Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адам Ежи Чарторыский в своей записке от 30 декабря 1814 г. отмечал, что «Парижский договор[779], установивший основы свободы судоходства по рекам Германии, положил счастливое начало применению либеральных принципов по всем видам торговых связей. Речь, следовательно, идет лишь о том, – отмечал он, – чтобы распространить этот принцип на все реки, устья рек, каналы и порты, которые находятся на территории Пруссии и представляют интерес для торговли польских областей. Этот же принцип надо распространить и на сухопутные торговые связи. В нем уполномоченный на переговорах должен усмотреть цель и смысл постановлений, предложенных с тем, чтобы обеспечить польским областям, независимо от их государственной принадлежности, неисчислимые блага, которые принесет им свобода внутренних и внешних торговых связей»[780].
Вследствие постановлений Парижского трактата 1814 г., в рамках венских переговоров было подписано постановление о свободе судоходства по рекам[781], которое, с одной стороны, призвано было способствовать всестороннему развитию торговых отношений между народами, а с другой, стало впоследствии прототипом для многих подобных международных соглашений, в частности, в отношении Вислы[782].
Для урегулирования правил судоходства и торговли, а также устройства таможен Королевства Польского с польскими провинциями Австрии и Пруссии в конце 1815 г. европейские монархи учредили в Варшаве трехстороннюю комиссию[783]. 26 февраля 1816 г. комиссия приступила к работе. В течение марта – ноября 1816 г. Варшавская комиссия выработала девять конвенций[784], условно утвержденных русским правительством, так как не было выполнено основополагающее требование: ограничение доступа прусских и австрийских товаров на внутренний рынок Российской империи. В феврале 1817 г. заседания этой комиссии были перенесены в Петербург, где был создан специальный комитет[785], работа которого затянулась почти на два года[786] и лишь в августе и декабре 1818 г. были подписаны договоры о торговле и судоходстве с Австрией и Пруссией[787].
В соответствии с этими документами «судоходство по рекам большим и малым, […] которые, имея вершину свою в землях, составлявших в 1772 г. Королевство Польское, […] как вверх, так и вниз до впадения их в море, и вход в пристани» объявлялось свободным. Это постановление должно было относиться «к каналам уже существующим и тем, кои впредь будут прокопаны; ко всем рекам, ныне уже судоходным, или могущим впоследствии сделаться судоходными», которые «протекают между восточными границами прежней Польши, Двиною, Днепром, Днестром и Прутом». С судов, проходящих по Висле, не должны были взиматься никакие пошлины[788].
Свободу судоходства подтвердила и российско-прусская конвенция от 27 февраля 1825 г.[789], несмотря на то, что были аннулированы конвенции 1818 г. и ряд статей Венского договора 1815 г.[790].
Таким образом, события европейской жизни начала XIX в. дают множество примеров поиска способов и моделей экономического объединения государств, несмотря на порой прямо противоположные направления в проводимой ими внешней политике. При этом обращение к тем или иным элементам экономического объединения европейских стран диктовалось в первую очередь потребностью преодоления экономических трудностей военного времени и послевоенного восстановления народного хозяйства.
Регулирование экономических отношений между европейскими монархиями после Венского конгресса приняло форму торговых договоров, которые определяли принципы эксплуатации путей сообщения, условия свободы поселения, размеры таможенных пошлин, включали таможенный тариф. Благодаря торговым договорам должен был осуществляться принцип взаимности в экономических отношениях отдельных государств. Однако он проводился не всегда последовательно. Особенности экономического развития европейских стран приводили к доминированию национальных интересов над общеевропейскими проблемами и затягиванию переговорного процесса на несколько десятилетий. Кроме того, если проблему судоходства европейским странам удалось согласовать достаточно быстро, то проекты возможных совместных финансовых мероприятий в большинстве своем оставались на бумаге или частично реализовывались в рамках двусторонних соглашений.
Однако наиболее полно объединительные тенденции в Европе в начале XIX в. прослеживаются на примере истории создания Германского таможенного союза. 1 января 1834 г. прекратили свою деятельность Баварско-Вюртембергский, Центральногерманский и таможенный союз во главе с Пруссией. Между членами нового таможенного союза, руководство в котором принадлежало Пруссии, были упразднены пошлины и сделаны первые шаги к объединению системы мер и весов[791]. В 1838 г. на его территории была введена единая валюта – «единый талер» (Vereinsthaler). В 1836 г. к таможенному союзу присоединились Баден и Нассау, а в 1842 г. – Брауншвейг и Люксембург[792].
По мнению исследователей, принципы существования Германского таможенного союза являются «едва ли не более совершенными, чем принципы деятельности Генерального соглашения по тарифам и торговле (1947 г.) и Всемирной торговой организации», а в его развитии «присутствуют практически все элементы, характерные для сегодняшнего Европейского Союза (наличие единой валюты, расширений, упразднение таможенных пошлин). Сама история создания Германского таможенного союза напоминает историю создания Европейского сообщества, которое сформировалось не в последнюю очередь вокруг «ядра» Бенилюкса, а заключенный позднее Австро-Германский валютный союз напоминает по характеру Европейское экономическое пространство»[793]. Объединяет их еще и постепенность интеграционных процессов, которые в XX в. начались в 1951 г., после создания Европейского объединения угля и стали (ЕОУС)[794]. В течение первых шести лет европейцы на примере угольной и сталелитейной промышленности налаживали механизмы интеграции, выясняли возможности и пределы согласования общеевропейских интересов с национальными. С 1 июля 1968 г. шесть государств-основателей ЕЭС – Германия, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург – ввели единый таможенный тариф для третьих стран, а с 1 января 1993 г. в Европейском Союзе был прекращен таможенный контроль над потоком товаров между странами-участницами. Таким образом, спустя 35 лет после подписания римских договоров 1957 г., результатом которых было создание Европейского экономического сообщества, завершилось формирование единого экономического пространства, в котором свобода передвижения товаров (таможенный союз) дополняется свободой передвижения услуг, капиталов и трудовых ресурсов.
С 1 января 1999 г. 11 стран-членов ЕС решили постепенно ввести единую валюту (евро). Следовательно, более 40 лет ушло на то, чтобы перейти к высшей стадии интеграции – валютному союзу с единой денежной единицей, общей экономической, денежно-кредитной и валютной политикой[795].
Объединение Европы способствовало развитию цивилизованных отношений между государствами, несмотря на существующие национальные, социальные, политические и экономические противоречия. Однако в отличие от предшествующего столетия в современном мире в принятии важных решений происходит медленное, но неуклонное снижение роли национальных государств.
С.М. Фалькович (Москва)
Польский вопрос во взаимоотношениях России, Австрии и Пруссии накануне и в период восстания 1830–1831 гг. в Королевстве Польском
После Венского конгресса 1815 г. Россия, Австрия и Пруссия, три континентальные державы, крепко спаянные общим «грехом» – разделами Речи Посполитой, были вынуждены вести общую скоординированную политику в польском вопросе, так как каждая из них понимала, что любое потрясение в одной из частей Польши неминуемо приведет к взрыву в двух других. Это вынужденное единство осложнялось, однако, одним весьма существенным обстоятельством: по инициативе Александра I Королевство Польское получило в 1815 г. автономию и конституцию, и оно стало «бельмом в глазу» для австрийского и прусского монархов, опасавшихся «дурного примера». В 1831 г. русский посол в Вене Д.П. Татищев писал российскому вице-канцлеру К.В. Нессельроде об этих опасениях Австрии, для которой «Королевство Польское на протяжении 15 лет было источником постоянных тревог и беспокойства, тогда как могло бы служить связующим звеном между двумя империями, если они обе, в соответствии с замыслом императрицы Екатерины II, осуществленным в результате раздела 1794 г., выказали бы равную заинтересованность в том, чтобы их польские подданные отрешились от всякой мысли о политической независимости»[796]. В результате Австрия и Пруссия напряженно следили за развитием ситуации на польских землях, за действиями России и, как бы соперничая с ней, сами старались одновременно заигрывать с поляками.