Черные колокола - Александр Авдеенко

Радист Михай вышел из «Колизея», и никто не заметил, как, куда и когда он исчез. Вернется он позже, но уже не Михаем.

Рожа положил телефонную трубку и принялся за свой радиорепортаж.

«Да, я глубоко потрясен, — писал он. — Потрясен тем, как справедливо ответили борцы за свободу своим поработителям. Сила действия равна силе противодействия. Жестокость венгерских националистов порождена жестокостью рухнувшего режима. Высокообразованные марксисты, жрецы коммунистической науки вынудили мадьяр вспомнить, что они тысячу лет тому назад были сынами дикого Приуралья и Прикамья…»

Рожа не успел закончить репортаж. Это было последнее, что он написал в своей жизни. Последние мысли, последние слова, последняя ложь специального корреспондента радиовещательной компании США.

Гранатные взрывы поразили разведчика.

Улеглась пыль. Отгремели стекла. Добиты автоматными пулями те, кого не поразили гранаты. Тишина. Темнота. Свежий дунайский ветер продувает теперь уже окончательно разрушенную квартиру. Все окна выбиты, все двери сорваны с навесов. Стены исковерканы, исклеваны, почернели от пламени пожара.

На полу, в мусоре, на битом стекле, в крови, обсыпанные известковой пылью, валяются трупы «национал-гвардейцев».

Около рации молча энергично хлопочет Имре. Покидая «Колизей» перед взрывом, он незаметно прикрыл ее ящиком с консервами и теперь надеется, что она не выбыла из строя.

Арпад, Жужанна, Андраш Габор, Юлия, Шандор Хорват, Пал Ваш, Антал и еще несколько бойцов со свечами и фонарями в руках стоят посреди «Колизея», ставшего полем боя, и с омерзением разглядывают убитых.

Арпад острым лучом фонарика черкнул по залитой кровью голове американца.

— Обыскать!

Андраш Габор вывернул карманы американца. Чего в них только не было! Записные книжки. Пистолет. Патроны. Доллары. Форинты. Шиллинги. Пачка адресов. Жевательная резинка. Корреспондентский билет. Паспорт. Листовки всех цветов. Приказы Пала Малетера, Дудаша. Карта Венгрии, на которой обозначены, все крупные гнезда мятежников и расположение воинских соединений.

Арпад прячет в командирскую сумку все, что осталось от Кароя Рожи.

— Вот кто главный. Крестоносец. Голос Америки! Чрезвычайный посол его нижайшего и подлейшего высочества — доллара.

— Работает, товарищ полковник! — закричал Имре.

— Передай: задание выполнено.

— Передаю.

Шандор Хорват кованым сапогом поддел полуобгоревший обрывок шторы, набросил его на лицо американца.

— Нет мне никакого оправдания. И в десятом поколении Хорватов будут проклинать осла Шандора бачи.

— Не наговаривай на себя, старина! — Пал Ваш поднял свечу над головой друга, пригладил ладонью его взъерошенные седые волосы. — Запрещаю! Слышишь? Не упал ты в грязь мордой, устоял, несмотря на то что тебе пытались перебить ноги.

— Не за то осла называют ослом, что у него длинные уши, а за то, что не понимает человеческого языка. — Шандор прислонился головой к плечу Арпада. — «Как смерч, сквозь смерть, живые, мчитесь! Вперед, мадьяры! Раскинув руки, наземь грянем, но отступать не станем».

Арпад обнял мастера.

— Добрый гений Петефи, ты еще сто лет назад знал, как должны жить люди.

Внизу, на улице, послышалась автоматная очередь. Другая, третья, четвертая.

Андраш, не ожидая приказания, ринулся вниз. На лестничных маршах дробно, быстро застучали его солдатские сапоги. Вот так, с ветром и грохотом, носился и Мартон, «веселые каблуки».

Минуты через две Андраш вернулся, запыхавшись, бледный, с окровавленным ухом.

— Банда Дудаша! Пулеметы! Скорострельная пушка! Наши солдаты забаррикадировали подъезд.

— Надо уходить, — сказал кто-то из бойцов.

Арпад окинул его медлительным тяжелым взглядом.

— Уходить? Куда? Отсиживаться в тихих закоулках? В подвалах и ямах? Ждать манны небесной? Будем сражаться!

— Сражаться! — подхватила Юлия.

— Да, иначе не стоит жить, — тихо, без всякого выражения, самой себе сказала Жужа.

— Андраш, Антал, установите пулемет у пролома! — сдержанно, вполголоса распорядился Арпад. — Девушки, охраняйте пожарную лестницу!

Пламя, бушующее в шестиэтажной громадине, все еще не подбирается к «Колизею». В стенные проломы хорошо видны красноватый, словно наполненный кровью, Дунай и озаренная огнем пожарищ нагорная Буда. Во всех концах Будапешта надрываются колокола. Не тревога, не боль, не печаль слышатся в их звуках, а мстительное торжество: слава богу, пришла ночь, пришел огонь, пришла смерть, хаос, разруха.

И, заглушая все это, будто откликаясь на призыв Арпада, из радиоприемника доносится твердый, исполненный силы, мужества и веры голос:

— Венгерские рабочие, крестьяне и интеллигенты! В эти роковые часы мы обращаемся к тем, кто честно служил чистым идеям социализма, верности народу и родине, к той партии, которую венгерские представители сталинизма — Ракоши и его клика — своей близорукой и преступной политикой превратили в орудие тирании. Эта авантюристическая политика своими бессовестными методами теряла то моральное и духовное наследие, которое вы накопили в старом мире своей честной борьбой и кровавыми жертвами, которое вы приобрели в борьбе за национальную независимость и демократический прогресс.

Арпад неотрывно смотрел на приемник, ловил каждое слово.

Шандор Хорват, не выпуская из рук автомата, придвинулся к Арпаду, спросил:

— Кто это выступает?

— Не узнал? Твой старый товарищ. Секретарь партии Янош Кадар.

— Какой партии?

— Да разве неясно? Нашей. Возродилась! Воскресла!

Радист усилил до предела звук радиоприемника.

— Не затем пролилась кровь венгерских юношей, чтобы самовластье Ракоши сменилось контрреволюционным гнетом, — звучал голос Кадара. — Не затем мы боролись, чтобы рабочий класс выпустил из своих рук шахты и заводы, а крестьяне — землю.

Шандор Хорват вздрогнул: он услышал то, о чем сам думал, чего боялся, чем терзался каждый день, каждый час. Слово в слово излагал Янош Кадар его мысли.

— Угроза, нависшая над будущим и судьбой нашего народа и родины, предупреждает нас о том, что мы должны сделать все возможное для устранения этой серьезной опасности, потушить очаги контрреволюции и реакции, до конца укрепить демократический порядок и обеспечить нормальную производственную деятельность, условия нормальной жизни, мир, порядок и спокойствие!

И Жужанна, и Юлия, и старый мастер Пал Ваш, и бывший «гвардеец» Антал, и юный разведчик Андраш и все бойцы перестали стрелять, окружили рацию и радиста Имре, молча, сжимая оружие, слушали. Дым уже вползал в окна, клубился под потолком. Где-то лопалось, звенело и летело вниз оконное стекло. Усиливались выстрелы. Но ни одно слово Кадара не было заглушено.

— В эти грозные часы, — продолжал Янош Кадар, — коммунисты, которые в свое время вели борьбу против самовластия Ракоши, истинные патриоты и сторонники социализма, приняли соответствующее решение об учреждении новой партии. Новая партия раз и навсегда порывает с прошлыми ошибками! Она будет вместе со всеми защищать и охранять нашу национальную честь, независимость нашей родины. На основе этого, на основе национальной независимости она будет строить братские отношения со всеми прогрессивными социалистическими движениями и партиями. На этих основах, на основе национальной независимости она желает дружеских отношений со всеми близкими и далекими странами, в первую очередь с соседними социалистическими странами. Она будет охранять и отстаивать успехи Венгерской Народной Республики — земельную реформу, национализацию заводов, банков и шахт, бесспорные, социальные и культурные достижения.

Арпад переглянулся с Жужанной. Она нашла его руку, крепко сжала и не отпускала.

Старые друзья, старые чепельские мастера, поседевшие бойцы партии Шандор Хорват и Пал Ваш обняли друг друга.

Юлия смотрела на радиоприемник, и из ее огромных прекрасных глаз падали слезы, а губы шептали: «Мартон, Мартон…»

Радист лихорадочно записывал речь оратора…

Голос Яноша Кадара звучал с прежней силой, подавляя хаос в эфире.

— Она будет охранять и отстаивать дело социализма и демократии, основанное не на рабском подражании иностранным примерам, а на определении путей и методов строительства социализма, отвечающих экономическим и историческим особенностям нашей страны, опираясь на свободное от сталинизма и всякого догматизма марксистско-ленинское учение, на научный социализм, а также на венгерские исторические, культурные, революционные и прогрессивные традиции. В эти величественные, но тяжелые часы нашей истории мы призываем всех венгерских рабочих, которыми руководит любовь к родине и народу, вступать в нашу партию, называющуюся Венгерской социалистической рабочей партией.