Быстрый кивок.

— Где?

— В его комнате. Хозяин узнал и впал в ярость. Он запер меня в погребе на всю ночь, я чуть не замерз до смерти. Я никогда ее больше не видел, сэр, то есть, только в гробу.

А потом? Все это закончилось тем, что Сильвия бежала по улицам Кембриджа в поисках убежища в колледже Иерусалима. И затем тоже умерла неким образом.

— Ты слышал, что происходило между ними в ту ночь? — спросил Холдсворт. — Между мистером Олдершоу и мистером и миссис Уичкот?

— Нет, сэр.

— Он ударил ее, — заявила Доркас.

Холдсворт повернулся к ней:

— Не понимаю. Откуда тебе это знать?

— Потому что я видела леди мертвой, сэр. Я помогала миссис Фиар ее обмывать. Он ударил ее…

Джон, вспомнив рассказ Тома Говнаря, не утерпел и спросил:

— По голове? — он коснулся виска. — Сюда?

— Да, сэр, она обо что-то ударилась головой. Но я о другом. Когда мы обмывали миссис Уичкот, я видела ее тело. Синяки были на спине.

Холдсворт уставился на девочку, выискивая признаки того, что она лжет. Она вернула его взгляд, но на это способен каждый лгун. Зачем бы ей лгать?

— Синяки?

— Да, сэр. Кожа не была разорвана, не так, чтобы очень. Просто похоже, что кто-то сорвал с нее платье и лупил палкой до посинения.