Серебряный Вихор - Джон Майерс

— Поехали, — предложил я.

До сих пор помню, как я чувствовал Нимью в своих руках и как ее волосы щекотали мне лицо. Это ощущение было основным в течение всего путешествия. Ветер свистел в ушах, но конь скакал так плавно, что я не чувствовал даже толчков, и ни одна ветка не хлестнула нас. Поясню, правда, как мы въехали внутрь холма. Изредка открывая глаза, я видел, что мы скачем в полном мраке. Кругом, я слышал, ревела буря, но ничего не было видно. Что мне было до этой бури, если я чувствовал, как на виске тонкой нитью пульсирует жилка?

Когда мы выехали на свет, оказалось, что уже давно наступил день. Моргая, я с изумлением глядел на залитые солнцем луга. Сочная трава глянцево блестела на полуденных лугах.

Из травы выглядывали цветы самых разных окрасок, и деревья, раскиданные тут и там, звенящие птичьими голосами, были покрыты свежей листвой. Их ветви, покрытые цветами, спускались над двумя потоками и зеркальным прудом, куда они впадали. Позади прудов было еще больше деревьев, травы и цветов. Безлюдная дорога вела к великолепному городу, чьи шпили вздымались в небо вдали.

В мужчине, пылающем желанием, прекрасный пейзаж только еще больше разжигает страсть. Щебет птиц, запах травы, цветов, деревьев, прозрачной воды смешивался в моем сознании с тою, кого я обнимал и желал так сильно.

— Мы ведь уже приехали? — умолял я ее.

Нимью не отвечала, но дышала едва ли не так же часто, как и я. Прижавшись ко мне тесней, она бросила поводья. Лошадь пошла все медленней, пока не забрела под шатер густых ветвей. Через минуту мы с Нимью уже стояли в благоуханной тени.

Впервые я по-настоящему разглядел ее. Беглый эскиз, который рисовала луна, был жалкой пародией на ее красоту, открывшуюся мне при ярком солнечном свете.

Поняв, что я чувствую, Нимью улыбнулась и закрыла глаза. Голова ее откинулась, и руки безвольно повисли вдоль тела.

— Возьми меня, Шендон, — прошептала она.

21. Конь Аварты

В той стране всегда царила весна. Чистенький, веселый город, где мы жили в роскоши, был весь пронизан ее ароматами и настроениями. Но меня не заботила красота окрестностей. Нимью была великолепна. Мы не могли нарадоваться друг на друга, и я не задумывался о том, насколько долговечно мое счастье.

Только когда мы ненадолго разлучались, я был способен думать о чем-то, кроме нее. Тогда я вспоминал Голиаса и Джонса, но мне казалось, что я знавал их в давние времена. Я гадал об их судьбе так же, как гадаешь о судьбе бывших сокурсников, которых никогда уже не увидишь.

Но вскоре Нимью отправилась в путешествие, а я остался. Я чувствовал себя несчастным, однако вполне мне удалось изведать значение этого слова, когда Нимью возвратилась. С ней был парень по имени Том Лермонт, а я перешел на вторые роли. И с той поры у меня словно рассудок помутился. Мне хотелось убить соперника, но рука не поднималась. Я хотел бы возненавидеть Нимью; но только сильнее желал ее. Вдали от нее я бы исцелился, но Нимью была не из тех, кто теряет обожателей. Она виделась со мной и порою позволяла ласкать себя, но лишь затем, чтобы я не отбился от рук.

В моменты просветления я понимал, что мое спасение — в бегстве. Но я не знал, что мне предпринять.

После потери Тамлана Нимью была начеку и зорко за мной приглядывала. Однажды я все же отважился спросить Тома, как можно отсюда выбраться. Он с хитрецой посмотрел на меня и сказал, что Нимью лучше всех знает дорогу.

Был, правда, человек, который мог бы мне помочь. Но его мне не хотелось расспрашивать. Я плохо разбираюсь в политическом устройстве государства, но, помимо королевы, страной управлял ее муж, король Гвинн Уриенс Мак-Лир. Его представления о браке были довольно любопытны. Нимью должна была бы радоваться, но она ненавидела своего мужа за то, что не имела над ним власти. Его, однако, было этим не прошибить. Его вообще мало что волновало, насколько я успел заметить. Короче, он был славный малый и помог бы мне наверняка, но гордыня не давала мне просить у него помощи. И в самом деле, не спрашивать же мне у мужа, которому я наставил рога, как вырваться из коготков его жены.

Однако о побеге я задумывался редко. Мне не хотелось покидать Нимью. Город так и кишел счастливыми любовниками, и поэтому я уходил за его пределы. Благоухающие луга напоминали мне об утраченном счастье, но я мог найти укромный уголок, где моих страданий никто не видел.

Однажды, когда я лежал, растравляя себя в затяжном припадке безумства, мое уединение было нарушено.

— Он где-то здесь, — донесся до меня мужской голос. — Утром я завтракал на балконе и увидел, как он шел сюда.

— А вы уверены, что это именно он? — Я узнал голос Голиаса и еще глубже зарылся лицом в траву.

— Поручиться не могу, но знаю точно, что он — один из опивков Нимью.

Голиаса сопровождал король Гвинн. Они подошли еще ближе, и я затаил дыхание.

— Несладко ему, должно быть, — сказал Голиас.

— Ха! Именно это он и вбил себе в голову. Положим, она сбросила его на всем скаку, как старого Мерлина. И у него теперь повод, чтобы хныкать. А всего-то и случилось, что Нимью повесила еще одни брюки к себе на кровать.

— Что ж, я рад, что она его оставила.

— Вы плохо знаете Нимью, — сказал Гвинн. Они были в нескольких шагах от меня, и я теснее прижался к земле. — Она никогда никого не оставляла. Я имею в виду ее любовников. — Гвинн хохотнул. — И они ее никогда не бросают. Пока Нимью желает их, или…

— Пока не погубит, — подхватил Голиас.

— Верно, — с удовлетворением засмеялся Гвинн, — припомни, как она извела того паренька, как там его звали?..

— Акколон.

— Вот-вот, Акколон. А ты узнал и предупредил Увейна?

— А вам бы следовало позаботиться о себе.

— Возможно. Но Нимью баба что надо! Когда-нибудь мы соберемся и… Гляди-ка! Я так заболтался, что чуть не наступил на него. Кажется, это останки твоего Друга.

Голиас наклонился и потряс меня за плечо.

— Шендон! Шендон!

Я не отвечал. Наконец с раздражением поднял голову.

— Какого дьявола тебе надо? Мое приветствие не смутило его.

— Вставай, нам надо отсюда выбираться.

— Счастливого пути, — отрезал я.

— Ты пойдешь вместе со мной. Луций ждет нас. Рассчитывает на нас.

Я избегал смотреть на Гвинна, но краешком глаза все же видел, что он наблюдает за мной с насмешкой. Это бесило меня еще больше, чем его безразличие.

— Когда увидишь его, передай от меня привет. Я вновь опустил голову на траву и прикрыл ее руками.

Голиас еще и еще раз окликнул меня, но бесполезно.

Он поднялся.

— Если он попытается уйти из города, не будет ли Нимью против?

— Я разрешу, и она ничего не сможет поделать. Ведь законным образом в нашей семье ношу брюки только я. Разумеется, без шума не обойдется.