Ночь за нашими спинами - Ригби Эл

– Да нет, знаете, это бывает по весне и осени. Вроде жизнь дрянь, ты никому не нужна, а потом… появляются цветочки или наряжают елку, и становится легче.

Элм вскидывается, как собака, которой кинули палку, и даже передумывает насчет еще одного пирожного:

– Никому не нужна? Ты украшение нашего Отдела, правда, Орленок?

Мне приходится подыгрывать, иначе зачем нужны девочки? Пусть даже Вэнди желает мне самой мучительной смерти. Цветочки еще не расцвели, елку не нарядили… ее надо поддержать.

– Конечно, нужно же завидовать чьей-то талии и безупречной коже.

Вэнди улыбается, но глаза у нее по-прежнему грустные. Впрочем, по-моему, в последнее время они грустные у всех.

– Скоро Рождество.

В детстве это утешение работало хорошо, но со временем оно как-то потеряло силу. На Рождество все расползутся по домам, как и в прошлом году, а меня ждет привычная пьянка в обществе Элм. И, кстати, до нее еще надо бы дожить.

– Вэнди, не грусти. Я не люблю, когда ты такая. Пойдем с нами? Забежим в «Березку», померяем шмотки…

Вэнди качает головой:

– Я еще посижу. Здесь хорошо думается. Звоните, если шефу что-то будет надо.

Я собираюсь подняться, но Элм останавливает меня:

– Погоди, я куплю еще кофе.

Она отходит к кассам, и мы с Вэнди остаемся одни. Она играет с котенком, что-то напевая под нос. Я смотрю на ее расстроенное, но идеально накрашенное лицо и все-таки спрашиваю:

– Мы никак не можем помочь?

Вэнди поднимает голову и в упор смотрит на меня. Интересно, она и сейчас желает мне всего самого наилучшего?

– Эшри… Дэрил тебя звал куда-нибудь в последнее время?

Что ж, она почти угадала. Но нет смысла ей врать. Я киваю, но тут же добавляю:

– Я его послала. Мне… это больше не надо.

На ее лице вдруг появляется неприятное, почти брезгливое выражение:

– Черт… Я вот смотрю и не понимаю. Ни кожи ни рожи, крылышки отвалились, в постели ты вряд ли огонь. Что в тебе такого?

Я слегка пожимаю плечами, нисколько не обидевшись на такой резкий переход, – Вэнди нередко так себя ведет, не стоит забывать, что она стерва. К тому же влюбленная, к тому же не взаимно. А это портит нервы.

– Не знаю. Может, просто не надо бегать за ним. Может, он идиот. А может, я круче тебя.

Она тоже не обижается: видимо, понимает, что вполне заслужила подобный ответ, а может, заодно и удар по лицу. Вэнди даже растягивает губы в подобии улыбки, но мне все равно не по себе в ее обществе. И я спешно прощаюсь с ней.

Покинув кафе, мы вскоре сворачиваем к выходу из парка. Элмайра с любопытством смотрит на меня:

– Что ты ей сказала, что у нее морда такая кислая?

– Всего лишь что Дэрил помнит о моем существовании. Вечно из-за него одни проблемы. Лучше бы он свалил.

– Его не принимают в комитет. И не примут, Глински не любит фриков.

– Ты тоже фрик.

– А с чего ты взяла, будто он… любит меня?

Мне есть что вспомнить. Но я просто поднимаю повыше воротник, делая вид, что меня крайне интересует грязь на моих ботинках. Лучше так. Не говоря больше ни слова, мы выбираемся на главную аллею. Элм достает мобильник и вскоре мурлычет в трубку:

– Джей, спускайся потихоньку с небес. У меня сюрприз.

«Свободный» только что слез с крыши штаба партии – трехэтажного здания из красного (а сейчас черно-обугленного) кирпича. Он отряхивает свою перемазанную чем-то куртку, убирает волосы с глаз и без особого удивления разглядывает нас.

– Привет, Элмайра, привет, Эшри.

О, и меня запомнил. Я ведь была его ресторанной парой, черт возьми! Элм, широко улыбаясь, протягивает ему картонный стакан:

– Доставка кофе! Много еще делать?

– Скоро закончим, уже темнеет. Главное, вставили нормальные стекла. Спасибо, Элм, я как раз хотел пить. Ты чудо.

Он жадно делает глоток. Элмайра неожиданно спрашивает с насупленным видом:

– Почему ты не попросил нас помочь с ремонтом? Я могла бы наколдовать тебе самую классную штукатурку в мире.

– У вас и так достаточно работы. – Он отпивает еще, прикрыв от удовольствия глаза. – Вы все-таки герои, а не строители.

Герои. Ненавижу это слово, теперь – совершенно точно. Были бы героями – не допустили бы всего, что случилось, не было бы даже этого ремонта, и…

– Я могла бы применить свою магию.

Гамильтон усмехается, пытаясь пригладить вихры, и качает головой:

– Пусть лучше мой штаб держится на хорошем цементе, чем на колдовстве. К тому же сразу станет понятно, на кого можно положиться, а кого лучше уволить.

Элмайра кокетливо склоняет голову к плечу.

– В каком списке мы?

– Вы в первом. Всегда.

Элм некоторое время молчит, а затем осторожно спрашивает:

– Вы не разговаривали с Ваном Глински в последние дни?

Наверно, не стоило поднимать эту тему. Гамильтон сразу мрачнеет, его пальцы с силой сжимают стакан. Глава «свободных» опускает голову:

– И не собирался. А что?

– Мэр сказал, что если еще раз… ну, в общем, произойдет то, что было в ресторане…

– То что?

– Не знаю. Но ты сам этого не хочешь.

– Мне плевать, и, думаю, ему тоже.

А ведь он не знает ничего о том, что случилось в ту жуткую ночь в церкви. Элмайра, скорее всего, тоже, если только Глински сам не рассказал ей во время беседы за водкой. А что-то подсказывает мне, что глава «единоличников» едва ли будет делиться такими вещами.

– В конце концов, почему я должен…

– Может, потому, что у нас проблемы? – Голос Элм звучит довольно резко, но следующую фразу она произносит уже мягче: – И у тебя тоже. Ты тоже знал его другим.

Солдат. Монтигомо Ястребиный Коготь.

Джей Гамильтон кусает губы. Он прикрывает глаза и глухо отвечает:

– Он ни о чем не помнит, Элмайра. И бросается при первом удобном случае. Может, именно потому, что я… помню?

– Слушай, Джей. – Элм отбирает у него стакан и сама делает жадный глоток. – Я, конечно, не сильна в земной истории, но, насколько я знаю, в той стране, откуда Ван пришел, была одна партия, поэтому сам факт, что есть кто-то…

– Почему ты его защищаешь?

– Я? – Она резко возвращает кофе, облив ему куртку. – Да я вообще никого не защищаю. Просто… холодные войны неэффективнее открытых. Они не решают проблем. Все равно что сунуть умирающего в морозильник: он там не выздоровеет.

Гамильтон разглядывает надпись на стакане. Аверс или реверс? Наконец у него опять получается улыбнуться:

– Красивые слова. Все намного проще.

– Как…

– Я убил бы его. А мне никогда не нравилось убивать.

– Но…

– Довольно.

Элм замолкает. Судя по ее виду, она лихорадочно придумывает, как бы его утешить. В эту секунду ее мобильный телефон начинает истерично верещать каким-то новым, незнакомым мне рингтоном.

– Да? Шеф? Нет, мы у Джея… Что? Где? Конечно, сейчас!

Она нажимает отбой, не сразу попав на нужную кнопку. И бессильно опускает руки.

Сжечь знаме́на, потерять крылья

Вэнди догоняет нас в переулке, шеф с Дэрилом и Джоном появляются рядом с нами спустя минуту. Вооруженные и бледные, они тяжело дышат, словно загнанные псы, Львовский даже перестал хромать. Тот факт, что он вообще выполз из кабинета… лучше не думать, насколько все серьезно.

Я напряженно прислушиваюсь к отдаленным звукам с той самой площади: я различаю крики, грохот, отрывочные приказы Вана Глински. Я надеюсь, это не приказы убивать без предупреждения, и, судя по лицу Гамильтона, он думает о том же.

– Где остальные, мистер Львовский?

– А кого мы ждем? – Шеф озирается вокруг. – У Бэни полнолуние, его не дозовешься. Призрака сплавили. Что-то не устраивает?

Гамильтон молча оттесняет Львовского плечом, мы спешим следом. Позади еще плетутся какие-то люди из партии, но едва ли они смогут чем-то помочь. Это по большей части мирные граждане, которые даже не умеют стрелять. А если и умеют, то присутствие Вана Глински быстро убедит их в обратном.