Потопленная «Чайка» - Ордэ Соломонович Дгебуадзе

— Собака собачью шкуру никогда не разорвет. И бежать сейчас не нужно. Все равно до красных не доберешься, поймают и повесят.

Я решила ждать счастливого случая. Тория, когда не бывал в отъезде, ежедневно навещал нас, приносил подарки, говорил ласковые слова и уходил. Лейтенант Елхатов, на которого я возлагала столько надежд, со дня приезда в Ставрополь ни разу не появлялся. Вначале я с нетерпением ждала его, потом махнула рукой. Подумала, что его куда-то отослали или он забыл обо мне. Лизе я о Елхатове не обмолвилась ни словом, потому что уже не надеялась, что он появится. Но он появился, и совершенно неожиданно.

Добровольческая армия праздновала взятие Ростова-на-Дону. За продвигавшимися вперед войсками отправился и штаб Май-Маевского. В Ставрополе не осталось ни одной части. Мы с Лизой увязали вещи и дожидались Тория или посланного им человека. Но никто не появлялся. Быть может, ему надоело заботиться о нас, может быть, он нас оставил, думали мы, обрадованные.

Два широких окна моей спальни выходили в сад, окруженный высокой железной оградой. Лиза на ночь запирала ворота тяжелым замком и спускала с цепи злую овчарку. Спали мы крепко и безмятежно. На стене висел карабин Тория, которым Лиза, по ее собственным словам, орудовала, как опытный боец. Как-то ночью до меня донеслись из сада шорохи, я прислушалась. Залаяла собака. Потом лай прекратился. Я уже стала засыпать, когда услышала шаги у окна и стук в стекло. Тихонько встала и выглянула. Под окном стоял лейтенант Елхатов. Лицо его освещалось бледным светом луны. Я схватила шаль и на цыпочках выскользнула из комнаты.

Он бросился ко мне, схватил и прижал к груди. Я изо всех сил оттолкнула его от себя, высвободилась и, зарыдав, бросилась домой.

Я плакала не от страха или оскорбления. Меня мучило куда более страшное. Я думала о том, что теперь на свете не осталось никого, кто бы мог бескорыстно помочь мне. Елхатов догнал меня:

— Ради бога, прости меня, прости. Только не уходи. Позволь мне помочь тебе хоть в чем-нибудь.

Я так хотела верить этим словам. Хотела, чтобы Елхатов был таким же хорошим, таким же верным, каким он мне показался в первый день. Я остановилась, перевела дыхание.

— Знаю, что обидел, понимаю и, клянусь богом, удивляюсь сам себе. Я все знаю. Георгий Васильевич мне все рассказал, как обманул тебя и увел с собой, как узнал, что твой отец часто прячет Вахова, атамана красных.

— Так, значит, это по его приказу повесили отца? — спросила я, дрожа всем телом.

— Он сказал, что ничего не знал об этом.

— Что он говорил еще?

— Как убил Петро Жука, им же одураченного. Это случилось в ту ночь, когда вы перешли реку.

Хотя лейтенант не сказал ничего такого, о чем бы я не догадывалась, на минуту у меня отнялся язык, застыла в жилах кровь. Я пошатнулась, прислонилась к дереву. С тех пор, как я узнала, что Георгий Тория — офицер разведки добровольческой армии, меня преследовала мысль, что его руки обагрены кровью моего отца, и я не раз думала о мести.

Но внутренний голос подсказывал, что нужно не горячиться, а ждать, чтоб не погибнуть зря, как отец.

— А в чем провинился Петро Жук?

— В чем провинился! Да ни в чем! Я был с Георгием, когда он завлекал Петро в ловушку. Сопровождал его. Но сам был совсем неопытный. Не разбирался — не понимал, ради чего он это делает. Думал, все ужасы, какие совершают мои начальники, — ради благополучия страны, ради защиты матери-России от немцев.

— Это тогда, а сейчас?

— Теперь я все знаю. Знаю, что красные воюют за землю и свободу. Знаю, что народ на их стороне.

— Так почему же ты с этими?

— Если бы не ты, я бы уже был на той стороне.

Эти слова были сказаны так искренне, что сердце мое наполнилось радостью.

— Почему ты не заходишь в дом? Где Георгий Васильевич?

— Капитан прислал меня из Тихорецкой за тобой. Не зашел потому, что хотел сказать тебе... хотел, чтобы ты знала все, что у меня на сердце... А там ведь Лиза!

На рассвете мы оставили Ставрополь.

Нужно было проехать около двухсот верст. Поезд медленно продвигался по местам, где недавно шли бои. Ехали два дня и две ночи. Наконец приехали в Тихорецкую. На станции нас ждал Тория. Он так и сиял от радости. В нем уже не замечалось прежней сдержанности. В первую двуколку сели я и Тория. За нами поехали Елхатов и Лиза.

Капитан вел себя свободно, даже развязно. Спросил, выплакалась ли я, наконец, по отцу или нет. Его тон не предвещал ничего хорошего, но я заставила себя ответить так, будто не заметила перемены. Сказала, что тень замученного отца не дает мне покоя. Он насупился, отвернулся.

Мы долго молчали. Первым снова заговорил Тория. Вкрадчивым голосом стал убеждать меня, что хватит горевать и терять золотое время. Я молчала.

...Нас поместили в маленькой гостинице. Тория под предлогом неотложного дела тотчас же удалился. Елхатову уходить он не приказывал, но и тот почему-то не остался.

Пока мы размещались, наступила ночь. Усталые, измученные за день, мы прилегли и скоро уснули. Когда нас разбудила хозяйка гостиницы, было уже за полночь. Внизу нас ждали Тория и Елхатов. Лиза, вышедшая узнать, в чем дело, быстро вернулась. За ней шел Тория. На капитане лица не было, он нервничал, но старался казаться спокойным. Вскоре появился и Елхатов.

— Правда, я не с доброй вестью, но печалиться не нужно, — сказал Тория и вымученно улыбнулся. — Враг на одном из участков северо-западного направления прорвал фронт и вторгся в наше расположение. Я надеюсь, он скоро будет отброшен назад, но быть осторожным не мешает...

Я посмотрела на лейтенанта, он стоял не двигаясь, опустив голову.

— Я хочу послать вас на пару дней в Кавказскую. Сам по поручению командования направляюсь на передовую. Вас будет сопровождать лейтенант Елхатов.

Обрадованная тем, что красные близко, я решила отказаться ехать, сделав вид, будто хочу остаться. Но Елхатов, поняв мои намерения, незаметно для Тория покачал головой, предупреждая меня, чтобы я не возражала.

На улице нас ожидала двуколка. Мы с Лизой поехали на ней, лейтенант — на извозчике.

Проехали, не останавливаясь, километров шестьдесят. Утром были уже