Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - Коллектив авторов

Действительно, европейским дворам казалось, что, хотя поход Наполеона в Россию и потерпел неудачу, новая военная кампания развернется весной 1813 г. между Неманом и Вислой, а театром военных действий станут Польша и Пруссия. Последняя, как союзник Наполеона, вынуждена будет не только подвергнуть свою территорию военному разорению, но и содержать французскую армию, французскую администрацию, французские гарнизоны в прусских крепостях и предоставить для ведения войны не только все наличные вооруженные силы, но и все возможные резервы – материальные и людские. Все это грозило Пруссии неизбежной экономической, военной и политической катастрофой. Речь, таким образом, шла не о выгодах или потерях, а о существовании самого Прусского государства.

К этому времени, уже осенью 1812 г., между союзниками Наполеона уже возникли трения относительно взаимных обязательств. Еще 8 октября 1812 г. в Вильно к герцогу Бассано прибыл прусский статский советник Бегуэлин с рекламациями прусского правительства. Их общая сумма в тот момент составляла 88,7 млн. франков, включая стоимость реквизированных французской армией в Пруссии 67,7 тыс. лошадей[731]. 4 ноября Наполеон потребовал от Пруссии заменить понесших в походе на Москву большие потери 2-й Гусарский и Уланский маршевый полки, а также увеличить на 1 тыс. кавалерии и на 4 тыс. пехоты прусский контингент в составе X корпуса Великой армии[732]. Это требование Берлин отклонил, ссылаясь на финансовые затруднения. Одновременно в прусской столице увязывали выполнение своих обязательств по союзному договору с возмещением Францией указанных претензий по рекламациям.

Масла в огонь подлил прусский уполномоченный в Вильно Круземарк, описавший прусскому канцлеру Карлу А. Гарденбергу в письме из Вильно от 21 ноября 1812 г. развал французской армии. И хотя Круземарк насчитывал тогда в рядах отступавших французов не менее 65 тыс. чел., однако эта численность французских была расценена европейскими дворами как неправдоподобная[733].

События, между тем, развивались с невероятной быстротой. Наполеон, 5 декабря 1812 г. бросивший армию, 14 декабря прибыл в Дрезден, откуда написал письма австрийскому императору и прусскому королю. В них он просил своих союзников увеличить их контингенты. Больше того, Наполеон просил Пруссию, сверх обязательств по союзному договору от 24 февраля 1812 г., сформировать отдельный корпус численностью 30 тыс. чел.[734].

Почти в то же самое время, 15 декабря, в Берлин прибыл адъютант Йорка майор А.Ф. Зейдлиц, который доложил королю о сделанных командующему прусским корпусом русских предложениях. Ввиду очевидного поражения французов, Йорк испрашивал инструкций относительно дальнейшего поведения прусских войск[735]. Выдвинутые одновременно требования России и Франции побудили Пруссию быть особенно осторожной, дабы не сделать опрометчивых шагов, имея в виду еще не завершившиеся переговоры с Австрией. С точки зрения Берлина, особое значение имел не только тон письма Наполеона, но и в особенности содержавшаяся в нем просьба сформировать из прусских войск отдельный корпус, наподобие австрийского. Это означало ревизию Тильзитской системы, поскольку ставило бы Пруссию, наравне с Австрией, в равноправные союзнические отношения с Францией, вопреки франко-прусскому договору 24 февраля 1812 г.

Это был большой соблазн для Берлина. Гарденберг в тот же день, 15 декабря, в беседе с французским послом в Берлине Сен-Марсаном, сформулировал условия, при которых Пруссия готова выполнить просьбу Наполеона. Чтобы занять достойное место союзника французского императора и образовать «барьер на Севере», Пруссии необходимо получить Польшу, хотя бы сделав прусского короля королем польским, и предоставить ей гегемонию в северной Германии[736].

20 декабря 1812 г. в Берлин прибыл адъютант Наполеона и его личный посланник граф Нарбонн. 21 декабря он встречался с маршалом Ожеро, командующим французским XI корпусом, войска которого занимали Пруссию. Ожеро, более реально, нежели Сен-Марсан, оценивавший сложившуюся ситуацию, предупредил наполеоновского эмиссара, что отступающие французские войска грабят страну и провоцируют беспорядки, могущие вызвать антифранцузское выступление, несмотря на всю лояльность прусского кабинета французскому императору. Для контроля над ситуацией и для наведения порядка в отступавших частях в прошлом Великой армии Нарбонн и Сен-Марсан потребовали от Гарденберга установить кордоны прусских войск на Одере и Эльбе. Прусское правительство встретило это требование благосклонно, так как видело в этой мере, так же как и в просьбе увеличить свой воинский контингент, средство негласного усиления самостоятельной прусской армии[737].

24 декабря, после приема у прусского короля герцога Бассано, в свите которого был и Нарбонн, наполеоновский адъютант встретился с Гарденбергом. Последний в ответ на предыдущие демарши французской дипломатии попросил разъяснений по поводу формирования нового прусского корпуса и устройства военных кордонов: должно ли это увеличение быть сделано из тех 42 тыс. чел., разрешенных для Пруссии договором 1808 г., или же возможно превышение этой оговоренной численности? Кроме того, Гарденберг заявил вновь об отсутствии денег для выполнения французских пожеланий[738].

Ввиду прусских колебаний Нарбонн сделал Гарденбергу предложение, которое, видимо, было специально подготовлено Наполеоном как для зондажа Пруссии, так и для ее удержания в своей системе. Нарбонн предложил Гогенцоллернам фамильный альянс Пруссии с Францией посредством женитьбы прусского принца-наследника на одной из принцесс императорской семьи[739]. Но, поскольку старшей по возрасту из всех французских принцесс – Юлии, дочери Жозефа – тогда было лишь 12 лет, перспективы такого брака выглядели для прусского канцлера сомнительными. Главным же для него было то, что фамильные узы не могли воспрепятствовать Наполеону уклониться от исполнения выдвинутых Пруссией условий.

Предвидя скорый кризис в наполеоновском блоке, Гарденберг 26 декабря провел совещание с Анкилоном и Кнезебеком с целью выработки сбалансированной позиции, на котором Анкилон вполне резонно заявил, что возможность избавиться от французского гнета еще не повод попасть под русское ярмо. Для того чтобы играть независимую роль, Пруссия должна объединиться с Австрией, чтобы только тогда выступить совместно с ней против Франции, уже разгромленной в России. Кнезебек, напротив, отрицал необходимость присоединения к Австрии, дожидаясь, пока последняя решится выступить против Наполеона. Он предлагал использовать французские просьбы о формировании нового корпуса и об установлении кордонов для немедленной мобилизации, по окончании которой Пруссия будет в силах выступить самостоятельно[740].

Гарденберг высказал промежуточную точку зрения. Он согласился с немедленным вооружением Пруссии под видом выполнения просьб Наполеона, чтобы затем объединить прусские войска с русскими и не дать Наполеону удержаться на Одере. Это даст возможность перенести театр военных действий за Эльбу, а может быть, и на Рейн. Это привлечет к Пруссии как Россию, так и Швецию. Однако, продвигаясь к намеченной цели, Гарденберг предлагал ничего не предпринимать открыто, не порывать с Францией без согласия и содействия Австрии. В этот переломный период, по мнению канцлера, следовало бы предложить королевской семье переехать в Силезию. С французами же, считал Гарденберг, надо продолжать переговоры, отправив с этой целью Круземарка в Париж[741]. В тот же вечер канцлер доложил Фридриху Вильгельму об итогах совещания.

Иными словами, Пруссии был нужен мир, и с этой целью она готова была броситься в первые открытые объятия: Франции или Австрии. Гарденберг хотел быть готовым к любым возможностям. Поэтому, оставаясь в старой системе союза с Францией, он пытался создать новую – в союзе с Австрией, не разрушая старой. В Париже Пруссия может только ожидать ответа Наполеона. В Вене же она может добиваться содействия К. Меттерниха[742].

Король отклонил план Гарденберга, выдвинув весьма основательные возражения. По мнению прусского монарха, этот план не давал Наполеону времени сформулировать свой ответ. Фридрих-Вильгельм считал, что, поскольку главной целью Пруссии было установление всеобщего мира, тогда, если Наполеон искренне желает мира, то он будет установлен весной. Если же, напротив, Наполеон будет препятствовать его заключению, то Австрия, как мирный посредник, сможет затянуть переговоры до тех пор, пока Австрия и Пруссия полностью не вооружатся и не объединят свои силы. Вот тогда, весной 1813 г., и наступит время открытого выступления Берлина.