Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Елена Ржевская

Так заканчивается последняя запись рукописного дневника Геббельса.

С этим лозунгом, прозвучавшим в дневнике Геббельса, немецкие войска подступали к Москве, уверенные в своей скорой победе.

8 июля 1941 года, как уже сказано, датирована последняя запись в найденных нами тетрадях Геббельса. Этой записью заканчивается 4-томное собрание рукописных дневников Геббельса, в котором эти «наши» тетради составляют больше половины объема. С того дня Геббельс записей собственноручно не делал. И понятнее становится, почему именно рукописные тетради, как наиболее ценные, он взял с собой в бункер и держал при себе до конца.

Можно было бы поставить на этом точку.

Но выясняется спустя многие годы: Геббельс, начиная с 9 июля 1941 года, принялся ежедневно диктовать свой дневник двум стенографам, нанятым для этого в министерство.

Расшифрованные машинописные страницы в немалом объеме были обнаружены советской разведкой в подземелье имперской канцелярии в металлических ящиках. К тому времени я уже демобилизовалась и об этом не знала.

Вероятно, какое-то время советские военные власти были довольно беспечны в отношении бумаг, остававшихся в этом подземелье. Так, некто Эльза Голдшвамм, одна из тех, кого направили на уборку в бункере, взяла из открытого будто бы ящика связку бумаг в 500 машинописных страниц дневника Геббельса. Сохранила их и спустя годы, в 1961-м, вручила Мюнхенскому институту современной истории.

Другой случай связан с торговцем макулатурой, приобретшим ее в большом количестве в министерстве и продавшим за несколько пачек сигарет американцам. Среди «макулатуры» оказался большой объем машинописного дневника Геббельса. Он перекочевал в библиотеку Гувера и был опубликован в США в 1948-м.

Позднее, году в 1969-м, в ГДР приступили к раскопкам на руинах взорванной рейхсканцелярии. Приехав в 1973-м в Берлин, я наблюдала, как рыли на том месте траншеи, но не могла в толк взять, с какой же целью. Оказывается, были обнаружены алюминиевые ящики, в которых хранились машинописные страницы дневника. Раскопки какое-то время еще продолжались.

Весь огромнейший состав машинописных страниц (пока еще он неполный) идентифицировали оба геббельсовских стенографа — в 70-х годах* они работали в Бонне, в бундестаге.

Предполагается, что этот состав тоже будет издан и пополнит собрание дневников Геббельса. Думаю, что одолеть его будет под силу, и только из необходимости, профессионалам-историкам. В потоке извержения слов совсем не так много существенного или просто интересного. Напомню вторично, что даю здесь извлечения, наиболее, на мой взгляд, существенные, и невольно придаю, вероятно, тем самым дневнику Геббельса более содержательный характер.

Но машинописные страницы пока не собраны в тома, не изданы. Располагаю, благодаря издателю дневников Эльке Фрёлих, любезно присланными ею по моей просьбе отдельными фрагментами.

Пользуюсь также, не располагая оригиналом текста, частью дневника в переводе «для служебного пользования» (фамилия переводчика не указана).

В тот день, когда Геббельс заносил последнюю рукописную запись в дневник, 8 июля 1941 года, Гитлер подтвердил военным свое решение: «Москву и Ленинград сровнять с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов и не кормить его в течение зимы…»

События шли с таким нарастанием, что это, как видно, и побудило Геббельса перейти на диктовку, чтобы при меньшей затрате времени успевать зафиксировать побольше.

Утром 8 июля он вылетел в ставку Гитлера и провел с ним какое-то время, выслушав его воодушевляющие суждения обо всем. Диктует их на следующий день, не прерывая заведенный порядок — ежедневно обращаться к дневнику.

9 июля 1941. Он (фюрер) выглядит лучше, чем можно ожидать, и производит впечатление, вызывающее чувство оптимизма и доверия… Он описывает мне кратко военное положение, на которое он смотрит весьма положительно. По его неопровержимым и доказанным фактам, две трети большевистских сил уничтожены или же сильно потрепаны. Пять шестых большевистских воздушных и танковых сил могут считаться уничтоженными. Фюрер еще раз подчеркивает… Теперь мы будем бить вплоть до уничтожения. О мирных переговорах с большевистским Кремлем не может быть и речи. У нас имеется достаточно резервов, чтобы выдержать в этой гигантской борьбе… Фюрер имеет намерение такие города, как Москва и Петербург, стереть с лица земли. Ибо раз мы хотим расчленить Россию на отдельные составные части, то это огромное государство не должно обладать каким бы то ни было духовным, политическим или же хозяйственным центром… Мы продвинемся, в случае благоприятного развития операции, в течение ближайших дней вплоть до Волги, а в случае необходимости и до Урала. Умиротворение прочих русских областей в случае, если бы где-либо было оказываемо военное сопротивление, будет производиться специальными экспедициями. Конечно, мы не потерпим, чтобы где-либо в не занятой нами части России образовался какой-либо военный или же военно-промышленный центр.

Гитлер также заверил своего министра, что Япония вот-вот, несомненно, выступит против России. «Во всяком случае, как полагает фюрер, Япония в нашей борьбе с большевизмом не будет ждать так долго, как большевизм при нашем столкновении с Польшей. Помощь с Востока была бы для нас весьма приятной».

Геббельс продолжает: «Он (фюрер) предвидит крушение Англии с уверенностью сновидца… Фюрер считает… что война на Востоке в основном выиграна… Кроме того, начинается целый ряд широких военных операций, которые, без сомнения, приведут опять к уничтожающим ударам… Линия нашей пропаганды поэтому вполне ясна: мы должны по-прежнему разоблачать совместную работу большевизма и плутократии, выставляя все более и более еврейский характер этого фронта. Через несколько дней начнется понемногу антисемитская кампания, и я убежден в том, что мы и в этом направлении привлечем на нашу сторону мировую общественность».

В связи с призраком голода в Европе Гитлер говорит ему: «Мы, немцы, будем последними, которым это придется испытать». И он рассчитывает получить продовольствие на Украине.

В разговоре с Геббельсом фюрер подчеркивает, что своими хорошими качествами и добротностью военного снаряжения немецкий солдат намного превосходит солдата противника. «Трудности для нас представляет лишь пространство». Не обошлось в разговоре без упоминания о том, что в ночь 22 июня Наполеон перешел русскую границу. До Геббельса, кажется, это только что дошло.

12 июля 1941. В Лондоне держатся того мнения, что мы уже проиграли восточный поход.

Геббельс чувствителен к наскокам вражеской прессы. Но, зараженный победительностью фюрера, он, хотя и отмечает 15 июля: «Большевики защищаются отчаянно», тут же отмахивается: «Это скорее храбрость тупоумия, чем героизм, и тут прежде всего красные комиссары, которые… играют главную роль в стойкости большевиков». Так или иначе победа видится ему уже совсем вблизи, а он готовится к своему личному триумфу в самой Москве: «Кто бы мог нам предсказать пять лет тому назад, что мы в июле 1941 г. из Москвы будем вести пропаганду!» Вернувшийся из ставки Гитлера д-р Дитрих сообщил Геббельсу, что фюрер считает: «Восточный поход так хорошо удался, что уже может рассматриваться как выигранный. То, что еще остается, это скорее работа чистки и ликвидации».

«огромный пирог»

Вступив вместе с дневником Геббельса в период войны нацистской Германии против Советского Союза, надо, как мне кажется, еще раз вдуматься, какие цели ставили себе нацистские захватчики и какими методами приступили к их осуществлению. Представление об этом дает дневник Геббельса, но еще откровеннее и отчетливее — трофейные документы. Обращусь к ним.

Опьяненный военным успехом первых трех недель Гитлер созывает на совещание 16 июля 1941 года свою команду: Кейтеля, Геринга, Бормана. И со своими сообщниками фюрер изъясняется о задачах войны против Советского Союза языком пахана.

«В основном дело сводится к тому, чтобы освоить огромйый пирог с тем, чтобы мы, во-первых, овладели им, во-вторых, управляли и, в-третьих, эксплуатировали».

При этом будут скрыты истинные намерения и предстанут перед миром в такой мотивировке: «Мы будем подчеркивать, что мы были вынуждены занять район, установить в нем порядок и установить безопасность». И якобы вынуждены проводить те или иные мероприятия в интересах населения, цинично наставляет фюрер. «Таким образом, не должно быть распознано, что дело касается окончательного регулирования. Тем не менее… мы будем применять все необходимые меры — расстрелы, выселения и т. п…. Но нам самим при этом должно быть совершенно ясно, что мы из этих областей никогда уже не уйдем».