Первая кровь (СИ) - Черемис Игорь

— Нет, не нужно ничего, — оборвал меня Михаил Сергеевич. — Самвел лишнего себе не позволит, — «ага, он уже напозволял на квартирку в центре Анапы и двухэтажную усадьбу в пригороде». — А ты слишком молод, чтобы знать наши внутренние правила. К тому же я тоже не углядел — нужно было оставить тебе инструкции, что можно делать и что нельзя. Но это мы ещё обсудим. Вы же пятого собираетесь в Москве быть?

Этот Самвел оказался истинным шпионом — ну или разведчиком, учитывая, что он вроде бы за наших.

— Да, пятого.

— Вот и замечательно, — благодаря тембру голоса Михаила Сергеевича «замечательно» в его исполнении звучало примерно как «ужасно». — Тогда я жду тебя в памятном тебе доме на Соколе в воскресенье, шестого. Удобно будет подъехать к четырем часам пополудни?

Мои планы так далеко, разумеется, не простирались, и я не знал, что на меня свалится по приезду в Москву. Но отказываться было глупо, а любые московские дела вполне можно будет перенести на любое другое время — это было ещё одним из преимуществ юности.

— Конечно, удобно.

— Девушку твою, Аллу, тоже приглашаю. Думаю, вам будет приятно прийти вдвоем, — я был готов поклясться, что старик хихикнул, но его голос звучал по-прежнему строго и властно. — Тогда и поговорим более обстоятельно о том, кому и какой документ можно передавать и в каких обстоятельствах. Так что хорошего вам отдыха и жаркого солнца. До свидания.

Он повесил трубку, не дожидаясь моего жалкого благодарственного блеяния. А я снова покрылся холодным потом. Уважаемый Михаил Сергеевич явно имел в виду не только случай с Самвелом и «вездеходом» на билеты, но и то, что произошло в Шахтах. Вернее, он впрямую напомнил мне, что я воспользовался его бумагой для того, чтобы отмазаться от милиции. И, видимо, мне собираются сделать за это хорошее такое атата.

Впрочем, я достаточно быстро взял себя в руки. Если бы я совершил что-то слишком запретное, старик разговаривал бы со мной совсем иначе. Возможно, всё ограничится устным внушением — правда, я не совсем понимал, зачем нужно, чтобы при этом присутствовала и Алла. Для унижения меня? Или я слишком себя накручиваю.

Я постарался выкинуть дурные мысли из головы, и через несколько дней констатировал, что мне это почти удалось. Благодаря Алле.

После разговора с Москвой мы с ней всё-таки добрались до роскошного песчаного пляжа, на котором грелась в лучах заходящего солнца целая толпа отдыхающих — то ли местных, то ли приезжих, фиг их в плавках и купальниках разберешь. По-быстрому окунулись в холодноватую воду — просто, чтобы отпраздновать наш приезд, — позагорали, прогулялись вдоль моря, немного не дойдя до Джемете, и вернулись обратно, на набережную, где поели в кафешке без названия. Еда, конечно, была так себе, но она включала первое, второе и непременный компот, так что наши желудки удовлетворились произведениям местных кулинаров. Хотя и в магазинчик у нашего дома мы тоже заглянули, купив не перекусы в машину, а нормальные продукты, из которых я собирался приготовить что-нибудь сам — все необходимые принадлежности на кухне у Самвела имелись. Не из-за жадности, чтобы не тратить драгоценные дензнаки, а потому, что себе я доверял гораздо больше, чем поварам из анапского общепита.

Наш короткий отпуск пролетел как-то слишком стремительно. Утром мы вставали поздно, я готовил нам завтрак, стараясь делать его разнообразным — то обычную яичницу-болтушку, то французские тосты, то блинчики. Мы немного купались и много загорали, гуляли по городу и посмотрели все местные достопримечательности. Мы покатались на аттракционах в местном парке — Алла была в восторге, а я не проникся. Но мне такие развлечения всегда не нравились.

Мы заглянули на руины древнего города Горгиппии, дошли до турецких ворот и сплавали на прогулочном катере, чтобы увидеть дельфинов. От экскурсии на Большой Утриш единогласно отказались, хотя Самвел, который на второй день привез нам обещанные билеты, пытался сосватать нам своего знакомого, который «всё там знает» и «домчит быстрее ветра». К ещё одной длинной, на целый день, поездке на машине мы пока не были готовы.

В какой-то из дней мы с Аллой добрались и до пляжей Джемете, хотя они нас не особо впечатлили — ничего необычного в тамошнем песке не водилось, а таскаться в такую даль ради того же самого солнца, что и в самой Анапе, было неразумно.

Иногда заходили в кафе и столовые, которых было относительно много и которые пока что не были заполнены тысячами туристов со всего Союза. Правда, расслабленность поваров нас не порадовала — они умудрялись подпортить даже самые простые блюда вроде пельменей, а уж обвешивали, похоже, машинально, даже не осознавая, что делают.

И, конечно, мы занимались сексом — правда, в той версии, которая не предполагала непосредственного физического контакта. Я узнавал нужные точки на теле Аллы и пользовался ими, чтобы заставить девушку стонать от удовольствия. А она осваивала непростое искусство обращения с мужским членом; я, конечно, опасался доверять ей самую ценную часть своего организма, но никакой замены оперативно придумать не смог и смирился. В конце концов, даже такой опыт был весьма любопытен — причём нам обоим.

За эти дни мы с Аллой сблизились так, как многие супруги не сближаются за много лет, проведенных вместе. Она рассказывала мне о своем детстве, о том, как папа постоянно пропадал в командировках, а мама — на каких-то бесконечных совещания, и как она обижалась на родителей за то, что они не уделяют никакого внимания единственной дочери… Я понимал, что многое в этом рассказе — простая аберрация сознания, и что родители Аллы проводили с ней столько времени, сколько могли, и, скорее всего, выгадывали минуты от каких-то важных для них дел. Но я не стал говорить об этом девушке — смерть матери была для неё настоящим горем, и ходить вокруг опасной темы я не хотел. Вместо этого я рассказывал ей про то, как рос сам — ничего интересного там не было, но это с моей точки зрения. К тому же за пять десятилетий мои воспоминания о детстве хорошенько потускнели и идеализировались, так что Алла временами приходила в настоящий ужас от историй про карбид или пороховые макаронины и о том, что мы с ними делали на окрестных пустырях, ещё не застроенных новыми микрорайонами.

Узнал я и историю её появления в нашей общаге. Алла была девушкой компанейской, но строгой, когда дело касалось отношений — сама она этого прямо не говорила, но после её рассказа у меня сложилось именно такое впечатление. Похоже, как раз из-за своей строгости она поссорилась с тем парнем, который свел её с Врубелем, и из-за этого потеряла ещё несколько весьма перспективных женихов, с которыми познакомилась уже на концертах в МИФИ и ещё в каком-то полуподпольном клубе в Зеленограде. Те хотели всего и сразу, а после категорического отказа исчезали из жизни Аллы в направлении более сговорчивых девиц. Типа пресловутой Ирки, которую я так и не сподобился увидеть.

Алла познакомилась с Иркой во время очередного сейшена. Та приехала покорять Москву из ещё более глухой провинции, чем я, к заборостроению относилась с пренебрежением, рассчитывая всего лишь удачно выскочить замуж. И вела себя соответственно — в отличие от в целом блюдущей добродетель Аллы, которая, кажется, тоже втайне хотела быть «как Ирка», но стеснялась. Конечно, она могла ещё бояться папы, бабушки и осуждения окружающих, но это были лишь мои догадки, которые я благоразумно держал при себе. Ирка ничего не боялась и очень быстро отдавалась тому, кто проявлял хотя бы видимость заинтересованности в её молодом теле. Со слов Аллы, эта Ирка была красивой и эффектной, но я не помнил ни одной старшекурсницы в нашей общаге, подходящей под это описание. Красивые были, отрицать глупо; эффектные тоже имелись, хотя эффект эффекту рознь. А вот красивые и эффектные… во всяком случае, я таких не встречал.

Как бы то ни было, Ирка и Алла подружились. Вместе таскались по сейшенам и по городу, вместе обсуждали потенциальных кандидатов в мужья, разбирали по косточкам их достоинства и недостатки. Для кандидатов такой тандем тоже оказался удобен — тот, кто получал категорический отказ от Аллы, мог оперативно переключиться на её подругу и всё-таки получить желаемое. Правда, обе девушки при этом оказывались в пролете — и пока что ни той, ни другой не удалось обзавестись прочными отношениями с представителями противоположного пола. В принципе, это было закономерно, но и этот вывод я не стал озвучивать.