Филипп. Я (не) умею любить - Екатерина Аверина

пальцем странные закорючки на животике своей девочки. Под пальцами приятная, теплая, нежная кожа, и мне хочется мурлыкать от удовольствия. В кайф просто прикасаться к ней. И я понимаю, что так будет всегда. У меня перед глазами яркий пример. Отец спустя столько лет брака до сих пор смотрит на маму с трепетным восхищением. Он прикасается к ней, словно боясь разбить хрупкое стекло. Между ними невероятно сильная химия. До сих пор искрит. До сих пор они любят друг друга, и я знаю, что за нее он пойдет убивать, если придется.

В этом мне нравится быть на него похожим. А как можно иначе относиться к своей женщине? К по-настоящему своей. Которая принимает тебя всего, с твоими заскоками, проблемами. Которая понимает тебя, просто заглянув в глаза, и знает о тебе гораздо больше, чем ты сам. Как можно не любить ту, что отдает тебе всю себя даже через боль, которую ты, мудак, ей причиняешь. А все почему? Потому что знает, что тебя в этот момент ломает сильнее. И делаешь ты так не потому, что хочешь сделать ей больно, а чтобы защитить от себя.

Алису невозможно не любить. Я задыхаюсь от чувств к ней. На свете нет таких слов, которые могут описать бурю, поднимающуюся в моей груди, как только я чувствую ее взгляд, слышу ее голос, вдыхаю ее запах. Хрупкая девочка со стальным стержнем.

– Алис? – зову ее, сглатывая разогнавшийся пульс.

– М? – сонно мычит, устраиваясь удобнее у меня на груди. Закидывает ногу мне на бедро, доверчиво прижимается.

– Ладно, спи, – улыбаюсь, быстро целую ее в макушку.

– Говори уже, Фил, – задирает голову, смотрит на меня поплывшими глазками.

– Я недавно встречался с твоим… к-хм… биологическим отцом. Звучит как-то не очень.

– Зачем? – напрягается, хочет сесть, но я не отпускаю.

Мне холодно без нее. Прижимаю крепче.

– Надо было понять, чего он хочет от тебя, – натягиваю на нас одеяло.

– И чего же он хочет?

– Поговорить и передать тебе документы, в которых ты значишься новой владелицей всего его бизнеса, движимости и недвижимости.

– В смысле?! – она все же садится.

Подтягиваюсь выше на подушках, чтобы было удобнее смотреть ей в глаза.

– В прямом. Он раскаивается. Мол, много дерьма в жизни сделал. Все, что осталось, это дочка. Он на тебя не претендует, но всю собственность отдает в твои лапки, Лисенок. Марк все доки проверил, там все честно. Отцу твоему передали, чтобы он тоже все посмотрел.

– Охренеть… – выдыхает малышка.

– Лис, я Макарову обещал, что спрошу. Вот, спрашиваю. Ты поговоришь с ним?

– О чем, Фил? – хлопает ресницами.

– Не знаю, – жму плечами.

– Вот и я не знаю, о чем говорить с человеком, который столько всего ужасного сделал. Нет. Я не буду с ним говорить. Он насиловал женщин, он… он… Столько всего сделал моей маме! Нет!

– Тихо, тихо, иди сюда, – двигаюсь, обнимаю. Ее всю трясет. – Я должен был спросить. Я дал слово. Не плачь. Нет, значит нет. Тебя никто не заставляет.

– Как так можно вообще? – всхлипывает она. – Просто взять и явиться после всего, что было?! Зачем мне его бизнес? Зачем мне его квартира? Что мне со всем этим делать? Я не просила! Мне не нужно ничего! Пусть просто исчезнет туда, откуда он появился.

– Он исчезнет. Он тоже дал мне слово.

– И ты ему веришь? Такому человеку можно верить?!

– Конкретно в этом случае верю. Ты ведь в меня поверила. Все отвернулись, а ты поверила.

– Это другое… – вытирает слезки с щек.

– Возможно. Успокаивайся, моя маленькая, – прижимаюсь губами к ее лбу, глажу пальцами вдоль позвоночника. – Все хорошо. Я рядом. Я люблю тебя.

Эпилог

Филипп

Теплый песок просачивается сквозь пальцы. Загребаю еще и еще, жмурясь от щекотки. Иду вдоль берега того самого острова, куда обещал больше не приезжать. Запомнил еще одно правило: никогда не давать обещания на эмоциях.

Солнце только-только поднимается над синевой воды. В глубине зарослей поют и хлопают крыльями экзотические птицы, кричат местные животные, давно привыкшие к людям. Алиса еще спит после нашей первой брачной ночи, а я не смог. У меня слишком много всего связано с этим местом, чтобы можно было просто взять и отключиться.

Здесь давно собирали сердца по осколкам мои родители. Вот прямо на этом пляже. Потом мы гоняли сюда на каникулы с парнями, устраивали вечеринки, привозили девчонок с материка и отрывались до состояния «где упал, там и спишь».

А потом закончилось детство. Сестренка попала в беду и меня спрятали здесь с остальными, чтобы не путался под ногами. Черт, как же это задело! Я только недавно понял, почему отец так поступил. Переоценка ценностей происходит стремительными темпами. Красок вокруг становится больше.

После всего случившегося с Софией, вся семья собралась на этом песке, чтобы вновь найти точки соприкосновения. Отцу тяжело тогда было… Он очень за нее испугался. Я тоже.

Никогда не относился к Соне как к старшей сестре. Я думал, что сильнее, чувствовал себя старше. Но и это оказалось ошибкой. Понял, признал, усвоил.

Этот теплый песок помнит все. Наши слезы, смех, тайны, которыми мы делились с солнцем и волнами. Куда я мог еще отвезти свою жену в свадебное путешествие? Только сюда. Я должен был познакомить ее с этим островом, с этим песком, деревьями, солнцем. Алиса ведь теперь часть семьи. Это и ее особенное место тоже.

Подворачиваю штаны и захожу в воду по щиколотку. Раскинув в стороны руки, закрываю глаза и позволяю ветру обдувать обнаженный торс. Слушаю волны и собственное сердце. В груди больше не пусто, и рваный ритм говорит о том, что я не один.

Нежные ладошки скользят по моему телу, устраиваются на поясе штанов. Алиса прижимается к моей спине, целует в лопатку, трется щекой.

– Так и знала, что найду тебя здесь, – отпускает и встает рядом.

– Ты чего не спишь? – беру ее за руку, сплетаю наши пальцы