Три весны - Анатолий Чмыхало

— Значит, он был со своей батареей дальше от немцев, чем вы?

— Конечно, дальше.

Это ее устраивало. Глаза у нее светлели, наливались надеждой. Алеше трудно было говорить ей об Илье, скрывая от матери самое ужасное — его смерть. И, сославшись на неотложные дела, Алеша распрощался с Тумановыми.

Теперь как можно скорее из этого города! Здесь встречи с друзьями и их родными не очень радовали. А в Сибири он начнет новую жизнь. Он с головой уйдет в работу, он непременно разыщет Наташу.

И уже назавтра товарный поезд, прозванный «пятьсот веселым», вез Алешу в Сибирь. Поезд не спешил. Паровоз подолгу спокойно попыхивал белым дымком на остановках, словно размышляя, идти ему дальше или нет.

Ачинск оказался небольшим, ужасно грязным и милым городком. Он стоял на высоком берегу Чулыма, многоводной сибирской реки, которая сейчас, в апреле, еще лежала под толстым слоем льда и снега.

Городок строился давно, и большинство его одноэтажных домиков осело, по самые окна ушло в землю. Заборы подернулись мхом, тротуары из плах попрели.

Ачинск был сплошь деревянный, лишь в центре, на крохотной площадке, столпилось несколько кирпичных зданий в два этажа. На самом берегу реки возвышалось здание городского театра. Оно пустовало с начала войны. В какой-то сотне метров от театра — редакция районной газеты, а чуть подальше — аптека и городская баня.

Зато на окраине Ачинска краснели кирпичом просторные казармы, прикрытые со стороны реки молодой березовой рощей. Казармы построили еще до первой мировой войны, и ачинцы считали их достопримечательностью города.

Городок покорил Алешу тишиной. Было очень уютно на его узких, коротких улицах. Лишь изредка встречались прохожие, да иногда — подводы. Все здесь казалось созданным для отдыха и раздумий.

С поезда Алеша, прихрамывая и опираясь на палку, направился к центру. Деревянный чемодан не был тяжел. В нем лежал армейский вещмешок да полотенце, да кусок хлеба, черствый, как камень. Конечно, Алеша свободно мог обойтись без чемодана, но он все-таки надеялся со временем что-то купить из верхней одежды и белья. Так будет хоть куда положить.

Из-за реки порывами налетал знобкий ветер. И Алеша дрожал в старенькой, посеченной осколками шинели. Своя шинель у Алеши осталась где-то на фронте, а эту предложили ему в госпитале. За неимением ничего лучшего пришлось взять. Тамара сделала однажды попытку затянуть нитками многочисленные дыры на ней. Но просидела за починкой полдня, потратила тюрячок ниток и оставила свою затею. Дыр вроде бы и не убавилось, зато шинель теперь топорщилась во многих местах, стояла на Алеше коробом.

Алеша сошел с поезда и оказался на крохотной привокзальной площади, огороженной штакетником. Ему предстояло здесь как-то устраивать свою жизнь, в этом городе. Ванек, разумеется, когда-то был дружком, и он примет Алешу на ночь-на две. Алеша понимал, что ему в общем-то будет рада и Вера.

Алеше пришло на память, как ходил он к родителям Ванька за адресом. Он сказал им, что хочет написать Ваньку. Ваньков отец, хоть и узнал Алешу, но едко заметил:

— Говоришь, друзьями были? А он теперь-то совсем не такой. Он, как картинка. Суконный китель у него, диагоналевые брюки. Да что ты! Так теперь редко кто одетый. А у Верочки-то шерстяные платья. И фетровые боты, и шаль пуховую он ей справил…

Если бы знал Ваньков отец, как Алеша смеялся в душе над этим богатством!

Прежде чем идти по адресу, Алеша завернул на базар за табаком. У крытого ряда прилавков было немноголюдно. Бабы продавали табак да семечки. Возле них вилось не более десятка базарных завсегдатаев. Их не трудно определить по тому, с какой фамильярностью относились они к торговкам, как не спеша беседовали между собой.

— Не здешний? — спросил у Алеши один из них, в рваном пиджаке и грудью нараспашку. И как только терпел человек такой холодище!

— Приезжий, — ответил Алеша. — Вот смотрю.

— Смотри. А мы всех в городе знаем.

— Ты в гости али насовсем?

— В гости. — улыбнулся Алеша. — А понравится, так и насовсем.

— В Ачинске-то первый раз? Нравится? Хороший у нас город, даже пиво можно достать, — сказал мужчина в рваном пиджаке. — А меня зовут Самара, — и он затянул густым басом. — Я из Самары сюда прие-е-ехал… Тут все знают, кто такой Самара! И если хочешь пива, то я куплю. Мой котелок, твои деньги.

И тут Алеша увидел, что у Самары сзади на ремешке висит закопченный котелок. Самара стукнул по нему ногтями, и котелок глухо звякнул, словно жалуясь на хозяина.

— Мы никого не обманываем. О-го-го! — забасил Самара. — А летом, если хочешь, приходи на лодочную станцию. Сын у меня там. Лодок на станции давно нет, но есть Венка, он научит тебя плавать без лодки. А теперь идем за пивом. Мы возьмем только вот этого, — он кивнул на плюгавого мужичонку в дождевике. — Жучок, давай с нами!

Алеша был так стремительно атакован Самарой, что и не подумал сопротивляться. А в общем-то пива ему хотелось Что ж, придется понести некоторые расходы.

Жучок был обрадован таким поворотом дела. Шагал вровень с Алешей и нашептывал:

— Самара он — голова. Бухгалтером работал, вот так. Но съели его шалавы. Ты еще, кореш, поближе узнаешь Самару, так удивишься. У него денег куры не клевали На курорты ездил. И сейчас его отмой да побрей — и он антиллигентом будет.

В ларьке стоял грохот. Ларек трещал под свирепым напором толпы. Над орущими, потными головами проплывали бидоны и котелки, графины и кувшины.

— Давай деньги. Мы это оформим сейчас, — сказал Самара, отвязывая свой котелок.

Жучок удовлетворенно чесал за ухом:

— Что ты! Да чтобы он не достал! Да не было еще такого случая.

— Самара желает пива, — раздалось в самой гуще толпы. Неведомо как, но бывший бухгалтер уже трепыхался там, как щука в садке.

— Самару пустите, шалавы! — крикнул Жучок. И действительно, котелок Самары с тридцаткой в момент достиг прилавка и оказался в руках у продавца. А через считанные минуты он торжественно совершал обратный путь.

— Не забудь, голуба, что мы повторяем, — пробасил Самара. — О-о-о! Люди гибнут за металл!

По лукавому блеску выцветших глаз Алеша понял, что Самара напускает на себя дурость. На самом деле, он не так глуп. Спился, стал алкоголиком, и теперь ему проще просить милостыню, работая под дурачка.

Алеша первым напился пива, передал Самаре котелок, спросил дорогу и пошел к Ваньку. Солнце уже цеплялось за крыши домов, и Алеша торопился найти нужную улицу и дом, пока светло.

Ванек жил неподалеку от городского центра, на берегу реки, в старинном, просторном доме. Когда Алеша взбежал на высокое крыльцо и постучал, в сенях кто-то зашаркал ногами. Алеша услышал хорошо знакомый ему Верин голос:

— Кто там? Ты, Миша?

«Какой еще Миша?» — пронеслось в голове у Алеши. Кто бы это мог быть? Алеша совсем позабыл, что настоящее имя Ванька — Михаил.

— Это я, Вера, Колобов. Открой, пожалуйста.

Вера радостно ойкнула, отодвинула засов и широко распахнула дверь. И обвила Алешину шею, поцеловала его в щеку. От Веры пахло одеколоном, а еще чем-то домашним.

— Лешка, да как же ты, а? — смеясь, она разглядывала и тащила его в дом. — А я боюсь одна, все время сижу на запоре.

«Наверное, много богатства, потому и боишься», — подумал Алеша.

Он снял шинель и оставил чемодан в прихожей. Вера позвала его в столовую. Алеша отодвинул тяжелую портьеру из плотной лимонного цвета ткани и оказался в большой комнате, стены которой были увешаны вышивками в рамках и фотографиями. Посреди комнаты стоял круглый стол на одной толстой ноге, накрытый скатертью, вышитой петушками. А за ним, в углу, был комод с большим зеркалом и слониками наверху. Рядом с комодом посвечивал дерматином диван, у которого на высокой спинке белела узкая льняная дорожка.

— Вот здесь мы и живем, — не без гордости сказала Вера. — А там у нас спальня, — она показала на другую дверь, тоже прикрытую портьерой. — Ты можешь курить в столовой. Миша много курит, и я привыкла.

Она была красивее, статнее, чем прежде. Вера закручивала косы в толстый жгут на затылке, и это придавало ей большее очарование. Лишь голос у Веры остался таким, как был: мягким, приятным.

Вера, назвав мужа по имени, отвела от Алеши глаза. Она, очевидно, помнила, что сказала тогда на выпускном вечере, и теперь стыдилась своих слов или своего теперешнего положения Ваньковой жены. А ведь как уверяла, что не выйдет за такого!

Эх, Вера, Вера, как же это случилось? Неужели на тряпки Ваньковы позарилась? Но ведь ты была такая чистая. Никогда не нравился тебе Ванек… Ну, да господь с тобой.

— Проездом или как? — снова удивленно спросила она.

— Нет. Посмотрел вот и понравился мне ваш городок. Маленький, тихий. Если найду работу по душе, здесь останусь.

— Я вижу, ты ранен. Будешь ходить с палочкой?