Разбойничьи Острова - Яна Вальд

Дельфина, — будто Алтимар стоит в ней рядом со мной. — И улыбнулась беспечно. — А что еще делать в шторм женщине? Только видеть сладкие сны.

— Ты даже не знаешь…какое ты чудо…сестренка… Только… не рискуй так больше… никогда… Выбранный Главарь…

Дельфина охотно закивала:

— Не буду, не буду!

К счастью, Наэву еще не рассказали, как она окропила Море своей, а не птичьей кровью, Дельфине пока не приходилось оправдываться еще и за эту глупость. По мнению тэру, она предложила себя Маре в обмен на удачу в бою — об этом говорили с восхищением и ужасом.

— Ты береги меня, — попросила Дельфина. — Как на утесе.

Одежда и волосы Наэва взмокли от пота, хоть выжимай. Лихорадка отступала. Дельфина жалась к брату и не верила, что успела проститься с ним — только Ариде ведомо, сколько раз.

— Помнишь день перед нашим Посвящением? — тихонько зашептала она. — Мы играли на берегу, потом нас наказали. Хороший был день, потому что мы были все вместе. Нас совсем маленькими оторвали от родителей, наверное, иначе нельзя было. Откуда мне знать? Вы были моей семьей, мои два брата и сестра. Теора нет. Теперь Ана…, — она обняла Наэва так крепко, как только могла. — Пожалуйста, не умирай еще очень долго. Кроме тебя, у меня никого нет…

Теперь он засмеялся по-настоящему:

— Я…и не собираюсь…

Когда корабль вошел в Гавань, к двоим обращались со словами “Выбранный Главарь” — хоть Дельфина и стала отказываться от этой чести в день, когда Наэв поднялся. Провалявшись месяц, он еще успел возглавить тэру, когда они обрушились на ландские деревни. “Плясунья” привезла больше добычи, чем другие корабли, и Совет поблагодарил обоих — Дельфину и Наэва. Он ответил, что не под его началом взята самая главная добыча, но Совет почему-то и тогда его похвалил:

— Ты сохранил людей! Это ценнее, чем весь янтарь Ланда.

А команда “Плясуньи” говорила, что после утеса за Наэвом пойдет в огонь, а за Дельфиной после Лусинии — хоть замок самого Герцога штурмовать, одно ее присутствие приносит удачу. Любимица морского бога! Она, склоняя голову, вынуждена была согласиться.

Аквин сказал, что гордится ею. Из его одиннадцати детей ее первую выбрали Главарем. Но прежде Аквин долго смотрел на свою младшую и тихо сказал, до чего рад видеть ее невредимой. И самое желанное: держащиеся за руки фигурки — Дэльфа и Нел — увидели ее еще на корабле и на два голоса завопили:

— Дельфина! — а ей показалось, что берег так и сияет радостью встречи.

Но на том же берегу родители Аны и Меды обнимали только одну из двух дочерей, плакала вдова Игна с маленьким сыном на руках, отводили глаза братья Маргары, и еще многие, многие. Здесь Ана когда-то кидалась к мужу после лета порознь, он подхватывал ее на руки и уносил в лодку. А сегодня подле девочек Дельфины стояла малышка, носящая то же имя, что и мать. Наэва девочка издали узнала, но не побежала навстречу, как в прошлом году из рук Аны. Только внимательно созерцала его темными — такими же, как у него — глазенками.

— Мне Дэльфа сплела куклу, — сообщила она отцу. — Вот.

Он поднял дочурку и пошел прочь. Дельфина подметила — и Наэв смотрит на девочку новым взглядом, изучает, будто не видел прежде. “Ищет в ней черты Аны…”. Зря ищет. Словно в насмешку над сомнениями, девочка была всем похожа на него.

Он потом рассказал Дельфине: весть о смерти матери малышка приняла очень спокойно.

— Похоже, не поняла ничего.

Дельфина решила согласиться:

— Не поняла…

И вспомнила, как в детстве совсем не надеялась, что мать еще вернется за ней на Остров Леса. Не надеяться было легче, чем ждать каждый день. Если бы ей тогда сказали, что Циана умерла, Дельфина тоже приняла бы это со спокойной обреченностью.

Дельфина удивленно признавалась себе: как ни любила она сестру, Море плещется о берег и солнце продолжает всходить по утрам, не заметив потери. Со смертью Аны ничто не закончилось, только ее жизнь. Совет пересчитает добычу и снарядит корабли в Меркат. Островитяне без особой надежды засеют поля, переживут голодную зиму, а летом вновь отправятся в рейды. И будет так год за годом. Красавицу-хромоножку будут вспоминать живой, потому что Острова не любят смерть. Даже ее родители не зададут лишних вопросов, уж, конечно, не спросят, что стало с телом. Отданная Морю, Ана стала частью воды. Вода повсюду. О том, что останки сестры достигли морского дна, Дельфина знала наверняка, как знало Море.

Жрице часто думалось той осенью — что, как не любовь освещает мир? Госпожа Дэя украшает себя солнечными алмазами, чтобы быть красивой перед своим супругом. Сияние — ее платье, небо — ее великое надземное Море. Госпоже, должно быть, радостно глядеть на людей счастливых, как матери на своих детей. И тем ярче ее улыбка, чем прекрасней мир, который она согревает. Той осенью Дельфине казалось, что в мире стало темнее. Это было несправедливо, ведь еще много счастливых пар жило на земле, и солнце вставало каждое утро. А Дельфине казалось, что из сияния солнца вырезали один лучик.

Эхо лусинских событий прокатилось по всей Регинии. Слухи порождали слухи, разрастались, как снежный ком, и переплетались, как клубок змей, что якобы пожирали людей на берегу Святой Анны. В замок виланского сеньора эта история прибыла вместе с долговязым паломником — попрошайкой, которого пустили переночевать. В награду за рассказ он — помимо бобовой похлебки и чаши вина — получил местную повесть о битве.

— Дьявол знает, что там за ведьма, — говорили воины, — а от нас разбойники еле ноги унесли.

Начинали громко хвалиться добычей, из которой им кое-что перепало, а, совсем захмелев, звали левшу-лантиса:

— Покажи-ка свой трофей святому человеку! Этим мечом сражалась…

— …сука! — вставлял Ансэл.

— …морская чертовка. Барт, что руками железные цепи рвал, рассказал бы тебе про нее. Но Барта теперь не спросишь.

— Меня спроси! — заплетался язык Ансэла. На нем от ребер до бедра остался толстый шрам, как память о прибрежной стычке. — Я сам бы там остался, если б не наш левша… А дрянь морскую, — ударял он кулаком по столу, — еще встречу и выпотрошу! Это хорошо, что ты, приятель, ее не убил… оставил мне…

Лантис соглашался и надеялся, что Ансэл, совсем наберется и захрапит раньше, чем начнет его снова благодарить или хуже того — предлагать ему в жены свою сестру. У Ансэла едва ли будет шанс отомстить той женщине, и лантиса это радовало. Хоть и был